Звуки творчества

«Сон в русскую ночь» в Театре Маяковского

В Театре имени Маяковского выпустили необычный спектакль «Сон в русскую ночь»: музыкант и композитор Петр Айду в качестве режиссера поставил «акустические картины» по мотивам русской классики. Как звучит «наше все», слушала Марина Шимадина.

Звуковая среда родной классики реконструируется при помощи натуралистичных «аналоговых» спецэффектов

Звуковая среда родной классики реконструируется при помощи натуралистичных «аналоговых» спецэффектов

Фото: Анатолий Жданов, Коммерсантъ

Звуковая среда родной классики реконструируется при помощи натуралистичных «аналоговых» спецэффектов

Фото: Анатолий Жданов, Коммерсантъ

Петр Айду, известный музыкант, мультиинструменталист и руководитель оркестра без дирижера «Персимфанс», не впервые заходит на территорию современного театра. Еще в 2015 году в «Школе драматического искусства» (ШДИ) он создал акустический перформанс «Звуковые ландшафты», где в качестве музыкальных инструментов использовались старинные шумовые машины, которые раньше применялись для озвучки в театре и кино. Постановка без текста и сюжета, дающая новую жизнь прикладным приспособлениям, тогда получила премию «Золотая маска» в номинации «эксперимент».

Позже в той же ШДИ Айду выпустил перформанс «Антропоценфония. Песни машин и механизмов» — со звуками станков, записанными на уральских заводах, и экспериментальный концерт «Реконструкция утопии», где стилизованный «советский оркестр» воссоздавал звучание 20-х годов прошлого века.

«Сон в русскую ночь» в Театре имени Маяковского выглядит продолжением этой серии. Здесь тоже на первом плане различные шумовые машины и хитрые приборы, передающие шум ветра, звук дождя, треск огня и другие явления природы и не только. Большинство этих «шумелок» из личной коллекции Петра Айду, который давно собирает и восстанавливает старинные инструменты. Другие сделаны или придуманы создателями и участниками постановки.

Зрители оказываются словно в студии звукозаписи и видят работу фоли-артистов над синхронными шумами, обычно скрытую от наших глаз. Наблюдать, «из какого сора» (иногда в буквальном смысле) рождаются знакомые звуки, очень увлекательно. В ход идет все: шорох мятой магнитофонной ленты изображает шум листвы, сыплющийся горох имитирует капли дождя, а лопающиеся пузырьки пупырчатой упаковочной пленки — искры огня. С помощью чувствительных микрофонов артисты передают тончайшие звуки: дыхание, шорохи, плеск воды, шуршание одежды.

Тут надо наконец сказать, что на этот раз в постановку Петра Айду вмешалась литература. Если раньше он соблюдал чистоту жанра и ограничивался лишь звуковыми эффектами, то теперь к ним присоединилось слово и стало, как водится, перетягивать внимание на себя. В инсценировку Анны Литкенс вошли фрагменты сразу нескольких произведений, как хрестоматийных, так и малоизвестных. Сначала мы погружаемся в летнюю идиллию с купанием из рассказа Шукшина «Там, вдали», которую сменяет крещендо грозы и тревожная ночь из «Глиняного дома в уездном саду» Платонова. Потом снова возвращается шукшинская коммуналка, гудящая звуками и голосами, как пчелиный улей.

Самые яркие, громкие и узнаваемые сцены спектакля — из пушкинского «Дубровского» и «Мастера и Маргариты» Булгакова. Владимир Дубровский поджигает свое поместье, доставшееся соседу Троекурову, а Маргарита крушит квартиру ненавистного критика Латунского. И эта оглушительная в прямом смысле картина, пожалуй, наиболее выразительна и уместна, потому что ее главная героиня и должна быть невидимой.

Остальные персонажи стали призраками-«невидимками» по воле режиссера. Актеры не играют их в прямом смысле, как мы привыкли, а создают звуковые проекции. Причем одного персонажа озвучивают сразу несколько артистов: один произносит реплики, другой имитирует шум движений, третий управляет местонахождением звука с помощью специальных рупоров — и незримые персонажи как будто перемещаются по залу. При этом от артистов, одетых художницей Катей Бочавар в суровые рабочие комбинезоны, требуется настоящее самоотречение, нивелирование своего «я» и желания что-то играть. Они тут выступают скорее в роли перформеров или рабочих сцены, обслуживающих вышедшие на первый план механизмы. Но, с другой стороны, работают как слаженный музыкальный ансамбль.

Спектакль можно рассматривать как любопытный бэкстейдж съемочного процесса, а можно закрыть глаза и представлять в воображении собственные картины, рождаемые звуками. Правда, проблема в том, что это будут отдельные, не связанные общей идеей эпизоды. Жанр «сна» удобен тем, что не предполагает какой-то логики. Но кто видит этот «Сон в русскую ночь» и в чем его специфическая «русскость» — может быть, в страсти к разрушению?

Возможно, главный сновидец тут — герой фантастического рассказа Андрея Платонова «Лунная бомба», одержимый ученый, который отправляется в полет к нашему спутнику и сталкивается с необъяснимыми загадками мыслящей вселенной. Платонов разворачивает целую космическую симфонию: солнце у него «ревет», кометы «визжат на бегу», а звезды «гремят» и «кричат в космическом океане». Текст тут явно переигрывает театр, но и дает необходимую дистанцию, чтобы посмотреть на наш не очень ладный, но родной и знакомый мир издалека. После такого кошмарного сна хорошо проснуться и почувствовать себя дома.

Марина Шимадина

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...