Выбор нити

Новые смыслы текстиля на выставке Ольги де Амараль

В парижском Fondation Cartier pour l’art contemporain проходит первая в Европе большая ретроспектива Ольги де Амараль — классика новой таписерии, которую теперь чаще называют fiber art (искусство нитей). Собранные вместе, ее работы дают возможность по-новому увидеть и ее творчество, и смысл самой этой техники.

Текст: Елена Стафьева

Фото: Marc Domage

Фото: Marc Domage

Колумбийка, родившаяся в Боготе, она заканчивала свою учебу в 1955-м в мичиганской Cranbrook Academy Of Art, в текстильном классе у финской модернистки Марианны Стренгелл, пожила какое-то время в Европе, потом вернулась в Колумбию (где де Амараль, которой сейчас 92 года, до сих пор и живет) и увлеклась традиционными ткаческими ремеслами Латинской Америки, а также искусством, в том числе и текстильным, доколумбовой Америки. Принято считать (и писать в ее биографических материалах), что на этом пересечении — опыта модернизма середины прошлого века с одной стороны и традиционной доколумбовой культуры с другой — и формируется ее эстетика. То есть художник де Амараль всю жизнь работает в манере абстрактного экспрессионизма, сделав своим художественным материалом пряжу, нитки, ткацкие станки.

Арт-сообщество уже довольно давно отказалось от предубеждений, внутри которых таписерия считалась чем-то прикладным (почти дамским рукоделием), и стало рассматривать ее как часть общего художественного процесса. Две последние Венецианские биеннале зафиксировали это положение дел, показав гобелены, ковры, квилт, вышивки наравне с другими работами современных художников. Декоративность, присущая этим практикам, перестала быть определяющим их свойством.

Но в главном проекте биеннале этого года был один гобелен де Амараль, а в пространстве Фонда Картье — два этажа ее работ от 1970-х до 2010-х, и они, конечно, составляют несравненно более полное представление о художнике.

Нити и пряжа, главный материал де Амараль, представлены тут в разных состояниях. Внизу, в темном пространстве без окон, как отдельную инсталляцию показывают одну из самых известных ее серий — «Estelas» («Звезды»). Очень плотные, жесткие, покрытые левкасом и ее фирменным сусальным золотом гобелены нерегулярной формы будто бы застыли в воздухе и создают ту драматическую, почти угрожающую неподвижность, какую можно увидеть у каменных и золотых идолов.

Наверху, в огромном пространстве со стеклянными стенами, открытыми в сад, выставлена серия «Brumas» («Туманы» или «Дымки»): яркие нити разной длины, подвешенные почти к потолку, собранные рядами в строгие геометрические формы, на которых, если двигаться вокруг, проступают фигуры контрастных цветов. В них растворяется свет — и естественный, и искусственный, и они, в полном соответствии со своим названием, при всей свой четкой геометрии полны текучести и нестабильности.

Тут же, наверху, собраны несколько больших гобеленов, выполненных в разной технике. Сплетенная слой за слоем из трикотажных лоскутов красно-желтая, напоминающая россыпь листьев поверхность огромного «Muro en Rojos» («Стена в красных тонах»); неравномерная плотность «Riscos en Sombra» («Скалы в тени»), проходя свозь которую, дневной свет проявляет абстрактный рисунок, создаваемый этой неравномерностью; расходящаяся книзу бахромой переливающаяся холодными сине-серо-зелеными рефлексами серебристая поверхность «Riscos en Bruma» («Скалы в тумане»). Благодаря сценографу Лине Готме мы видим, что эти работы создают единое пространство с окружающим их садом, кварталом, городом. Их концентрированная красота идеально отражена и усилена внутренним пространством Жана Нувеля.

Долгое время было принято считать, что новая таписерия – это ниша, которую в 1960-е нашли женщины-художницы, потому что пространство «большого» искусства, «настоящего» абстрактного экспрессионизма было занято мужчинами — Ротко, Поллок, Барнетт Ньюман,— а женщины перекладывали их живописные полотна на язык уткА и основы. Однако выбор материала — особенно такой показательный выбор женщиной очень женского материала — всегда есть выбор смысла.

Эта смысл было довольно сложно понять, видя работы разрозненно, поодиночке,— ретроспектива в Fondation Cartier делает его абсолютно ясным. Искусство де Амараль посвящено рождению (или восстановлению) гармонии из хаоса: сияющей безмятежности — из тревожной тяжести золота, геометрической четкости — из путаницы нитей, проявленному узору – из глухого переплетения. Границы между одним и другим размыты, переходы незаметны. В работе «Agujero negro» («Черная дыра») на серебристой бахроме нарисован четкий черный круг, но бахрома эта отвернута и под ней виден второй слой, где из-под черного круга появляются золотые всполохи — свет то ли поглощается, то ли, наоборот, вырывается. Сводить края, латать прорехи, соединять лоскуты — в этом и состоит работа Ольги де Амараль, и нити для нее подходят превосходно.


Подписывайтесь на канал Weekend в Telegram

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...