Казахский "Кочевник" (2006, **), над которым работал сначала Иван Пассер, живая легенда чешского кинематографа "пражской весны", после ее разгрома перебравшийся в Голливуд, и не менее знаменитый российский режиссер Сергей Бодров-старший, — это нечто большее, чем фильм. Мощная пиар-акция казахского государства и казахской культуры, предприятие, лично курировавшееся президентом Назарбаевым, а возможно, и что-то вроде новой национальной мифологии, по которой будут изучать историю становления казахской нации. Речь в нем идет о том, как в XVIII веке злобные джунгары во главе с Галадан-Цареном напали на мирных и благородных казахов. Им пришлось бы весьма плохо, если бы мудрец и воин Ораз не спас, спрятав среди прочих мальчишек, будущего вождя казахов Мансура, вошедшего в историю под именем Аблайхан. В общем, обычный сюжет голливудского пеплума, предельно манихейский, апеллирующий даже, что в свете национальной специфики несколько неожиданно, к евангельскому сюжету "избиение младенцев": Галадан-Царен — центральноазиатский Ирод. Ампула не допускают никаких нюансов: герой, наставник, лучший друг героя, невеста героя, в которую он влюблен чуть ли не с колыбели, насильник и так далее. С постановочной точки зрения "Кочевник" рассчитан на то, чтобы поразить мировые киностолицы своим размахом. Создатели фильма гордятся тем, что для съемок было изготовлено 13 тыс. единиц оружия, 15 тыс. палаток, и прочая, прочая, прочая. Сказать про все это великолепие можно только одно: да, теперь так не снимают. Но сказать это можно с разными интонациями. С одной стороны, в эпоху стремительного превращения любого размашистого кино в компьютерную мультяшку нельзя не восхититься авторами "Кочевника". Собрали на съемочной площадке сотни статистов и лошадей, палатки эти шьют, щиты и мечи куют. Всадники скачут, головы отрубленные катятся, камера панорамирует по степи. Но, с другой стороны, так теперь не снимают еще и потому, что такая эстетика безнадежно архаична. "Кочевник" мог бы быть голливудским хитом, но только хитом 1950-х годов. "Фабрика снов" не выдержала напряжения и рухнула под тяжестью "Клеопатры" еще в 1963 году, а финансовые возможности у ведущих компаний были, мягко говоря, не слабее, чем у республики Казахстан. И "Кочевник" напоминает уже не вершину голливудского исторического жанра, а ее последние осколки, каких-нибудь сомнительных "Чингисхана" или "Варваров", которые снимали оставшиеся не у дел режиссеры в дешевой Италии. То есть ошеломить мировую общественность "Кочевник", конечно, может, но так, как ошеломил бы современного человека вывернувший ему навстречу из-за угла бронтозавр. "Пикник" (Picnic, 1955 **) Джошуа Логана, ремейк которого до "Кочевника" снял тот же Пассер, — знаменитая голливудская мелодрама, глуповатая до умилительности. Кажется, что все страсти, несмотря на то что главные роли сыграли замечательные Уильям Холден и Ким Новак, как-то понарошку. Время тут ни при чем: многие, даже самые наглые и китчевые, мелодрамы 1950-х годов и теперь шибают в голову. Дело в том, что "Пикник" изначально был имитацией, попыткой сварганить глянцевый, вполне конформистский продукт на основе только-только зарождающейся мифологии бунта. В первой половине 1950-х по голливудскому экрану шествовали "дикари" и "бунтовщики без причины", перекати-поле, неприкаянные бродяги, приходившие ниоткуда и расшибавшиеся в кровь о провинциальную, обывательскую агрессию. Такого примерно битника и изображает в "Пикнике" Уильям Холден. Хэл Картер приезжает в городок, где живет его бывший однокурсник, с ветерком, в товарном вагоне. Пособив по хозяйству приветливой старой леди, отдает ей в стирку свою единственную рубашку: на зрелище его обнаженного торса, как мотыльки на огонь, слетаются соседские девицы из небогатой, но благородной семьи. Одна из них, Мадж, школьная королева красоты, обещана сыну предпринимателя, фактического хозяина городка. Естественно, ее жених — тот самый приятель Хэла. Естественно, напившись на пикнике, он проявит свою мерзкую, эгоистичную сущность. А Мадж, сраженная загаром и бицепсами Хэла, пошлет к черту благополучие и рухнет в объятия бродяги прямо под насыпью, во ржи некошеной. А ее тетя, неприкаянная училка, согласная на любого, самого затрапезного мужчинку, тоже возжелает Хэла и спровоцирует полицейскую охоту на него. В свете этого глумливый оттенок приобретает реплика одного из персонажей, не желающего участвовать в пикнике: дескать, знаю я эти пикники, опять все будет, как в прошлый раз. Очевидно, линчевание гостей городка входит в обязательную программу местных праздников. Но, поскольку "Пикник" — имитация, до крайностей дело не дойдет. И Хэл вырвется из западни, отделавшись разорванной рубашкой, и надежды на то, что они с Мадж еще будут счастливы, Логан зрителей не лишает.
Видео с Михаилом Трофименковым
Казахский "Кочевник" (2006, **), над которым работал сначала Иван Пассер, живая легенда чешского кинематографа "пражской весны", после ее разгрома перебравшийся в Голливуд, и не менее знаменитый российский режиссер Сергей Бодров-старший, — это нечто большее, чем фильм. Мощная пиар-акция казахского государства и казахской культуры, предприятие, лично курировавшееся президентом Назарбаевым, а возможно, и что-то вроде новой национальной мифологии, по которой будут изучать историю становления казахской нации. Речь в нем идет о том, как в XVIII веке злобные джунгары во главе с Галадан-Цареном напали на мирных и благородных казахов. Им пришлось бы весьма плохо, если бы мудрец и воин Ораз не спас, спрятав среди прочих мальчишек, будущего вождя казахов Мансура, вошедшего в историю под именем Аблайхан. В общем, обычный сюжет голливудского пеплума, предельно манихейский, апеллирующий даже, что в свете национальной специфики несколько неожиданно, к евангельскому сюжету "избиение младенцев": Галадан-Царен — центральноазиатский Ирод. Ампула не допускают никаких нюансов: герой, наставник, лучший друг героя, невеста героя, в которую он влюблен чуть ли не с колыбели, насильник и так далее. С постановочной точки зрения "Кочевник" рассчитан на то, чтобы поразить мировые киностолицы своим размахом. Создатели фильма гордятся тем, что для съемок было изготовлено 13 тыс. единиц оружия, 15 тыс. палаток, и прочая, прочая, прочая. Сказать про все это великолепие можно только одно: да, теперь так не снимают. Но сказать это можно с разными интонациями. С одной стороны, в эпоху стремительного превращения любого размашистого кино в компьютерную мультяшку нельзя не восхититься авторами "Кочевника". Собрали на съемочной площадке сотни статистов и лошадей, палатки эти шьют, щиты и мечи куют. Всадники скачут, головы отрубленные катятся, камера панорамирует по степи. Но, с другой стороны, так теперь не снимают еще и потому, что такая эстетика безнадежно архаична. "Кочевник" мог бы быть голливудским хитом, но только хитом 1950-х годов. "Фабрика снов" не выдержала напряжения и рухнула под тяжестью "Клеопатры" еще в 1963 году, а финансовые возможности у ведущих компаний были, мягко говоря, не слабее, чем у республики Казахстан. И "Кочевник" напоминает уже не вершину голливудского исторического жанра, а ее последние осколки, каких-нибудь сомнительных "Чингисхана" или "Варваров", которые снимали оставшиеся не у дел режиссеры в дешевой Италии. То есть ошеломить мировую общественность "Кочевник", конечно, может, но так, как ошеломил бы современного человека вывернувший ему навстречу из-за угла бронтозавр. "Пикник" (Picnic, 1955 **) Джошуа Логана, ремейк которого до "Кочевника" снял тот же Пассер, — знаменитая голливудская мелодрама, глуповатая до умилительности. Кажется, что все страсти, несмотря на то что главные роли сыграли замечательные Уильям Холден и Ким Новак, как-то понарошку. Время тут ни при чем: многие, даже самые наглые и китчевые, мелодрамы 1950-х годов и теперь шибают в голову. Дело в том, что "Пикник" изначально был имитацией, попыткой сварганить глянцевый, вполне конформистский продукт на основе только-только зарождающейся мифологии бунта. В первой половине 1950-х по голливудскому экрану шествовали "дикари" и "бунтовщики без причины", перекати-поле, неприкаянные бродяги, приходившие ниоткуда и расшибавшиеся в кровь о провинциальную, обывательскую агрессию. Такого примерно битника и изображает в "Пикнике" Уильям Холден. Хэл Картер приезжает в городок, где живет его бывший однокурсник, с ветерком, в товарном вагоне. Пособив по хозяйству приветливой старой леди, отдает ей в стирку свою единственную рубашку: на зрелище его обнаженного торса, как мотыльки на огонь, слетаются соседские девицы из небогатой, но благородной семьи. Одна из них, Мадж, школьная королева красоты, обещана сыну предпринимателя, фактического хозяина городка. Естественно, ее жених — тот самый приятель Хэла. Естественно, напившись на пикнике, он проявит свою мерзкую, эгоистичную сущность. А Мадж, сраженная загаром и бицепсами Хэла, пошлет к черту благополучие и рухнет в объятия бродяги прямо под насыпью, во ржи некошеной. А ее тетя, неприкаянная училка, согласная на любого, самого затрапезного мужчинку, тоже возжелает Хэла и спровоцирует полицейскую охоту на него. В свете этого глумливый оттенок приобретает реплика одного из персонажей, не желающего участвовать в пикнике: дескать, знаю я эти пикники, опять все будет, как в прошлый раз. Очевидно, линчевание гостей городка входит в обязательную программу местных праздников. Но, поскольку "Пикник" — имитация, до крайностей дело не дойдет. И Хэл вырвется из западни, отделавшись разорванной рубашкой, и надежды на то, что они с Мадж еще будут счастливы, Логан зрителей не лишает.