«Три сестры» поселились на вокзале

Худрук воронежского драмтеатра Владимир Петров выпустил спектакль по пьесе Антона Чехова «Три сестры». Уже ставивший здесь «Вишневый сад» и «Чайку» режиссер в этот раз задумался о том, почему успешнее воспитанных и культурных людей оказываются «нахрапистые и незамысловатые существа». Задумался об этом и корреспондент «Ъ-Черноземье» Александр Прытков — и ему захотелось как можно скорее вырваться из созданной для «Трех сестер» удушающей атмосферы зала ожидания.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Премьерные показы «Трех сестер» прошли в Воронежском академическом театре драмы имени Кольцова 18 и 19 декабря. К очередной пьесе Антона Чехова подступился художественный руководитель театра Владимир Петров, ставивший здесь «Чайку» и «Вишневый сад».

Работая над этим спектаклем, режиссер задумался о том, «почему так происходит, что чем тоньше, образованнее, воспитаннее человек, тем с большей вероятностью он проигрывает жизненную позицию существу малокультурному, незамысловатому, нахрапистому». «Зачем мы растим людей деликатных, милосердных, добрых, отзывчивых, уступчивых. Ведь они обречены на поражение в столкновении с теми, кто идеалом нашим никак числиться не может. Чего не хватает людям, столь достойным нашей любви и уважения? Эта тема волнует театр в прочтении „Трех сестер“, это и есть главное обоснование выбора пьесы для постановки»,— рассказал худрук, отметив, что его также интересовала тема «отложенной жизни».

Последнюю Владимир Петров, ставший также и автором сценографии, поддержал оформлением: большая сцена театра превратилась в зал ожидания на вокзале. Посередине на столбе неумолимо отмеряют время часы, сзади установлены колонны, а по периметру расположены вокзальные сиденья, но на колесиках: актеры то и дело их двигают.

Специально для спектакля была написана музыка. Ее автором стал композитор Петр Киселев, уже работавший с Владимиром Петровым над несколькими постановками. В театре отметили, что для «Трех сестер» был создан «городской романс, то, чему можно подпевать». Однако лейтмотивом является композиция Over the Rainbow из голливудского фильма 1939 года «Волшебник страны Оз». Эта звучащая в разных аранжировках баллада о мечтах и счастье, пожалуй, как никакая иная подходит к истории о трех сестрах, прозябающих в каком-то губернском городке, желающих как-то изменить жизнь, но ничего для этого не предпринимающих.

Владимир Петров, любящий в своих спектаклях добавлять не имеющие отношения к первоисточнику элементы, в этот раз так делать не стал: постановка идет строго по Чехову, начинаясь с именин Ирины и заканчиваясь финальным диалогом сестер. Костюмы Фагиля Сельская в целом стилизовала под исторические, иногда добавляя что-то из другого времени, например кроссовки к платью.

Худрук усилил свою мысль о проигрыше нахрапистым и малокультурным существам через актеров. В его версии жена брата трех сестер Наталья особенно противна, сопереживать ей в ее кричащих костюмах — особенно на фоне всех остальных персонажей-неудачников в чем-то тусклом — невозможно. Впрочем, и другие герои положительных чувств могут и не вызывать: не только несчастные сестры, но и их брат, когда-то мечтавший стать профессором, а сейчас гордящийся прозябанием в земской управе, и растерявший все свои умения врач, и военные, почти у каждого из которых свои неурядицы и уход которых с вокзала под бравурный оркестр тоже весьма символичен.

Все они вызывают жалость, а где-то, возможно, и брезгливость, и презрение, и раздражение.

Удушливая атмосфера спектакля в какой-то мере оказалась органична и атмосфере самого театра. Актеры «драмы», особенно в постановках большой формы, как правило, «не искрят»: все происходит ровно и почти без эмоций. Здесь они тоже, кажется, порой просто произносят заученный текст, но в обстоятельствах бесконечных разговоров и абсолютного бездействия эта скука играет важную роль, подавляя любую инициативу. Особенно иллюстративна в этом плане сцена ожидания ряженых, где еще не растерявшая бодрости Ирина веселится в костюме клоуна на фоне унылых зеленых шинелей и серых платьев. Однако насколько смирение с такой действительностью может служить оправданием бездействия и почему некультурные люди, в отличие от культурных, хоть что-то делают, решить зрителю предстоит самостоятельно.