«Мы — неотъемлемая часть народа»

В канун уходящего 2024 года руководитель Министерства внутренних дел по Башкирии Александр Прядко дал интервью «Ъ-Итоги года». Генерал-лейтенант полиции рассказал Булату Баширову о статистике совершенных преступлений в республике, в том числе коррупционных, высказал мнение о миграционной политике, о снижении возраста для привлечения к уголовной ответственности, а также ответил на многие другие вопросы.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Guide: Вы возглавляете МВД по Башкирии больше полутора лет. За это время успели вникнуть в региональную специфику?

Александр Прядко: Наверное, сказать «Я все знаю» может только Господь Бог. Но, безусловно, регион уже для меня не чужой.

G: Рафаил Диваев, который возглавляет Общественный совет министерства, а ранее много лет руководил министерством, помогал вам советами?

А.П.: Безусловно, мы общаемся с Рафаилом Узбековичем не по вопросам рыбалки и охоты. Обсуждаем с ним профессиональные темы, для меня его мнение очень важно, конечно.

G: Чем Башкирия отличается от других регионов? Руководитель управления СКР Владимир Архангельский говорил мне, что, по его наблюдениям, в Башкирии больше развита коррупция, чем в регионах, где он ранее служил.

А.П.: Я служил в больших регионах и могу сказать, что, допустим, от Ростовской, Самарской, Волгоградской областей Башкирия не отличается. Коррупция это, к сожалению, болезнь общества, которая имеет место быть везде. Чем больше бюджет, чем больше в регионе работает программ национальных проектов, тем больше, к сожалению, по количеству, а может быть даже и по качественной составляющей, совершается коррупционных преступлений. Человек, увы, так устроен. Невозможно найти на 100% честных чиновников или сотрудников правоохранительных органов, увы. Слаб, как говорится, человек, поэтому вот так и происходит.

G: В этом году, согласитесь, какой-то прямо «министропад» происходит в Башкирии. Министры, их замы и прочие госслужащие становились фигурантами уголовных дел, затем подсудимыми и осужденными. Как вы это можете объяснить?

А.П.: Как я уже сказал, Башкирия имеет достаточно серьезные финансовые возможности. Эта тема достаточно серьезная, и, может быть, не мне давать оценку недостаткам кадровой политики.

G: Ранее вы говорили, что средний размер взятки в Башкирии составляет 120,6 тыс. руб. Он изменился?

А.П.: Не изменился, остается на прежнем уровне.

G: Может, банальный вопрос, но борьба с коррупцией будет усилена?

А.П.: Есть воля руководства страны по усилению борьбы как с общеуголовными преступлениями, так и с коррупционным составом. Наличие возбужденных уголовных дел и осужденных фигурантов достаточно высокого уровня говорит не столько о пораженности общества коррупцией, сколько о результатах борьбы с ней. Поэтому эта работа, безусловно, будет продолжена. На то и существует система сдержек и противовесов: МВД, СКР, ФСБ, прокуратура. Чтобы карась не дремал.

G: Какое решение вы примите в отношении начальника уфимского отдела полиции №3, которого недавно арестовали по обвинению в посредничестве во взяточничестве? После задержания официально сообщалось, что МВД проводит проверку.

А.П.: Он уже уволен. Сомнений в его виновности у меня практически нет: его задержали с поличным. Для меня эта история в какой-то степени личная, что ли… Я был с ним знаком. Он производил приятное впечатление. Участвовал в жизни коллектива, собрал спортивную команду своего отдела… Я не ожидал от него такого. Для меня это сродни предательству.

G: Традиционный вопрос: какова статистика преступлений с начала года и в том числе раскрываемость?

А.П.: За 11 месяцев этого года зарегистрировано более 47 тыс. преступлений, из которых 13 тыс. — тяжкие и особо тяжкие, 12 тыс. краж, 4 тыс. — связанных с незаконным оборотом наркотиков, около 10 тыс. мошенничеств. При этом, по сравнению с аналогичным периодом 2023 года, общее количество преступлений снизилось на 1,2 тыс.

С начала года раскрыто более 20 тыс. преступлений, в том числе более 5 тыс. — тяжких и особо тяжких. Раскрыто более 300 фактов причинения тяжкого вреда здоровью, 200 грабежей, свыше 100 убийств и 60 разбойных нападений. В целом практически каждое второе преступление раскрывается.

G: Как меняется преступность в республике?

А.П.: Рассматривая статистику последних пяти лет, можно сделать выводы о ежегодном снижении уличной преступности — c 10,2 тыс. в 2020 году до 4,5 тыс. за 11 мес. 2024 года. Кражи за тот же период снизились с 20,4 тыс. до 12,5 тыс., грабежи — с 836 до 331, а разбои с 125 в 2020 году до 64 за 11 месяцев 2024 года.

Меньше регистрируется фактов причинения тяжкого вреда здоровью — с 553 до 327. При этом, как показывает статистика, растет число мошенничеств — с 7,1 тыс. в 2020 году до 9,9 тыс. за 11 месяцев этого года.

G: Организованная преступность осталась в прошлом?

А.П.: Конечно, нет. Но степень влияния организованной преступности стала заметно меньше. Тем более что работает статья УК РФ о высшем положении в преступной организации. Но, возвращаясь к коррупции: она, можно сказать, тоже в определенной степени организованная преступность, которая сменила спортивные костюмы на костюмы и галстуки. Во многих делах есть квалифицирующий признак: в составе организованной группы.

G: В Башкирии есть «положенцы»?

А.П.: В республике таких нет. Они либо в местах лишения свободы, либо бывают тут наездами. Но это временно. Сколько веревочке ни виться, а впереди — места лишения свободы.

G: Телефонные мошенники, судя по предыдущим вашим интервью и выступлениям, — проблема, которая вас особенно волнует.

А.П.: Несмотря на все, в том числе какие-то знаковые, задержания, ситуация в лучшую сторону, по моему мнению, к сожалению, не меняется. С начала этого года размер причиненного ущерба превысил показатели всего 2023 года — уже около 4 млрд руб. Речь идет не только о «классических» телефонных мошенниках, но и так называемых «инвесторах», которые предлагают людям якобы вложить свои деньги для заработка, но в итоге граждане их теряют.

G: Как вы можете объяснить ситуацию, когда, казалось бы, неглупые люди действуют по сценарию мошенников?

А.П.: Если говорить об «инвестиционной» схеме, то, на мой взгляд, речь может идти о желании человеком быстрого заработка. Там какая схема? Сначала будущему потерпевшему предлагают внести 10 тыс. руб. Всегда сначала просят именно эту сумму. Он это делает, затем открывает некую программу на компьютере и видит якобы свои деньги. Со временем счет увеличивается и человеку кажется, что его инвестиции работают. Под этим влиянием он берет в банке кредит на 1 млн руб. и «инвестирует» их. И что дальше? А все. Вывести их обратно он уже не сможет. Это даже не жадность, а алчность. Ну, или, мягко говоря, наивность.

Другая причина — страх. Он возникает при звонке якобы сотрудника полиции или ФСБ. Абоненту даже могут сбросить в мессенджер якобы постановление о возбуждении уголовного дела. Мол, вы финансируете бандформирования. Это очень сильно психологически действует на людей. После запугивания на связь выходит другой человек — и так по цепочке.

G: Кого из этой цепочки удается арестовать?

А.П.: Мы выходили на человека, который вербовал курьеров для сбора денег у потерпевших. Но это промежуточное звено. Сами организаторы не в России.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

G: А курьеры — это в основном кто?

А.П.: Ни одного курьера я не видел, чтобы он был какой-то идейный. Обычно это молодые парни. Без идей, без убеждений. Им все равно, как получить деньги: у бабушки последнее забрать или наркотики по тайникам раскладывать.

G: У таких курьеров век недолог? Месяцы?

А.П.: Нет там никаких месяцев. В случае с закладчиками — месяц-полтора ему удается «поработать». Курьеры, которые забирают деньги у бабушек после промывки мозгов по телефону, как правило, попадаются если не в первый, то во второй раз.

G: У сотрудников полиции, которые дежурят возле банкоматов в торговых центрах и видят, что условная бабушка, говоря по телефону, собирается перевести деньги мошенникам, есть какие-нибудь полномочия, кроме уговоров положить трубку?

А.П.: Это не дежурство, а охрана общественного порядка. На основании статистики мы знаем, в каких точках чаще всего люди переводят деньги мошенникам, поэтому, маневрируя силами и средствами, мы включаем их в маршрут охраны общественного порядка. К сожалению, если сотрудник полиции видит, что человек, вероятнее всего, переводит деньги мошенникам, он ничего не может сделать, кроме попытки переубедить. Но зачастую люди нас не слушают, бывает, что убегают к другим банкоматам. Реальный случай: шесть часов мы пытались убедить гражданина не переводить деньги. В итоге забрали его в отдел, пригласили его родственников.

А в ответ слышали, что мы все — идиоты.

G: А если в такой ситуации, допустим, какое-то гражданское лицо заберет у бабушки телефон и сбросит звонок. Что ему за это грозит?

А.П.: Ему за это грозит почетная грамота и рукопожатие от министра (смеется).

G: МВД уделяет особое внимание преступлениям с участием мигрантов, как это делает СКР? И что, по-вашему, необходимо сделать, чтобы минимизировать количество нарушений с их стороны?

А.П.: Я не компетентен давать оценку миграционной политике государства. Мое личное мнение: решение о выдаче российского паспорта надо принимать более взвешенно.

Что касается СКР, то Александр Иванович Бастрыкин берет на контроль не только эти дела, но и другие, имеющие общественный резонанс.

Говоря о статистике преступлений, совершенных мигрантами, отмечу, что в общей массе правонарушений их количество невелико. Поэтому говорить о каком-то серьезном их влиянии на криминогенную обстановку не стоит. Другое дело, что в соцсетях население бурно реагирует на подобные преступления. И, на мой взгляд, в некоторых вопросах не хватает достоверной информации. Например, не так давно в СМИ была опубликована информация, что в нелегальном медресе содержались дети. Это, конечно, так. Но никто не написал, что они были там по добровольному согласию родителей.

G: В этом году мы писали серию статей об уфимском подростке, которому вынесли приговор за попытку распространения наркотиков в особо крупном размере. При этом, как выяснилось позднее, приговор был незаконным, так как ему на тот момент не исполнилось 16 лет. Судя по всему, возраст совершения преступлений снижается. На ваш взгляд, действующая редакция УК РФ в этой части актуальна или нуждается в пересмотре?

А.П.: Это удивительная история. Я до сих пор не могу понять, как так произошло. Отвечая на вопрос, полагаю, что по особо тяжким преступлениям, на мой взгляд, безусловно, необходимо снизить возраст привлечения к уголовной ответственности. Но это мое личное мнение.

В мировой практике такие примеры есть.

G: На сколько лет?

А.П.: С 14 лет. Мы же паспорт выдаем в 14 лет. Подчеркиваю, я не говорю про все виды преступлений. Речь идет, например, о незаконном обороте наркотиков и тому подобном.

G: Как изменилась ситуация с кадрами? Кого не хватает?

А.П.: Каждая четвертая вакансия свободна, или более 3,2 тыс. должностей аттестованных сотрудников — сержантов и офицеров. В первую очередь в строевых подразделениях, патрульно-постовой службе, конвое. К сожалению, причина, в большей части, в зарплате. Плюс достаточно приличный некомплект вольнонаемных, что, впрочем, не критично.

Помимо этого, надо понимать, люди уходят в отпуска, на больничные. Два отряда находятся за пределами республики: один — на Северном Кавказе, второй — на административной границе. И женщины уходят в декрет.

У нас никто этого не запрещает, материнство — это святое. Тем не менее де-юре они в штате, а де-факто их нет на рабочих местах.

Делаем, что в наших силах, чтобы изменить ситуацию. Стараемся премировать сотрудников. Да, немного, но как можем. Проводим социальную работу. В том числе для ветеранов службы. Например, на Революционной улице в Уфе сдаем дом для наших очередников. 117 человек, большинство которых уже пенсионеры, получат жилье. Потом они смогут его приватизировать. С 2005 года очереди на получение квартир нет, а эти люди были в ней ранее. Теперь мы свое обязательство перед ними выполнили.

G: Юридический институт МВД — ваш основной поставщик кадров.

А.П.: Учитывая, что оттуда ежегодно приходят на службу в МВД до 100 человек, он не может быть основным. Конечно, есть те, кто увольняется, но большая часть остается.

G: На престиж профессии влияют сериалы про полицейских? Их сейчас очень много.

А.П.: Конечно, влияют, но я считаю, что многие сериалы отвратительные.

G: «Полицейский с Рублевки» смешной.

А.П.: Смешной, но... Для меня идеальный сериал — это, конечно, «17 мгновений весны» и «Место встречи изменить нельзя». Они близки к идеалу.

G: «Улицы разбитых фонарей»…

А.П.: Ну, согласен, первые «Улицы разбитых фонарей». Я до их выхода книгу Кивинова читал. Это правда. Но кому нужна такая правда? Страна была в разрухе, понимаете? Я в это время служил в уголовном розыске в Ростове-на-Дону. Ну да, там что-то было из того, что было с нами на самом деле. Но я не хочу в начало 90-х. Хотя бы потому, что я уже не так молод.

G: Сейчас что изменилось?

А.П.: Мы раскрываем преступления, которые не раскрывали тогда, хотя численность личного состава в то время была больше. Правосознание граждан сейчас другое, чем было в 90-е годы. Можно спокойно ходить по городу. А если что-то произошло, то мы разберемся.

Я с осторожностью отношусь ко всеобщей цифровизации, но камер наблюдения на улицах надо ставить больше. Однако надеяться надо на людей все-таки, потому что камера без человека — это бездушное железо.

Воспитывать людей надо не только рублем. Камеры на дорогах, например, для чего: мы хотим жизнь человеку спасти или казну пополнить штрафами?

G: Нападения на полицейских случаются? Насколько это серьезная проблема?

А.П.: Раньше я считал, что это большая проблема. Инцидентов не много. В этом году было возбуждено одно уголовное дело по обвинению в угрозе жизни представителю власти. Есть эпизоды применения насилия и оскорбления представителей власти.

Когда я начинал служить, этих статей вообще не существовало. И, если честно, мы не особо приветствовали, когда они вошли в Уголовный кодекс. Трудно себе представить, что когда ты крутишь человеку руки, он будет в ответ выражаться литературным языком.

Бывают, к сожалению, серьезные инциденты. Не так давно двух оперативников порезали ножом.

G: В США полицейские нейтрализовали бы угрозу из табельных глоков…

А.П.: Хорошо это или плохо, но мы отличаемся от американских полицейских. И очень сильно отличаемся. Кому-то это не понятно, кто-то может не верить, но мы — неотъемлемая часть народа.

Можно предположить, что они пускают оружие в ход мгновенно, мы предпочитаем взять нарушителя живым. И все эти байки, мол, после применения оружия полицейский устанет бумаги заполнять и отчитываться — не правда. Применяли, в том числе на поражение, и бумаги заполняли, но от этого не умерли и со службы не погнали. Просто у нас есть некий психологический барьер, даже когда человек бросается с ножом. Мы чаще всего лучше возле него походим, попытаемся обезоружить, чем подстрелить его.