«На сегодня сложилась глубоко тревожная ситуация»

Заместитель министра иностранных дел РФ Сергей Рябков в блиц-интервью корреспонденту “Ъ” Елене Черненко ответил на вопросы о перспективах гонки вооружений между Россией и Западом, эффективности ядерного сдерживания и возможных договоренностях с администрацией Дональда Трампа.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

— Начальник Генштаба ВС РФ Валерий Герасимов на днях сказал, что «тема контроля над вооружениями осталась в прошлом». Согласны ли вы с этим и если да, то что это означает на практике, ведь контроль над вооружениями на протяжении десятилетий был основой советско/российско-американских отношений? Нас ждет эпоха гонки вооружений?

— Основой неплохих положительных результатов в поздний период советско-американских отношений и на начальном этапе российско-американских отношений были пиковые значения наличия с обеих сторон политической воли к тому, чтобы выстраивать конструктивное взаимодействие после окончания холодной войны. Шел поиск опорных точек. И шел поиск областей близких или совпадающих интересов. Наметилось движение к отказу от шагов и мер, радикально подрывающих безопасность друг друга. Контроль над вооружениями, разумеется, был значимым элементом этих усилий, но далеко не единственным, и сам по себе он был во многом производным от общего состояния двусторонних отношений и обстановки в сфере международной безопасности в целом.

Например, Договор по СНВ (стратегическим наступательным вооружениям.— “Ъ”) 2010 года удалось разработать и заключить именно благодаря заявленному с обеих сторон намерению выстраивать взаимоотношения на качественно новой основе. Она предполагала, в частности, соблюдение принципов равноправия и неделимости безопасности. Напомню, что эти постулаты были закреплены непосредственно в тексте соглашения, в его преамбуле. Дословная цитата оттуда: нужно работать над «упрочением новых стратегических отношений, основанных на взаимном доверии, открытости, предсказуемости и сотрудничестве».

В реальности все это было Вашингтоном отброшено. А если точнее сказать, то просто растоптано в угоду непомерным гегемонистским амбициям. Это выразилось в том числе в резко усилившихся попытках геополитически и военно-стратегически освоить постсоветское пространство, нанося тем самым существенный удар по безопасности России и жизненно важным интересам нашей страны, а также русского и русскоязычного населения на значительной части территории Украины.

Одновременно Вашингтон шаг за шагом целенаправленно разрушал все договоренности в области контроля над вооружениями, которые ему хоть как-то мешали и сковывали свободу рук.

На сегодня сложилась глубоко тревожная ситуация, когда после уничтожения целого ряда соглашений возникла слабо контролируемая среда и возникли такие условия в сфере безопасности, в которых выполнение некоторых из оставшихся договоров стало контрпродуктивным уже для России.

Перспектив выправления этой ситуации не просматривается, так как Вашингтон продолжает крайне враждебный курс, выбивающий почву из-под любых попыток налаживания предметного и конструктивного диалога по стратегической стабильности и контролю над вооружениями.

Начальник Генерального штаба вооруженных сил Российской Федерации генерал армии Герасимов с учетом изложенного, конечно, имел все основания для констатации, что на сегодня тема контроля над вооружениями в отношениях России и США и России с Западом становится скорее частью истории.

Строить прогнозы, что готовит нам день грядущий, наверное, неуместно. Но что касается гонки вооружений, то в определенном смысле некоторые ее признаки уже наблюдаются. По крайней мере, дестабилизирующие действия США становятся стимулом для тех стран, которые в Вашингтоне были назначены «оппонентами» или «противниками», к проведению компенсирующих контрмер.

Мы, со своей стороны, ни за кем не гонимся, но, безусловно, будем вынуждены работать над поддержанием баланса сил, действуя при этом максимально выверено, на основе принципа строгой достаточности, но при этом, безусловно, обеспечивая собственные интересы в данной сфере и гарантируя стопроцентно свою безопасность, в том числе — при необходимости —асимметричными шагами.

— Можно ли, на ваш взгляд, говорить, что ядерное сдерживание работает? Или необходимы иные подходы и концепции? Некоторые российские эксперты предлагают, к примеру, говорить о «ядерном устрашении».

— В общем, не совсем предновогодняя тема. Наверное, будет правильно сказать: сам факт того, что на сегодня масштабный лобовой конфликт между ядерными державами еще не разразился и ни одной из них не пришлось прибегнуть к применению ядерного оружия, в целом свидетельствует о том, что сдерживание продолжает работать. Наверное, можно дискутировать о его эффективности при решении тех или иных задач обеспечения национальной безопасности. Наверное, есть поводы и резоны для того, чтобы обсуждать изначальную способность этой концепции вносить вклад в решение подобных задач именно в сфере национальной безопасности.

Но факт есть факт: пока мы живем без обмена ядерными ударами.

Что касается терминологии, которая, на наш взгляд, носит скорее вспомогательный характер и не меняет существа проблемы: сдерживание или устрашение — все это не более чем варианты перевода англоязычного термина deterrence. Реальность же роли ядерного оружия в российской политике безопасности в любом случае неизменна: данный инструмент до момента его гипотетического применения в крайних обстоятельствах самообороны призван вразумлять, если хотите отрезвлять тех, кто решается покушаться на коренные интересы нашего государства, балансируя, как это происходит сейчас, на грани прямого открытого вооруженного конфликта с нами.

Так что, не умаляя сугубо концептуальной стороны вашего вопроса, отмечу, что если здесь и требуются некие новые подходы и уточнения, то прежде всего в прикладном плане, а именно с точки зрения возможности и целесообразности вести дальнейшую адаптацию доктринальных установок в данной сфере применительно к меняющимся реалиям и эволюции угроз. Недавно это было проведено в ходе работы над новой редакцией «Основ государственной политики Российской Федерации в области ядерного сдерживания». В частности, в этот документ был заложен очень серьезный сигнал нашим противникам. Он многоплановый, и я уверен, что специалисты на той стороне по крайней мере озаботились этим сигналом. Нам хотелось бы рассчитывать, что он будет адекватным образом воспринят не только спецами, но и политиками, и руководителями стран Запада, которые вынудили нас собственной враждебной политикой и крайне рискованными действиями в русле эскалации украинского кризиса внести изменения в российскую ядерную доктрину.

— Вы дважды сделали оговорки: «еще» не разразился лобовой конфликт и «пока» живем без обмена ядерными ударами. Звучит тревожно.

— Я осознанно употребил эти слова, это не какая-то оговорка, это констатация факта, потому что, как мы многократно подчеркивали, абсолютно безумный — если употребить надлежащее в этой ситуации слово — курс многих влиятельных деятелей на Западе, которые уверовали в собственную безнаказанность, это, в общем, если не игра в русскую рулетку, то по крайней мере бесконечное сжатие некой пружины. Свойство пружины — разжиматься, поэтому они должны об этом думать.

— От концептуальных вопросов к практическим. Что вы ожидаете от будущей администрации США в сфере стратегической стабильности? Стоит ли надеяться на новые договоренности — может быть, не оформленные в виде договоров, а более неформальные — между Москвой и Вашингтоном? Скажем, в сфере стратегических наступательных вооружений? Ведь мы помним, что в первый срок Дональда Трампа не удалось договориться о продлении Договора о стратегических наступательных вооружениях (ДСНВ), притом что Россия была готова проявить гибкость.

— Мы на сегодня не занимаемся формулированием ожиданий того, что может произойти после смены администрации в Вашингтоне. Есть, разумеется, аналитическая работа, есть определенная прогностическая деятельность, но сами понимаете, что это все не предмет для публичного обсуждения. И по большому счету, зная то, как выстраивалась американская политика в период первого президентства Трампа, здесь мы имеем большой такой массив факторов неопределенности. Давайте называть вещи своими именами.

Но, помимо прочего, это все означает, что мы внутренне готовы к разным вариантам развития событий.

Мы постоянно подчеркиваем, какие именно условия должны быть созданы для потенциального возобновления стратегического диалога с США. Прежде всего это предполагает отказ Вашингтона от курса на подрыв нашей безопасности и нанесение нам стратегического поражения, а также готовность США к комплексной работе по снижению конфликтного потенциала с учетом всех значимых факторов стратстабильности и с упором на устранение первопричин, созданных именно Западом, фундаментальных противоречий в области безопасности.

Вот в таком гипотетическом разговоре, или как сейчас принято некоторыми говорить, в таком залоге, если американская сторона будет действовать, исключать обсуждение ситуации в стратегической сфере я бы не стал. Но прежде мы должны увидеть изменения в их линии, а потом уже рассматривать, что и как, в каком формате мы можем в качестве повестки дня определить. Но все это на сегодня из области теоретизирования и гаданий.

— Наверное, тоже немного теоретизирование, но тем не менее спрошу: видите ли вы еще шансы договориться по режиму постДРСМД, то есть по ситуации, возникшей после развала Договора о ликвидации ракет средней и меньшей дальности? Скажем, если США откажутся от планов размещения ракет средней и меньшей дальности на территории Германии, может ли и Россия пересмотреть свои планы по развертыванию ракет «Орешник» на территории Белоруссии?

— Мы выступаем за комплексный подход к урегулированию проблемных вопросов и озабоченностей, накопившихся в стратегической сфере. Если в ходе такого — сугубо теоретического на данном этапе — многопланового диалога когда-нибудь в будущем стороны выйдут на взаимоприемлемое решение, то это, конечно же, станет позитивным развитием событий. Но, еще раз, такой диалог не состоится, если американцы не пересмотрят свой нынешний глубоко враждебный курс.

Параметры и тем более какие-то размены — это вообще не предмет, даже не предмет для размышлений на сегодня. Будет день, будет и пища.

Глава советской делегации по СНВ-1 Юрий Назаркин об истории разработки договора

А объективная реальность такова сейчас, что США активнейшим образом продвигаются к развертыванию наземных РСМД в Европе, уже разместили их в АТР (Азиатско-Тихоокеанском регионе.— “Ъ”). Президент Путин неоднократно заявлял, что на создание для нас и наших союзников дополнительных ракетных угроз неизбежно последует соразмерная реакция. Именно на этой установке базируется упомянутое вами совместное решение российского и белорусского руководства относительно потенциальных схем развертывания новейшей ракетной системы средней дальности «Орешник».

— Последний вопрос. Среди влиятельных сподвижников Дональда Трампа есть люди, призывающие к возобновлению полноценных ядерных испытаний. Если США действительно возобновят испытания и Россия тогда, как предупреждал президент РФ Владимир Путин, поступит так же, не приведет ли это к цепной реакции, когда и другие страны вновь начнут испытывать ядерное оружие? Чем это чревато?

— Избранный президент Трамп в свой первый президентский срок занял довольно радикальную позицию в отношении Договора о всеобъемлющем запрещении ядерных испытаний (ДЗВЯИ.— “Ъ”). Напомню, что в редакции ядерной доктрины США от 2018 года отказ от ратификации данного соглашения с пометкой о его якобы вредности для интересов американского государства зафиксирован прямо и недвусмысленно.

Я хочу просто сказать в этой связи о том, что международная обстановка сейчас крайне сложная, американская политика в разных ее аспектах на сегодня предельно враждебна по отношению к нам. Поэтому опциональность наших действий в интересах обеспечения безопасности и комплекс возможных мер, мероприятий, которые должны это материально реализовать, ну и политически соответствующие сигналы посылать, помимо того что профессионалы-практики рассматривают, вот этот комплекс не содержит никаких исключений. Мы рассматриваем весь набор возможных шагов.