Остепененный костоправ

В отечественной истории медицины о докторе Мухине принято говорить в исключительной степени, что в общем-то справедливо. В первой половине позапрошлого века он был, пожалуй, самым известным практикующим врачом в Москве. Сложности у историков медицины начинаются, когда надо коротко и внятно сказать, что именно следует считать главным вкладом доктора Мухина в отечественную и мировую медицинскую науку.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Оказалось, что проще перечислить все его мало-мальски значимые приоритеты в ней, и этот список получился очень длинным. Мухин был первым русским врачом, который начал делать прививки коровьей оспы, до него вариоляцию в Российской империи делал приезжий английский врач, используя материал из пустул больных натуральной оспой, что было гораздо опаснее. Мухин успешно купировал вспышку холеры в Москве, эпидемии цинги, желтухи, кори. Мухин написал первый учебник по анатомии для студентов на русском языке. Мухин провел первую в России успешную нейрохирургическую операцию с трепанацией черепа и затем поставил такие операции на поток. Мухин первым в России применил гальванический ток для терапевтических целей, за что был заочно избран членом-корреспондентом Парижского гальванического общества. Также заочно его избрали членом Геттингенского повивального общества, то есть отметился он достижениями европейского уровня и в акушерстве и гинекологии. Мухин защитил докторскую диссертацию «О стимулах, действующих на живое человеческое тело», в которой предложил классификацию стимулов, разделив их на центральные, рождающиеся в головном мозге, и нецентральные, возникающие в органах от внешних воздействий, то есть заложил основы физиологии ВНД и клинической психологии. Мухин исследовал и описал механизм смерти мозга человека при асфиксии. Мухин изобрел самовар-автоклав с паровой камерой для стерилизации бинтов, использовал хлорную известь для дезинфекции в больницах.

Наконец, профессор Мухин своей каретой четвернею с ливрейным лакеем на запятках произвел неизгладимое впечатление на десятилетнего Колю Пирогова. Доктор Мухин приехал лечить его старшего брата от ревматизма и, уходя, погладил Колю по головке. Брат через несколько дней поправился, а Пирогов-младший стал играть в доктора, сажая напротив себя котов и выписывая им рецепты. Это не шутка, именно так все это описал много лет спустя основоположник отечественной военно-полевой хирургии Николай Пирогов в своем «Дневнике старого врача». Более того, Мухин тоже запомнил мальчика и проследил, чтобы родные отправили его учиться медицине в Московский университет, где Мухин был деканом. А потом, заставив выпускника университета Пирогова громко и не переводя духа прочесть длиннейший период из переведенного и изданного им, профессором Мухиным, учебника физиологии Ленгоссека и убедившись, что легкие и дыхательное горло у Пирогова в порядке, отправил его на стажировку за границу для подготовки к профессорскому званию. Ибо для профессора прежде всего необходимо иметь громкий голос и хорошие дыхательные органы, остальному профессора можно научить. Открытие Пирогова тоже входит в число заслуг Мухина перед отечественной медициной наряду с самоваром-автоклавом.

Этот список можно продолжить. Кто желает, может самостоятельно почитать о прочих его достижениях в медицине своего времени в справочниках, энциклопедиях и юбилейных статьях историков медицины к 100-летию, 150-летию, 200-летию и 250-летию со дня рождения Ефрема Осиповича Мухина. Там же по уже установившейся традиции Мухина называют основоположником отечественной травматологии. Почему именно травматологии? Просто потому, что так историки медицины договорились между собой. Остальные отрасли медицинской науки — от хирургии до судебной медицины — уже были разобраны и поделены между коллегами Мухина из его поколения и последующих поколений. Основоположник отечественной хирургии — доктор Пирогов, терапии — доктор Мудров, эпидемиологии — доктор Самойлович, физиологии ВНД — доктор Сеченов, нейрохирургии — доктор Бехтерев… И так далее. Разница между ними и доктором Мухиным была только одна: все они без исключения прошли заграничную стажировку по своей главной специальности, а Мухин был стопроцентно доморощенным врачом, учиться медицине за границу он никогда не ездил.

Костоправная наука

Самым известным в медицинских кругах Российской империи трудом доктора медицины и хирургии Мухина стал его трехтомник «Первые начала костоправной науки» (1806), который в течение десятилетий был настольной книгой практикующих травматологов. При описании каждой отдельной формы вывиха, перелома, разрыва мышц и сухожильных связок Мухин приводил симптоматику, прогноз и рекомендуемое лечение, а основой рекомендаций являлся его собственный опыт. Например, вправление кости совершается осторожным и приличным растяжением изломанного члена, противорастяжением или сложением отломков, несовершенно отделенных, если они не в надлежащем месте, и приведением их в натуральный вид кости. Что касается удержания, то оно достигалось перевязками, мешками с песком, кроватками, желобами, лубками, березовой корой, так называемой английской кожей, толстой бумагой и «особенными машинами». В случае перелома бедра Мухин советовал использовать изобретенную им «песчаную постель», которая состояла «из двух боковых и одного подкладного песчаного мешка и тесемок».

В те же годы Мухин описал в «Медико-физическом журнале» две свои успешные нейрохирургические операции — «О проломе верхушки головы, соединенном с раною мозга и его покровов» и «О благополучном исцелении больного младенца, страдавшего проломом лба со вдавливанием отломка внутрь». Но такие операции никто, кроме него, не рисковал делать, поэтому лавры основоположника отечественной травматологии, коим он считается и поныне, принесли доктору Мухину его «Начала костоправной науки», бывшие в течение десятилетий настольной книгой практикующих российских травматологов с докторской степенью, а чаще без оной.

Лекарь времен Очаковских и покоренья Крыма

Ефрем Осипович Мухин был прямым потомком в восьмом колене боярского сына Микиты Мухина, который на государевой службе «на мерине с пищалью» был «верстан поместьем» и стал родоначальником белгородских столбовых дворян Мухиных. Их родовое поместье к моменту рождения Ефрема Мухина находилось в селе Зарожное Змиевского уезда Харьковской области. Поместье было небольшое, карьеры при дворе его предки не сделали, ее вершиной была должность подключника при дворе царевны Софьи Алексеевны Любима Мухина (четвертое колено дворян Мухиных), но чем закончила Софья, все знают.

В 1781 году в возрасте 15 лет родители отдали Ефрема на учебу в Харьковский коллегиум, близнец Московской славяно-греко-латинской академии, но на тот момент по программам обучения скорее больше похожий на Московский университет. В коллегиуме, помимо риторики, богословия и древних языков, изучались иностранные языки, математика, а кроме этого — геодезия, инженерное дело и даже основы артиллерии. Время было неспокойное: русско-турецкие войны шли одна за другой. Мухин тоже не избежал участия в них.

По окончании курса коллегиума в 1787 году он был направлен в госпиталь Елизаветинской крепости, а оттуда — в главный госпиталь при штаб-квартире Григория Потемкина и за участие в осаде и взятии Очакова получил медаль «За храбрость». Раненых в этой кампании было много: только по официальным данным — около 1800 человек. Так что, помимо медали, подлекарь Мухин получил суровый практический опыт «оказания хирургической помощи не только в госпитале, но и на поле боя» и обмороженные ноги.

Ноги он вылечил в Елисаветградском госпитале. Там же получил степень лекаря, преподавал в медико-хирургической школе госпиталя и сам много оперировал. А в январе 1795 года в возрасте 29 лет уволился из госпиталя «для усовершенствования в медико-физиологических науках» в Императорском Московском университете. На этом первый период жизни доктора Мухина заканчивается и начинается второй — московский.

Московский профессор

Студентом университета он был весьма условным. До сентября того же 1795 года он посещал лекции и практические занятия, а в сентябре профессора Московского университета дали положительные оценки его знаниям по химии и практической медицине, по опытной физике, по анатомии и судебной медицине, по акушерству, по физиологии и патологии, по естественной истории. В ноябре Мухин уже прочитал две пробные лекции — «О важнейших в нынешнем столетии изобретениях во всех частях врачебной науки» (на латинском языке) и «О преуспеянии врачебных наук в Российском государстве» (на русском языке), то есть практически был готов к профессорскому званию. В декабре он был назначен прозектором и адъюнктом патологии и терапии в Московском медико-хирургическом училище. А в феврале 1797 года стал адъюнктом в Московском военном госпитале в Лефортово (ныне Главный военный клинический госпиталь имени Бурденко).

Тем не менее положенный срок завершения высшего университетского медицинского образования и защиты докторской диссертации пришлось выдержать, и только в октябре 1800 года, после ее успешной защиты, он был удостоен степени доктора медицины и хирургии. Профессиональная медицинская карьера Мухина быстро пошла в рост. По приглашению князя Голицына он стал первенствующим доктором (главврачом) Голицынской больницы для бедных. По приглашению митрополита Платона он преподавал «весь курс медицинских наук» в Московской славяно-греко-латинской академии. Был избран профессором анатомии и физиологии, заведующим кафедрой анатомии, а потом также ученым секретарем Московской медико-хирургической академии. С соизволения императрицы Марии Федоровны был назначен старшим доктором Московского воспитательного дома, а также главным доктором Московского коммерческого училища.

В сентябре 1813 года он был приглашен в Императорский Московский университет на должность профессора кафедры анатомии, физиологии и судебной медицины. Дважды, в 1816–1817 и в 1821–1826 годах, избирался деканом медицинского факультета университета. Был назначен членом Совета по медицинской части при Министерстве народного просвещения. Был председателем комитета Московского университета и Императорской академии наук по исследованиям явлений животного магнетизма. Был членом правления Московского университетского благородного пансиона, директором созданной им же университетской аптеки. Служил бессменным заседателем правления университета.

Закончил свою академическую карьеру доктор Мухин в 1835 году в возрасте 69 лет в звании почетного профессора с генеральским чином действительного статского советника и пенсией, равной годовому жалованью. В сухом остатке у него к тому времени скопилось четыре бриллиантовых перстня от императора, четыре рескрипта Высочайшего благоволения императора, семь рескриптов с выражением Всемилостивейшего благоволения государыни императрицы Марии Федоровны, ордена Св. Анны и Св. Владимира разных степеней. Покинув службу, он не перестал заниматься практикой. Пациентов в Москве у него было много, его карету четверней с ливрейным слугой на запятках в Москве знали. Соответственно, его гонорары, надо думать, составляли весьма значительную сумму. Во всяком случае, он щедро жертвовал деньги на ремонт и строительство храмов и больниц для бедных.

Умер он в возрасте 84 лет в своем имении, купленном им в деревне Сельцо-Кольцово Тарусского уезда Калужской губернии. Все его ученые труды известны и аккуратно перечислены в его биографических справках. Никто не знает только одного: сколько операций сделал доктор Мухин своими руками. По некоторым очень приблизительным прикидкам, их число измеряется тысячами. Возможно, во времена Галена и Амбруаза Паре это было нормой, но не в XIX веке.

Сейчас мало кто помнит доктора Мухина. Его имени нет в названии ни одного известного медицинского учреждения. Студентов у профессора Мухина было много, но учеников, способных позаботиться об увековечении памяти учителя, было мало. Как писал Николай Пирогов, самый известный из них: «И за все это чем же я отблагодарил его? Ничем. Скверная черта, но она не могла не проявиться во мне… Si la jeunesse savait! (“Если бы молодость знала!” — “Ъ-Наука”). Теперь бы я готов был наказать себя поклоном в ноги Мухину; но его давно и след простыл. Si la vieillesse pouvait! (“Если бы старость могла!” — “Ъ-Наука”). Так на каждом шагу придется восклицать то же самое. Даже не верится, я ли был тогда на моем месте».

Ася Петухова