Китч-инфицированные

В Россию привозят работы Пьера и Жиля — ретроспектива мастеров художественного китча, организованная Московским домом фотографии, включена в программу Второй Московской биеннале современного искусства. Об освежающем воздействии китча на искусство рассказывает корреспондент "Власти" Анна Толстова.

Все знают, что такое китч: календари с котятами, садовые гномики, пасхальные зайцы, открытки в розочках и бантах. Большой энциклопедический словарь определяет четко: "Китч (нем. Kitsch) — дешевка, безвкусная массовая продукция, рассчитанная на внешний эффект". Немецко-русский словарь еще более категоричен: "Kitsch — пошлость, безвкусица, халтура в искусстве". Если верить словарным статьям, "китч" — антоним хорошего вкуса и искусства вообще. Однако не все так просто: недаром в 2004 году британские переводчики признали слово "китч" одним из десяти, которые труднее всего перевести. Еще труднее объяснить, как оно превратилось из ругательства в комплимент. И как так вышло, что приторно-сладкие фотографии Пьера и Жиля со смазливыми матросиками в ромашках и затянутыми в латекс и люрекс красотками — это не просто китч, а авангард современного искусства.

Китч как грязь

Когда и где возникло слово "китч", точно не известно. Якобы в середине XIX века в среде мюнхенских арт-дилеров. Так называли пользующуюся спросом у местных нуворишей изопродукцию, низкопробные картины и гравюры, халтуру, подражающую высоким аристократическим образцам. И будто бы произошел этот экономический термин от глагола "kitschen", что на местном диалекте означало "соскребать уличную грязь, сплетничать". Во всяком случае, знаменательно, что местом рождения слова "китч" называют Мюнхен — город сладчайшего немецкого барокко, пышнейшего югендштиля, отчаянного вагнерианства, "пивного путча" и знаменитой гитлеровской выставки "дегенеративного искусства".

В 1937 году в Мюнхене открылись сразу две эпохальные выставки. Одна объединила изъятые из германских музеев работы "дегенератов" (Пауля Клее, Макса Бекмана, Оскара Кокошки, Эрнста Людвига Кирхнера, Макса Эрнста, Отто Дикса, Марка Шагала и других великих новаторов) и должна была продемонстрировать всю ущербность модернизма. А на проходившей параллельно выставке "великого немецкого искусства" показывали произведения здоровые и правильные, арийские по духу и народные по форме. Наряду с мускулистыми героями первого скульптора Третьего рейха Арно Брекера здесь было много милых сердцу обывателя сельских идиллий, светловолосых голубоглазых детишек, обнаженных прелестниц в расцвете детородных сил и прочих, внешне лишенных идеологии образов. Вот тогда-то перед авангардом европейских интеллектуалов и встал во весь рост китч — как художественная проблема.

Китч как тоталитаризм

Авангард тогда ответил решительным отпором. Первыми угрозу тотального китча почувствовали как раз в фашистской Германии и морально готовой к аншлюсу Австрии: о том, что эта эрзац-культура с ее любовью к красоте вытесняет в интеллектуальное гетто высокую культуру с ее жаждой истины, твердили Герман Гессе, Томас Манн, Герман Брох и Теодор Адорно. Фашизм обвиняли не в порождении китча (напротив, отцами китчевой эстетики называли романтиков с их культом красоты), а в его использовании с целью "обмана масс". А когда в Европе уже вовсю шла вторая мировая война, проблему разглядели и из-за океана.

Осенью 1939 года журнал нью-йоркских беспартийных коммунистов Partisan Review опубликовал статью молодого марксиста Клемента Гринберга "Авангард и китч". Вскоре Гринберг стал самым влиятельным арт-критиком Америки, а его дебютное эссе — одним из главных художественных манифестов XX века.

Оппозиция "авангард--китч" была рассмотрена в нем на примере двух известных художников: Пабло Пикассо и Ильи Репина. Авангард (Пикассо) и китч (Репин) — две стороны одной медали. Обе являются порождением капитализма и реакцией на буржуазную культуру, синоним которой — академизм. Однако это прямо противоположные реакции. Потому что богемная интеллигенция буржуазный рынок культуры презрела, и академизм как самый ходовой его товар отвергла. Так родился авангард — из-за страха впасть в академизм, обреченный на вечный поиск нового языка. А народные массы, привлеченные в город из села и оторванные от живительной фольклорной почвы, купились на красивый ширпотреб, подражающий академизму — культуре богатства. Так родился китч, вечно пережевывающий одну и ту же сентиментальную жвачку. И если в демократическом обществе авангард и китч могут как-то сосуществовать, то в тоталитарном — нацистской Германии, фашистской Италии и сталинском СССР — всегда побеждает культура большинства. А большинство, естественно, предпочтет понятного и красивого Репина некрасивому и непонятному Пикассо.

Китч как эстетика

Дальше была война, Нюрнбергский процесс и крылатые слова Теодора Адорно "искусство после Освенцима невозможно". Искусство тоталитарного большинства, молча согласившегося с Освенцимом, и правда, стало невозможным: академическая красота, сослужившая верную службу гитлеровской, равно как и сталинской, пропаганде, казалось, навсегда попала в проскрипционные списки прогрессивного человечества. Любой намек на изобразительность был под запретом. Клемент Гринберг вывел на мировую сцену абстрактный экспрессионизм: кого-кого, а брызжущего краской во все стороны Джексона Поллока трудно было заподозрить в поддержке какого-либо реакционного режима. И даже в СССР, где верный заветам Репина соцреалистический китч по-прежнему процветал в условиях господдержки, пробивались ростки нонконформизма.

Однако когда военные раны стали затягиваться и на смену вынужденному аскетизму пришло потребительское изобилие, китч нанес удар в самое сердце авангарда, соблазнив его красотой. На арену вышел поп-арт с Энди Уорхолом во главе, ловко протащивший в мир высокого искусства эстетику рекламы. И уже в 1964-м тот же Partisan Review печатал статью другого молодого критика, а в будущем властительницы дум постмодернизма Сюзан Зонтаг: это были "Заметки о кэмпе".

Словечком "кэмп" (camp), позаимствованным в сленге геев, Сюзан Зонтаг назвала особый тип чувствительности, эстетику нового дендизма, которая вправе подобрать все, что авангард посбрасывал с парохода современности: маньеристов и прерафаэлитов, "Лебединое озеро" и "Травиату", архитектуру Гауди и рисунки Бердслея, голливудские комедии и популярные песенки. Все, что ранее ругали как "академическое", "устаревшее", "плохое" искусство или "китч", теперь реабилитировалось. Его дозволялось любить, но на расстоянии — с известной долей иронии и несерьезности. Тезисы о кэмпе писались вприглядку на Энди Уорхола, но оказались особенно актуальны в искусстве 1980-х, когда стало ясно, что сопротивление массовой культуре невозможно: авангарду оставалось лишь положить на полку эстетику безобразия и доводить до безобразия самое красоту.

Китч как гламур

В конце 1970-х французы Пьер и Жиль обратились к жанру по определению китчевому — ретушированному фотопортрету. К их искусству так и просится эпитет "гламурный": и в первоначальном смысле слова — "чарующий", "околдовывающий", и потому, что их сказочно прекрасные картинки давно украшают страницы журналов типа Marie Clair или Playboy. Волшебный мир Пьера и Жиля сложен из кирпичиков эстетики шоу-бизнеса: эта гремучая смесь из декораций телестудии, дизайна гей-клуба, салонной живописи, поздравительной открытки, комикса и клипа превращается в задник для кукольно прелестной модели, в роли которой могут выступить и сами художники, и поп-идолы вроде Мадонны, Майкла Джексона или Мэрилина Мэнсона. Ковбои и байкеры, русалки и гейши, космонавты и матросы, самураи и джедаи, Христос и мученики в цветочных гирляндах и блеске дискотечной мишуры — любой образ сгодится для этого глянцевого пантеона. Главное, чтобы было красиво — даже когда у святого отрублена голова и кровь так элегантно заливает рясу от Жан-Поля Готье.

Китч как повседневность

В начале 1980-х нью-йоркский художник Джефф Кунс взялся за образчики красоты, растворенные в окружающей среднего американца среде. Он лишь немного усовершенствовал эти шедевры массового дизайна и сувенирной промышленности — так что даже самые безобидные игрушки приобретали нечто монструозное. Например, надувной пасхальный заяц — если отлить его из блестящей нержавеющей стали. Или плюшевый щеночек — если увеличить его до размеров пятиэтажного дома и собрать из живых цветов. Или позолоченная фаянсовая статуэтка Майкла Джексона с обезьянкой — если изваять ее в натуральную величину. Самым скандальным проектом Джеффа Кунса была серия "Сделано на небесах": женившись на итальянской порнозвезде Чиччолине, художник представил самые откровенные сцены супружеской жизни в живописи и скульптуре. Блюстители нравственности немедленно обвинили Кунса в порнографии, но откровенным вызовом было не содержание, а форма работ. Скульптуры венецианского стекла напоминали украшения для каминов и буфетов, а фотореалистические картины с кувыркающимися в постели идеальными фигурами супругов — рекламу фитнес-клубов.

Китч как искусство

Художник из Осаки Ясумаса Моримура прославился в середине 1980-х, когда западные музеи начала захлестывать волна японских туристов, а на антикварном рынке случился очередной бум — японские коллекционеры скупали старых мастеров и импрессионистов. Тогда Моримура и предложил публике нетленные шедевры западного искусства со своим лицом: с помощью сложного грима, костюмов, декораций и монтажа он представал на фотографиях в образах "Обнаженной махи" Гойи, "Менин" Веласкеса, "Аллегории живописи" Вермеера, "Олимпии" и "Бара в 'Фоли-Бержер'" Эдуарда Мане, автопортретов Рембрандта и Ван Гога и прочих хитов мирового искусства. Ясумаса Моримура восхищает не только мастерством травестии, когда мужское превращается в женское, а азиатское — в европейское, но и безупречностью вкуса к китчу. В выборе очередной жертвы для пародии он никогда не ошибается: каждый из этих образов давно стал частью поп-культуры и мгновенно узнается любым зрителем. Так, например, цикл, посвященный Фриде Кало, он сделал еще в 2001-м — год спустя вышел голливудский блокбастер "Фрида" с Сельмой Хайек в заглавной роли, и каждая домохозяйка успела полюбить живопись мексиканской художницы-революционерки.

На первый взгляд поп-звезды Пьера и Жиля, собачки Джефа Кунса или старые мастера Ясумасы Моримуры не слишком выделяются на общем фоне масскульта. И правда, у народного художника Александра Шилова есть такие сладкие портреты знаменитостей в сказочно богатых интерьерах, что невольно вспоминаешь Пьера и Жиля. А фотографии звезд эстрады и телевидения, замаскированных под хрестоматийные картины, в журнале "Караван историй" бывают сделаны ненамного хуже, чем у Моримуры. Но все же есть одно принципиальное различие. "Караван историй" и Александр Шилов предельно серьезны в своем намерении преумножать красоту мира. Моримура и Пьер и Жиль — насмешливы и никогда не скрывают, что все это откровенно "чересчур". Видимо, только с помощью такого художественного китча и можно спасти современный мир от переизбытка красоты.