Главные итоги VIII съезда народных депутатов России: а) в максимальной
степени обострилось размежевание между двумя блоками, в один из который
входят исполнительный власти, а в другой — съезд с Конституционным судом;
б) победила точка зрения, согласно которой не нужно никакого правового акта,
который как-то вводил бы это размежевание в правовые рамки, поскольку
действующая Конституция данного конфликта не предусматривает, а значит, его
как бы и нет.
Оптимистический прогноз, согласно которому страна вступила на
латиноамериканский путь развития по принципу "stop-go от съезда к съезду"
конкурирует с пессимистическим, согласно которому отказ решать конфликт
политическими и правовыми средствами обыкновенно приводит к тому, что его
решают каким-то иным образом — зачастую не вполне цивилизованным.
2 X 2 = 2
В результате съездовских прений сделалась явной новая конфигурация властного
четырехугольника. В декабре, после VII съезда, президент выглядел максимально
ослабленным, руководство ВС значительно расширило сферу влияния,
правительство как политическая сила временно не существовало вообще и
рассматривалось скорее как объект борьбы за раздел сфер влияния, а над всем
величаво парила "совесть нации" в лице проф. Зорькина.
По истечении трех месяцев структура вернулась в биполярное состояние.
Президент и правительство в полной солидарности отстаивали право
исполнительной власти на владение финансовыми механизмами и защищали
минимальный принцип: "правительство правит, законодатели законодательствуют".
Что вызвали крайний гнев руководства ВС, поскольку еще в феврале Хасбулатов
выдвинул новую концепцию государственности: беды страны проистекают от того,
что в ней существуют два правительства — собственно кабинет министров и
конкурирующие с ним президентские структуры. О том, что данная мысль — не
случайный экспромт, свидетельствует буквальное воспроизведение этого тезиса в
открывшей съезд речи хасбулатовского заместителя Николая Рябова.
Вероятно, председатель ВС всерьез рассчитывал инициировать распрю между
президентом и премьером и сделать эту распрю ведущей пружиной съездовской
комбинации — именно этим можно объяснить то, что после выступления
провозгласившего свою солидарность с Ельциным премьера Черномырдина спикер
обратился к премьеру с даже по хасбулатовским меркам беспрецедентно хамской
речью, указав главе кабинета, что никакой он не премьер. Скорее всего, именно
данное хамство является наиболее серьезной ошибкой Хасбулатова: в отличие от
Гайдара и его министров, не имевших ни особого желания, ни особых
возможностей отмщать спикеру, многолетний член ЦК КПСС В. С. Черномырдин, не
привыкший к такому нарушению номенклатурной субординации, вряд ли забудет
минувший съезд академику Хасбулатову, а наметившаяся солидарность премьера и
президента лучше всего цементируется общей ненавистью, направленной на третье
лицо.
Впрочем, солидарность сплотила и две оставшиеся вершины четырехугольника.
Покуда Рябов и Хасбулатов делали все, чтобы упразднить конституционное
соглашение от 12 декабря, инициатор и гарант соглашения председатель
Конституционного суда Валерий Зорькин ни единым словом не выступил в его
защиту. В споре между парламентом и президентом о том, является ли нынешняя
конституция хотя бы в принципе работоспособной или же присущие ей внутренние
противоречия делают ее в принципе неработоспособной, Зорькин решительно встал
на сторону парламента.
Существенно, что несмотря на чрезвычайный расцвет съездовского хамства,
позволяющий с осуждением указать на многочисленные примеры поведения,
недопустимого даже в пивной, Зорькин в качестве образца конфронтационного
поведения указал лишь на вполне академическую речь министра юстиции Николая
Федорова. Выбор, впрочем, был вполне справедлив: Федоров воздержался от
площадной лексики лишь для того, чтобы продемонстрировать еще худший образец
конфронтационного поведения, а именно — чтобы перечислить многочисленные
примеры того, как ВС России и лично его председатель нарушают и конституцию,
и баланс властей. В Конституционном суде без движения лежат иски практически
по всем рассмотренным министром юстиции казусам, и Федоров максимально
прозрачно продемонстрировал, что готовность Зорькина не щадя живота своего
биться за каждую букву конституции носит весьма избирательный характер. Таким
образом, подобно тому как Хасбулатов на почве общей ненависти к себе сплотил
Ельцина и Черномырдина, Федоров, выставив в равно неприглядном свете и
Зорькина, и Хасбулатова, также скрепил общей ненавистью наметившийся союз
двух председателей.
Не слишком поспособствовав национальному согласию, съезд зато исполнил другую
полезную функцию — чрезвычайно четко обрисовал состав противоборствующих
коалиций, реализовав таким образом призыв Горбачева разобраться "кто есть
ху". В этом смысле съезд можно сравнить с заседанием ВС СССР от 16-17 июня
1991 года, когда коалиция персон, собравшихся скидывать президента СССР,
обрисовалась с идеальной ясностью, и обнародованный 19 августа список "ху"
абсолютно никого не удивил.
Смертные и бессмертные
Принцип формирования коалиций довольно прозрачен. Тандем "Ельцин —
Черномырдин" скреплен общим горем. С одной стороны, премьеру и президенту не
нравится их нынешний статус "ответственность без прав", с другой, оба они —
персоны смертные: их в любой момент можно отрешить от власти. Тандем
"Хасбулатов — Зорькин" скреплен общей радостью: оба председателя имеют права
без ответственности, и оба возглавляют почти несменяемые коллегии.
В этих условиях исполнительный тандем, чтобы вообще что-нибудь как нибудь
исполнять, обречен действовать методом явочного присвоения прав.
Законодательный тандем столь же логичным образом отвечает на это формальным
расширением своих прав. Разрыв между действительностью и конституцией
углубляется, после чего следует новый виток конфронтации, завершающийся
очередным съездом, в очередной раз укрепляющим основы правового государства и
вновь стабилизирующим конституционный строй.
В принципе процесс развивается бесконечно. Исполнительный тандем не
располагает ни субъективной волей, ни объективными средствами для того, чтобы
разорвать цикл посредством волевого акта, т. е. государственного переворота.
Законодательный тандем не в состоянии полностью реализовать любезный ему
принцип всевластия Советов, поскольку в годы правления Горбачева--Ельцина
окончательно развалилась необходимая для функционирования советской системы
административная модель управления хозяйством — и необходимо, скрепя сердце,
мириться с существованием квазирыночного правительства, хоть как-то
осуществляющего необходимые для поддержания государственности исполнительные
функции.
Тем не менее длительное существование такой латиноамериканской бесконечности
представляется сомнительным. С одной стороны, логика, применимая к небольшому
латиноамериканскому анклавному государству, не срабатывает в применении к
государству большому и полиэтническому. Наличествует отсутствующий в
банановых странах нижний предел неэффективности государственной власти, за
которым государство разрывают центробежные силы.
Признаком того, что ситуация сейчас уже подошла к нижнему пределу, является
чрезвычайная активность субъектов федерации, предъявлявших и съезду, и
президенту весьма жесткие требования. К уже намеченному на апрель
историческому IX съезду сепаратизм удельных князей может достичь такого
уровня, что даже временно примирившиеся персоны властного четырехугольника
будут бессильны с ним справиться.
С другой стороны, гиперинфляция, крайне опасная для любого государства как
такового, многократно опасней для России — государства, где несоразмерно
велика доля лиц, существующих на государственное жалованье. Обвал
гипертрофированной государственности может сопровождаться серьезными, не
виданными в Латинской Америке последствиями.
Подобно тому, как продемонстрированное Украиной в 1992 году "мягкое вхождение
в рынок" реально привело только к еще большему развалу экономики и
необходимости применения еще более жестких мер стабилизации, точно так же
"мягкое вхождение в государственность", наблюдаемое в рамках модели "от
съезда к съезду", вероятно, актуализирует предупреждение Сергея Шахрая о том,
что, если весной не будет ни конституционного соглашения, ни референдума, то
о них можно будет и забыть, поскольку тогда страна лет на двадцать войдет в
полностью неправовое пространство.
Предлагавшаяся Ельциным временная "малая конституция" и предлагавшаяся
Черномырдиным экономическая диктатура, существенно понижая уровень
конституционного строительства, тем не менее с известной долей вероятности
позволяли бы держать неприятную ситуацию в адекватных ей (и поэтому тоже
весьма неприятных) правовых рамках. Поскольку верх одержала точка зрения
Хасбулатова--Зорькина, и обществу предписано руководствоваться прекрасной
(хотя и не имеющей отношения к действительности) ныне действующей
конституцией, вероятнее всего, общество станет выстраивать правоотношения
испытанным при деструкции СССР простым эмпирическим методом проб и ошибок.
Лучшим, быть может, исходом будет тогда повторение сценария, по которому
распадался СССР — со своими Ново-Огаревом и путчем. Но ожидать той же
гладкости процесса распада, видимо, не приходится: СССР после путча
распадался под взмахи дирижерской палочки Бориса Ельцина и с помощью
переворачивавшего листы партитуры Михаила Горбачева. У распада России такого
дирижера не будет, так как не наблюдается ядра столь же мощного, каким была
Россия в бывшем СССР. Достаточно очевидно что, как и в случае с СССР, первым
делом пострадает единое экономическое пространство России, даже когда
пространство политическое еще будет сохранять некоторые признаки "единости".
МАКСИМ Ъ-СОКОЛОВ