«Братья» как по нотам

В прокате — фильм Эмманюэля Курколя «Братья по нотам» (En fanfare), обманчиво простая по сюжету, но интонационно богатая социальная драма. Михаил Трофименков попытался разобраться в феномене «Братьев».

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Профессионалы, первыми увидевшие «Братьев» в каннской программе «Особый взгляд» в мае 2024 года, уверенно предсказывали их прокатную и критическую судьбу. Дескать, это «популистское» кино вызовет дружное «фи» высоколобых экспертов, зато имеет некоторые шансы заслужить любовь широких народных масс.

Когда же в конце ноября фильм вышел в национальный прокат, он действительно стал одним из зрительских фаворитов. Но специализированные кинотеатры авторского кино по всей стране демонстрировали его с неожиданным энтузиазмом и успехом. И со столь же неожиданным энтузиазмом его привечала интеллектуальная критика.

Как результат — семь номинаций на главную национальную кинопремию «Сезар», вручение которой состоится 28 февраля. Конечно, это вдвое меньше, чем у фаворитов: «Графа Монте-Кристо» Матье Делапорта и Александра де Ла Пательера (14 номинаций) и «Эмели Перез» Жака Одиара (12 номинаций). Но все же внушает. «Братья по нотам» претендуют на звание лучшего фильма. Бенжамен Лаверн — на звание лучшего актера, Пьер Лоттен — открытия года, Сара Сюко — лучшей актрисы второго плана. Плюс номинации за лучший оригинальный сценарий, монтаж и звук.

Чем же «Братья по нотам» «купили» Францию? Ведь в пересказе фильм кажется коллекцией банальностей. Разлученные в детстве братья, смертельная болезнь героя, погружение искушенного интеллектуала-творца в гущу народной жизни. Но эти банальности обыграны и разыграны на удивление совсем не банально и вызывают совсем не банальную реакцию. На слезные железы Курколь не давит, а действие доводит до неподдельного катарсиса.

Итак, всемирно известный дирижер Тибо (Лаверн), выросший в богатом парижском пригороде Медоне, теряет сознание на репетиции «Эгмонта» Бетховена. Диагноз — лейкемия. Срочно требуется пересадка костного мозга. Шансы, что подойдет мозг сестры, невелики, но есть. И тут анализ ДНК показывает, что Роза никакая Тибо не сестра, а мама — никакая не мама.

Рояль в кустах: в шахтерском городке Валинкур на депрессивном севере Франции, где, как пела Патрисия Касс, «закрыли все заводы», у него есть единоутробный братан Джимми — великолепного Лоттена на прошлой неделе мы видели в фильме Франсуа Озона «Что случилось осенью».

Брат оказывается колючим, хамоватым, но наделенным недюжинным чувством собственного достоинства парией, который парией себя отнюдь не ощущает. Пусть он вкалывает в школьной столовке за одиннадцать евро в час, зато играет на тромбоне в любительском духовом оркестре. На пересадку мозга он, поворчав для порядка, пойдет, но свяжет братьев не кровь, а музыка, которой Джимми, наделенный абсолютным слухом, как и Тибо, предан.

Музыка здесь главный герой фильма: ее много, очень много, но не слишком много. Сначала Курколь вроде бы противопоставляет две музыкальные вселенные. Рафинированную вселенную Тибо: Моцарт, Мендельсон, Дебюсси. И простонародную стихию колоритных провинциальных любителей, играющих репертуар Шарля Азнавура и Мишеля Сарду. Стихию, казалось бы, дикую для парижанина.

Тут все одеты кто во что горазд, играют как бог на душу положит, подкалывают усача-дирижера Жеральда и друг друга, а на районном конкурсе оркестров не прочь устроить смачный мордобой. Но при том безусловно счастливы на фоне окружающего социального мрака. Немного напоминает лайт-версию английского социального реализма, где безработные спасались от тоски как угодно, да хоть танцуя мужской стриптиз.

Но конфликт двух вселенных мним. Музыка едина. Тибо и Джимми обожают джаз Майлза Дэвиса, Клиффорда Брауна и Бенни Гудмена и могут пуститься в пляс под задорную Далиду. Тибо же объяснит оркестрантам Джимми, за которых почувствует братскую ответственность, что марш из «Аиды» это вовсе не что-то социально далекое, а почти что буги-вуги: Верди просто недописал несколько нот. Джимми берется за Малера в тщетной надежде поступить в оркестр Тибо.

Музыка притирает братьев друг к другу: союз социальных антагонистов во французском кино обязан высекать комические искры. Впрочем, эти искры, бывает, мрачноваты.

Как реплика Джимми: «Да ты совсем подыхаешь, в смысле, устал». Или звонок дирижеру из соседней коммуны, который мог бы заменить Жеральда, отправленного работать на шахту в Румынию: «Нет, он не сможет, он повесился». Или попойка братьев, закончившаяся в участке: фарс обернется трагедией. Или страхи оркестрантов перед мэром, любителем кантри и ненавистником духовых оркестров.

Что же, мэр отберет у духовиков репетиционное помещение, отдав его под школу кантри. Градообразующее предприятие закроют, разогнав забастовщиков в дождливом ночном противостоянии с местным «ОМОНом». Обещание сыграть в поддержку бунтарей на приговоренной фабрике Тибо сдержать не сможет по объективным и неотвратимым причинам. Зато они сыграют для него «Болеро» Равеля в момент того самого катарсиса.

Успех «Братьев» объясняется просто. Люди, и зрители, и критики, соскучились по кино, обманчиво «популистскому», умело выстроенному, человечному, но никак не спекулятивному. Утверждающему, что жизнь — штука пусть и коварная, но щедрая на редкие моменты счастья.

Михаил Трофименков