«Единственное, что я могу констатировать: общество, в моем понимании, упущено»

На днях в Санкт-Петербурге 76-летней Галине Ивановой, которая в 2023 году подожгла автомобиль возле военкомата, дали 10 лет колонии. Ее признали виновной в теракте (ст. 205 УК РФ). Как и во множестве подобных инцидентов, пенсионерка была уверена, что действует по указке «сотрудника ФСБ». Ранее фигурантка перевела злоумышленникам свыше 500 тыс. рублей и теперь сама проходит потерпевшей как жертва мошенничества. Ее муж умер через месяц после совершения преступления. На последнем заседании подсудимая заявила, что тоже не переживет этот срок. Корреспондент «Ъ-СПб» Андрей Кучеров обсудил с адвокатом Даниилом Берманом тонкости и нюансы правоприменительной практики по таким делам.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

— Я так понимаю, что с декабря прошлого года осужденные за терроризм лишились возможности выйти по УДО? Выходит, что получившие сроки пенсионеры будут полностью отбывать наказание и у них теперь вообще нет никаких шансов освободиться раньше?

— Дело в том, что невозможность применения УДО к лицам, совершившим преступление террористической направленности,— это такой небольшой фейк, который основан на соответствующих публикациях СМИ. В заголовках было одно, но на самом деле все, мягко говоря, совсем по-другому. Дело в том, что такие лица по-прежнему имеют полное право на освобождение условно-досрочно. Для этого необходимо отбытие не менее трех четвертей срока. Речь идет в этом самом законопроекте о том, что не подлежат УДО только те лица, которые привлекаются к уголовной ответственности за совершение преступлений террористической направленности, в том случае, если они осуждены пожизненно. То есть: если лицо осуждено пожизненно за какие-либо другие преступления, оно может быть освобождено, но, естественно, только при определенных условиях. Там необходимо отбыть не менее 25 лет. Но если лицо отбывает пожизненное за преступления террористической направленности, то тогда оно условно-досрочному освобождению не подлежит. Это самые, скажем так, закоренелые преступники, совершившие очень страшные деяния.

— При этом в нынешнем УК РФ есть, например, статья 40, которая прямо говорит о том, что не является преступлением причинение вреда в результате физического или психологического принуждения. Если брать те же поджоги по указке украинских кураторов, то ведь это не что иное, как психическое воздействие? Почему суды зачастую не берут это во внимание?

— Дело в том, что еще с советского времени у нас действует подобный подход, касающийся оснований для освобождения от уголовной ответственности, но он действует только в том случае, если таковое принуждение имело такой характер и такую природу, согласно которой лицо фактически никак не могло воспрепятствовать этому принуждению. То есть когда у человека не было возможности сообщить в правоохранительные органы и попросить помощи. Это должны быть просто исключительнейшие основания! Насколько я понимаю, мы обсуждаем случаи, когда люди лишились своих денег в результате взаимодействия с телефонными мошенниками, которых убеждают совершить преступление для того, чтобы получить свои деньги назад. Если перевести это на такой обывательский язык, получается, что эти люди просто хотят вернуть свои деньги — и поэтому жгут военкоматы, филиалы банков и так далее. Ну то есть такое себе принуждение. У них, в принципе, была возможность обратиться в правоохранительные органы или хотя бы отказаться от совершения преступлений. Дело в том, что они уже поняли, что потеряли свои деньги, и могли в связи с этим обратиться за защитой их прав, а они вместо этого сами становятся преступниками. Безусловно, какое-то воздействие на них было, да. Эти люди не до конца, на мой взгляд, находятся в изученном состоянии. В каких-то случаях людей запугивают тем, что на них может быть подано ложное сообщение о том, что они сами совершили какое-то преступление. То есть там разные способы запугивания есть. Но все, что описывается в СМИ, по моему мнению, не попадает в категорию психологического или физического принуждения.

— Примечательно, что всех этих «зомбированных бабушек» чуть ли не официально уже нарекли «биодронами». В деле той же Галины Ивановой такой вывод сделали эксперты. То есть эти люди, по сути, воспринимаются как оружие вражеских спецслужб?

— Тема настолько огромная, что одновременно затрагивает и правовой вопрос, и психологический, и социальный, и даже исторический. Но я хотел бы издалека зайти и напомнить о том, что в конце 1980-х вышла культовая манга «Призрак в доспехах» (автор Масамунэ Сиро, в 1995 году был выпущен одноименный полнометражный аниме-фильм в жанре киберпанк.— «Ъ-СПб»). Так вот, что в этом аниме, что в манге присутствует такое понятие, как «взлом призрака». То есть у каждого человека есть какая-то электронная начинка в этом мире будущего. И при взломе этой программы возможно заставить человека делать что-то такое, чего он не хочет. Ему буквально подменяют личность и добавляют ложную биографию. Суть в том, что ему наносится такая травма, после которой полностью восстановить его память уже не получается. Даже когда ему доказали, что его программа взломана.

И в том самом мире Гарри Поттера, хоть над такими примерами и будут смеяться так называемые консерваторы, есть заклятие «Империус» (одно из трех «Непростительных заклятий» в серии романов Джоан Роулинг.— «Ъ-СПб»), при котором человеку даются команды, и он их выполняет.

Несмотря на то, что все это разнообразные и, казалось бы, никак не связанные истории, но в них как раз присутствует вот эта возможность, выражаясь уже понятийным аппаратом нашего времени, превратить человека в дрон, который выполняет определенную программу, противоречащую его собственным интересам.

То есть в качестве дронов используются как молодые люди, так и пожилые.

— И как тут быть?

— Я думаю, что нужно большое, серьезное исследование. Возможно, специалистам стоит собрать всех этих людей и дать оценку, что у них есть общего, а что различно. Это вопрос к психологам, психиатрам, ученым, юристам. Нужно, чтобы специалисты дали какую-то общую картину: как вообще такое возможно, что человек, который в жизни на автобусе без билетика не проехал, всю жизнь жил скромно и по закону, неожиданно для себя набирает канистру с бензином и идет поджигать филиал банка. То есть совершает действия, которые государством в настоящее время квалифицируются как одно из самых страшных преступлений — террористической направленности. В их основе лежит не само по себе причинение ущерба, а причинение ущерба с целью запугать общество, посеять атмосферу паники и страха.

— При этом вы согласны, что это новый вид преступлений, где совершивший его сам является жертвой?

— Да. И это проблема, которая, казалось бы, была невозможна еще 20–30 лет назад. То есть никто же не сомневается в том, что люди, которые совершали террористические акты, например, в начале XX века в России, находились под каким-то воздействием. Когда их ловили, они не только не отрицали того, что совершили, но еще и ссылались на какие-то свои убеждения. Те же народовольцы (члены радикальной революционной организации «Народная воля».— «Ъ-СПб») и так далее. Они говорили: да, мы это совершили, и если бы была возможность отмотать время назад, то мы бы совершили это заново. А сейчас все по-другому. Люди совершают такие преступления, а когда их ловят, то хлопают глазами и говорят: «Господи, а что произошло?». Но ни тогда, ни сейчас закон не оправдывает у нас человека, который совершил преступление из-за угроз для него самого. В случае, если у него была возможность это преступление не совершать, а, скажем, побежать в отделение полиции и во всем признаться. И человека, который говорит, что у него, например, украли деньги со счета и сказали, что их вернут, если он подожжет отделение банка, это никак не оправдывает. Получается, что он свое личное ставит выше общественного. Но даже если бы у человека взяли какого-то родственника в заложники, или он бы думал, что его взяли в заложники, и боялся бы за его жизнь и здоровье, то все равно его наш суд не оправдает. Как раз потому, что у него была в теории возможность вызвать полицию или обратиться в ФСБ. Вот такое у нас правоприменение.

— На днях исполнился год со дня приговора вашей подзащитной — Дарье Треповой, ставший самым суровым из всех, что выносились женщинам в современной России (Трепова получила 27 лет колонии получила за теракт, в результате которого погиб военкор Владлен Татарский и пострадало еще более 50 человек.— «Ъ-СПб»). Ваша линия защиты состояла в том, что она не была осведомлена о наличии в бюсте взрывчатки. То есть ее тоже, по-вашему, использовали как «биодрона»?

— Абсолютно та же самая проблематика. Она последовательно говорила, что она не знала, что было в статуэтке, и была убеждена, что внутри находится прослушивающее устройство. Вот позиция Треповой. И обращаю внимание, что, с моей точки зрения, из исследованных в деле доказательств это ничем не опровергается. То есть, по сути, это было слово Треповой против обвинения. Оформила телефон на свой собственный паспорт и вместо того, чтобы попытаться выбросить все устройства связи и уехать из города, лихорадочно перемещалась на такси, звонила своему бывшему мужу, который обзванивал всех своих знакомых в Петербурге и искал место, где ее спрятать. То есть это не очень похоже на заранее спланированные действия террористов. Да, это все части одной большой истории, где людей перепрограммируют на совершение преступлений. Как в сказке про Нильса, где он играл на дудочке и крысы шли в нужном им направлении. Только здесь-то речь идет не о крысах, а о живых людях.

— В медиаполе звучали и сейчас звучат предложения лишать таких людей дееспособности или еще какие-то подобные ограничения накладывать. Как вы к этому относитесь?

— Такие меры, на мой взгляд, не будут иметь совершенно никакого смысла, потому что это будет борьба не с причиной, а с последствиями. Да и, скорее всего, они останутся только на стадии обсуждения.

Государство сейчас будет очень люто разбираться со всеми этими людьми по одной-единственной причине: если оно пойдет по пути смягчения, то тогда это может стать причиной всплеска этих деяний.

Если резюмировать, то я не вижу ни правовых, ни фактических оснований для того, чтобы делать человека ограниченно дееспособным, если нет конкретных медицинских показаний. Тогда, собственно говоря, такую практику можно попытаться распространить вообще черт знает на что — на все вообще! Единственное, что я могу констатировать: общество, в моем понимании, упущено. Вот при советской власти, как к ней ни относись, было выражение «политически грамотный человек». То есть адекватно воспринимающий реальность. Вот сегодня, во всяком случае, какая-то часть общества значительно отошла от этих характеристик. И это стало заметным еще в 2020 году, когда началась пандемия. Тогда стало видно, что, к сожалению, часть общества пошла по пути мракобесия и какого-то совершенно повального распространения абсурдных конспирологических идей, сектантства, неоязычества и снова повторяющихся, только немножечко с разным содержанием, теорий заговора с обвинением правительства или каких-то, скажем так, национальных меньшинств.

Вместе с пандемией пришел и экономический кризис, а впоследствии и специальная военная операция. Наступила очень раскаленная международная обстановка, которую люди постоянно впитывают через новости, через Telegram-каналы, через тот же телевизор, где их постоянно тревожат.

У меня есть собственное, может быть, немножко псевдонаучное определение того, что происходит с людьми, когда все спокойно и нет никакого кризиса, ни экономического, ни военного: ментальная гравитация.

То есть, психика большей части, скажем так, обывателей, даже если она не самая крепкая, удерживается за счет ежедневных ритуалов: поход на работу, возвращение с нее, встреча с близкими, беседа с семьей за ужином, сон, завтрак, человек готовит яичницу с беконом, едет на метро на работу, общается с коллегами, выполняет свои должностные функции, возвращается обратно, выходные проводит с семьей, ездит на рыбалку. И человеческая психика удерживается вот в рамках этой гравитации. Но стоит только произойти в жизни каким-то серьезным изменениям, например, смерть близкого, военный конфликт, финансовые затруднения, с которыми человек не может справиться или, как говорит молодежь, выкупить эту ситуацию, то у этого человека разрушается его привычный ритуальный образ жизни и на него наваливается много чего. Он чувствует на себе ответственность за себя и близких, и на него наваливается паническое состояние, что он может не справиться. И те люди, которые обладают достаточным уровнем культуры и образования, понимают отлично, что это все уже произошло не первый раз, и они же прекрасно понимают, что, в общем, мир так устроен. Это как в старых советских телевизорах, если вы помните, сзади был предохранитель. И если электричество скакало, телевизор выключался. Нужно было открыть такой пластиковый карманчик и оттуда выпадал сгоревший предохранитель. Вот у людей культурных и образованных этот предохранитель есть.