Политкорректор

Считает Анна Наринская

В одном из самых известных своих роликов Саша Барон Коэн под личиной Бората исполняет песню в кантри-баре города Таксон, штат Аризона. Как и весь эпос о Борате это — "мокументари", а проще говоря — подстава: жители Таксона, пришедшие в бар отдохнуть и повеселиться, действительно уверены, что к ним прибыл поклонник музыки кантри из далекого Казахстана. Камера снимает их толстые лица крупным планом. Сначала они смотрят на усатого иностранца с недоверием. Но по ходу исполнения песни с припевом "Брось жида в колодец" ("Жид отбирает у всех деньги и не отдает обратно — так схвати его за рога и швырни в колодец. Чтобы моя страна стала свободной") слушатели оттаивают, начинают в такт хлопать в ладоши, подпевать и приплясывать. Камера продолжает крупно показывать лица — их простодушные улыбки теперь больше напоминают дебильный оскал. И вообще как-то моментально становится ясно: они очень страшные. Один из самых частых комментариев, оставленных теми, кто просмотрел этот ролик на интернет-ресурсе Youtube: "Боже, и эти люди голосуют на выборах".

Казалось бы, на такое и подобные ему выступления Саши Коэна (он, к примеру, публично изъявлял надежду, что президент Буш наконец-таки "выпьет всю до последней капли кровь из каждого мужчины, бабы и ребенка в Ираке") возможны две реакции со стороны американского истеблишмента. Одна — маловероятная — посыпать голову пеплом, покаяться и в срочном порядке заняться перевоспитанием всех реднеков. Другая — самая ожидаемая — оскорбиться в лучших чувствах и объявить господина Коэна клеветником американского народа.

Но на самом деле происходит нечто совсем третье: фильм "Борат. Культурное изучение Америки на благо великой казахской нации" бьет кассовые рекорды, на волне этого успеха вложившая в него деньги студия Fox получает полмиллиарда допинвестиций, Руперт Мердок объявляет, что самолично смотрел "Бората" три раза и "хохотал до смерти" и что Коэн подписал с его News Corporation договор на сиквел, а представители конкурирующей студии Universal — что с ними комик будет делать ленту о приключениях другого своего героя, австрийского гомосексуалиста Бруно. Коэну вручают "Золотой глобус" и выдвигают его фильм на "Оскар", правда, по не самой престижной номинации "За лучший адаптированный сценарий".

Ни один из вышеперечисленных пунктов, конечно, не означает, что продемонстрированное Коэном бичевание "отдельных недостатков" американского и вообще современного западного общества хоть кого-нибудь проняло и тем более спровоцировало хоть какие-нибудь изменения. Все они по отдельности и тем более в совокупности показывают совершенно другое — а именно то, насколько четко и отлаженно работает сегодня механизм по втягиванию протестного отношения к истеблишменту и его критики в поле коммерческого мейнстрима, адаптированного к среднестатистическим требованиям аудитории.

Не стоит, конечно, равнять хорошо подработавшего на неновой идее пинания политкорректности господина Коэна с Че Геварой, переворачивающимся в гробу всякий раз, когда еще одна тишотка, украшенная нахмуренным челом, развевающимися патлами и береткой, уходит за пятнадцать долларов. Че все-таки совершал свои революционные негодяйства не оглядываясь на коммерческую перспективу и за подобный маркетинг собственного образа лично не отвечает. Саша Коэн занимался разоблачительством с самого начала не безвозмездно, и к тому же имел не напрасную надежду, что в дальнейшем заплатят еще больше. Потому что в цивилизованном обществе научились утилизировать то, что раньше считалось "неформатом". Более того, именно "неформат", то есть то, что еще не успело стать форматом, а значит, не успело приесться,— в особой цене.

Так что и ставшие как одна видными профессорами жестоковыйные феминистки получают неплохие зарплаты, и Борат поимел свой профит, засняв на пленку их реакцию на утверждение, что наукой доказано — мозг женщины весит меньше, чем мозг мужчины. Или вот, например, большие рекламные агентства наживаются на заказанной государством соцрекламе, бичующей расовую нетерпимость, а Али Джи зарабатывает на хлеб с маслом, мягко и ненавязчиво демонстрируя публике, что негры даже подчас бывают ну если не драгдилерами, то похожими на драгдилеров. А иногда даже и на глупых драгдилеров.

Фокус тут не в умелом топтании политкорректности, в котором на сегодняшний день кто только не преуспел. История с Боратом ярко и красочно иллюстрирует факт полной и окончательной коммерциализации в цивилизованном мире самой идеи протеста и критики общественного устройства. Саша Коэн вместе с Али Джи и Боратом в этом смысле наследуют среди прочего панкам семидесятых или, например, более поздним гангста-рэперам. Тех всех без особых церемоний засунули под глянцевые обложки и выпустили зарабатывать деньги. Только Борат — исполнитель и продюсер в одном флаконе — это вам не отвергающие папиков оголтелые подростки. Он политичен, идеологичен и, главное, в некоторых случаях, вроде вычисления вместе с продавцом авто, сколько конкретно цыган можно задавить "Хаммером", не повредив при этом машины, действительно смешон. А смех, вернее высмеивание,— это вещь посильнее "kill the copper" с разрыванием тишотки от Ральфа Лорена на груди и прочими атрибутами серьезности.

Немало, хоть и далеко не столько, сколько Саша Коэн, заработавший на презрении к человечеству писатель Мишель Уэльбек вывел в романе "Возможность острова" героя, чья профессиональная деятельность во многом напоминает творческий путь Коэна. Так вот, размышляя по поводу своего коммерческого успеха, уэльбековский персонаж приходит к выводу, что юморист похож на революционера: "Однако в результате его действий мир не изменяется, а просто становится чуть более приемлемым, ибо насилие, необходимое для всякого революционного действия, трансформируется в смех; заодно это приносит еще и немалые бабки. Я вспомнил свои прежние работы. Расизм, педофилия, каннибализм, отцеубийство, пытки и варварство: за неполные десять лет я снял сливки со всех доходных тем". Заметим от себя в скобках, что в списке Коэна расизм, педофилия и варварство как минимум присутствуют.

Герой Уэльбека прав — наличие в культурном мейнстриме специального сегмента, отведенного под критику "цивилизованного", то есть усредненного, а значит, пошлого общества, со всем его лицемерием, и присущей этому обществу культуры — то есть этого самого мейнстрима — действительно делает наш мир "чуть более приемлемым". То есть — чуть более комфортным. В том смысле, что жизнь успокоившихся буржуа перестает казаться им самим такой гладенькой. Ведь когда вокруг все так гладенько — самому противно. И в благодарность за создание этого комфорта те, кто его создает, получают не только много денег, "Золотой глобус" или там "Оскар", а даже благодарность современников.