В Москве на Новой сцене Большого Мариинский театр представил балет "Ундина", выдвинутый на "Золотую маску" в четырех номинациях — "Лучший балет", "Лучший балетмейстер", "Лучшие исполнители" мужской и женской роли. Шансы спектакля, стилизованного под романтическую старину, высоко оценила ТАТЬЯНА КУЗНЕЦОВА.
"Ундину" в Петербурге поставил француз Пьер Лакотт, знаменитый своими стилизациями старинных балетов. Именно он вернул Парижской опере забытую "Сильфиду" Филиппа Тальони и одарил Большой театр эффектной "Дочерью фараона" — вольной реконструкцией утраченного балета Мариуса Петипа. Петербуржцы, критически настроенные по отношению к "новоделам", все же не устояли перед успешностью лакоттовских балетов: в прошлом году свет увидел еще один исчезнувший раритет — "Ундина" Чезаре Пуни.
Этот балет Жюль Перро, автор сохранившейся до наших дней "Жизели", впервые поставил в Лондоне в 1843 году. Историю про водяную деву, влюбившуюся в рыбака, балетмейстер ставил многократно в разных театрах, в том числе и в Петербурге, пополняя сюжет все новыми подробностями и вариантами финала — от гибели всех участников любовного треугольника до всеобщего спасения. В России под названием "Наяда и рыбак" балет дожил до 20-х годов ХХ века, а лет 25 назад его фрагменты попытались восстановить — ведь до наших дней дошли либретто, рецензии, описания очевидцев и осколки старинной хореографии.
Но Пьер Лакотт придумал собственную версию, опираясь на французскую школу танца, по правилам которой полтора века назад танцевала вся Европа, включая Россию. Костюмы "под старину" и живописные декорации с сияющим синим морем, зелеными соснами, рисованными домиками и церквушками господин Лакотт тоже сочинил сам — и это авторское триединство придало его "Ундине" простодушную цельность. В ней сконцентрированы все очаровательные нелепости балетной старины: пойманная в сети Ундина откладывает в сторонку свой русалочий хвост, прежде чем начать танцевать; на "морское дно" из-за кулис выезжает матрасик со спящим рыбаком — для того, чтобы водяная дева могла показать подружкам своего избранника; во время грозы наяды табунком выскакивают на сельскую площадь; чучелко Ундины падает с горы в пучину вод и пролетает под колосниками.
Ждать от этого балета душевных потрясений и достоверности чувств не стоит. С самыми драматичными моментами (например, танцем Ундины с собственной тенью, когда героиня понимает, что она стала смертной) хореограф решительно не справился. Сюжет у него — только повод для танцев, обильных, виртуозных, слагающихся в затейливые рисунки, развернутых в сложные ансамбли. В сущности, это парад вполне абстрактного балетного мастерства, стилизованного под старину. И труппа Мариинки демонстрирует здесь абсолютное превосходство.
Ведь легкость этой изящной хореографии обманчива. Все эти мелкие антраша, невинные па-де-бурре с поворотиками, разнообразные туры и пируэтики, украшенные бантиками всевозможных заносочек, двойных rond'ов и флик-фляков куда коварнее и изощреннее, чем какие-нибудь прямолинейные 32 фуэте, большой пируэт или привольные па-де-ша, обычно вызывающие гром аплодисментов. Садистский экзамен на координацию и чистоту танца здесь приходится держать всем — от премьеров до кордебалета, которому хореограф Лакотт насочинял такое, что не снилось и солистам других трупп. Петербуржцы выдерживают испытание с блеском: позиции их ног безупречны, стопы выразительны и цепки, руки с округлыми локотками и мягкими кистями сохраняют невозмутимость в самых сложных комбинациях. В женских вариациях — невесты рыбака, ее подружек, царицы моря и ее подчиненных наяд — сверкнуло не меньше десятка вышколенных солисток.
Но даже на этом блистательном фоне исполнители главных ролей — номинанты "Золотой маски" Евгения Образцова и Леонид Сарафанов — оказались вне конкуренции. Молодая балерина танцует французские па с такой точностью и грацией, будто выросла в школе Парижской оперы: совсем не по-русски — мягко, будто утопая в снегу, спускается она с пуантов; не по-русски безусильно — не помогая себе руками — взлетает в бесшумных прыжочках; не по-русски смачно разворачивает выворотные ноги в заторможенных адажио и не по-русски осмысленно трепещет ножками в мелких па. Ее партнер, безупречный в адажио (а ведь все эти замедленные переносы дамы на уровне груди и безостановочные обводки в разных позах за одну руку требуют мастерства куда более изощренного, чем выталкивание балерины над головой на манер штанги), был совершенно неотразим в вариациях — от его хрустальных туров и пируэтов, беспечных взлетов в jete en tournant и особенно заносок в поворотах (коварнейшее jete dessus-dessous) перехватывало дух не только у записных балетоманов.
Оба номинанта имеют отличные шансы на победу — ведь поставленная французом наивная "Ундина" стала триумфом не только Мариинской труппы, но и всей петербургской балетной школы с ее богатой наследственностью: имперским аристократизмом, советской дисциплинированностью и — к тому же — близостью к морю.