Великое "никак"

В Санкт-Петербурге в Академической капелле выступил Пауль Бадура-Шкода — один из корифеев мирового пианизма ХХ столетия, чье имя стоит в одном ряду с величайшими мастерами фортепианного дела ушедшего века — Владимиром Горовицем, Святославом Рихтером, Гленом Гульдом. Самого прославленного исполнителя Моцарта слушал ВЛАДИМИР РАННЕВ.

       Играть Моцарта легко и бесхитростно — такие установки дает всякий учитель в детских музыкальных школах. Лучшие ученики именно так и играют. В юности всякая вольность в смысле стиля чревата неуклюжестью. Другое дело — пианист, отправляющийся в мировое турне по случаю своего 80-летия. Тем более пианист, вдоволь наигравшийся с Вильгельмом Фуртвенглером, Гербертом фон Караяном, Карлом Бемом, Лорином Маазелем, Георгом Шолти и другими величайшими дирижерами. За несколько десятилетий маэстро Бадура-Шкода уже достаточно наинтерпретировался, чтобы заняться именно "игрой", а не "интерпретацией".
       Игра оказалась именно что легкой и бесхитростной. Уже с первых тактов оркестровой экспозиции фа-мажорного "коронационного" Концерта для фортепиано с оркестром Моцарта (К 459) пианист подыгрывал оркестру, дублируя за роялем какие придется аккорды и мелодические линии. Он не ждал вступления, как это принято, следуя нотному тексту, а включился в игру с оркестром, оправдывая одно из значений слова "концерт" как "соревнование". Первая же сольная тема рояля показалась сначала каким-то недоразумением. Ну да, так играют именно хорошие ученики-пианисты: просто, без затей, с хорошо натруженным, поставленным звуком. Можно задаться вопросом, где, мол, что-то особенное, чем и отличается один пианист от другого. Что-то неповторимое, свежие идеи, недюжинный интеллект или сценический блеск. Ничего этого в игре господина Бадура-Шкоды не предполагалось.
       Правильно было бы сказать, что он "играет никак". Но это "никак" — самая драгоценное в его пианизме. В этой простоте и отстраненности теплится не мудрость даже, но воплощенный аполлонический дух. Известно, что великие школы пианизма сложились позже эпохи Моцарта, реконструировав ее, исходя скорее из тоски по ней, но не из ее сути. Интересно, что Пауль Бадура-Шкода — теоретик и педагог — посвятил два масштабных труда вопросам интерпретации Моцарта. И вся эта наука привела его к открытию великой банальности: играть, как хороший школьник. Так он играл весь концерт, а особенно завораживающе прозвучали его сольные бисы — небольшие моцартовские пьесы.
       На сцене в этот вечер расположился Симфонический оркестр Санкт-Петербургской филармонии, а за пультом — Николай Алексеев. Оркестр тоже настроился на радость музицирования, а не на выполнение служебных обязанностей. Но непринужденная атмосфера порождает в России непозволительный порок — падает дисциплина. Что не замедлило проявиться в досадных киксах у духовых. Но пусть труды дирижера оказались подпорчены, главное все же состоялось: Николай Алексеев добился отточенной фразировки и прозрачного деликатного звука.