Президент России вчера в Афинах подписал с премьер-министрами Греции и Болгарии соглашение о строительстве нефтепровода Бургас--Александруполис. Греческий премьер расценил это событие как появление на мировой энергетической карте новых стран — Греции и Болгарии. Однако, по мнению специального корреспондента Ъ АНДРЕЯ Ъ-КОЛЕСНИКОВА, это еще не карта, а всего лишь черновик.
Президент "Транснефти" Семен Вайншток после церемонии подписания межправительственного соглашения между Болгарией, Грецией и Россией "О сотрудничестве при сооружении и эксплуатации нефтепровода Бургас--Александруполис" казался чрезвычайно довольным жизнью. Увидев журналистов, которые отчего-то решили представиться ему, он переспрашивал:
— ТАСС? А вас уполномочили?
Впрочем, первые же вопросы вернули Семена Вайнштока к окружившей его действительности. Особенно ему не понравилось то, что его спросили, сколько будет стоить строительство трубопровода. Этот вопрос сразу вывел его из себя:
— Ну давайте я вам тогда сначала расскажу, как это будет происходить. Межправительственное соглашение даст нам право получить от Болгарии и Греции конкретных участников проекта. С ними мы создаем международную компанию и регистрируем головной офис...
Семен Вайншток с некоторым снисхождением оглядел журналистов, которые притихли, пытаясь оценить масштабы работы, которую предстоит проделать "Транснефти", чтобы пройти изобилующий многими препятствиями путь до создания головного офиса.*
— Потом будем наделять его средствами,— монотонно продолжил Семен Вайншток.— Потом компания объявляет тендер на технико-экономическое обоснование проекта (ТЭО). Потом, значит, утверждается ТЭО. Потом объявляется тендер на управляющую компанию. Она определяет затраты на строительно-монтажные работы... И вот только тут вы сможете спросить меня, сколько это будет стоить!
— И сколько все это будет тянуться? — вместо этого расстроено спросил кто-то.
— Мы сделаем так, чтобы это проходило в максимально возможно более короткие сроки,— Семен Вайншток глядел на журналистов уже совершенно благосклонно, полагая, видимо, что мы вместе с ним надежно увязли в его многословии.
— Но, год, два? — уточнила корреспондентка федеральной газеты "Гудок".
— Гораздо, гораздо меньше! — воскликнул господин Вайншток.— Я вам приведу один пример. До того как Владимир Путин поставил 3 сентября прошлого года жестко вопрос и лично принял участие, приехав в Афины, чтобы инициировать проект...
Семен Вайншток замолчал, считая, очевидно, что он ответил на вопрос.
Тут его, конечно, спросили, а сколько будет стоить строительство нефтепровода. Семен Вайншток, надо отдать ему должное, опять попробовал ответить.
— Значит так, давайте сначала. Когда мы начали строить ВСТО (трубопровод Восточная Сибирь--Тихий океан.— Ъ), посчитали и получили цифру в $6,6 млрд. Тогда одна тонна трубы стоила $300. Сейчас — 1,8 тыс. Что бы я вам сейчас ни сказал, я явно окажусь неправ.
Так или иначе, но вместе с журналистами Семен Вайншток все-таки приближался к истине, и она казалась мне не очень утешительной для него.
— А вы понимаете, откуда пойдет нефть в этот трубопровод? — спросил его корреспондент газеты "АиФ".
— Да, есть понимание,— признался Семен Вайншток.
— Поделитесь пониманием?
— А вы со мной чем поделитесь? — спросил глава "Транснефти", привыкший, видимо, решать вопросы в таких терминах, бедного (по некоторым внешним признакам) корреспондента "АиФ".
Очевидно, что Семен Вайншток уже несколько раз потерял терпение. Ему не нравилось, что он за просто так должен рассказывать о том, что он знает, а журналисты в лучшем случае догадываются.
— Нефть будет пока идти из Черноморского бассейна,— нехотя сказал президент "Транснефти".
— А вы уверены, даже после церемонии подписания соглашения, что этот проект все-таки состоится? — спросил я.
— Назовите мне один неудачный проект "Транснефти"! — взорвался Семен Вайншток.— Не два, нет! Назовите один неудачный! В который мы ввязались и не сделали! Не допускаю даже мысли такой! Я даже не думаю об этом, что, если мы вошли, будет что-то неудачное!
— То есть вы считаете, что именно ваше участие и есть гарантия реализации проекта? — уточнил я.
— Если вам надо, то вы так считайте! — в сердцах сказал господин Вайншток.— А мы просто хорошо все просчитали и взвесили!
— Скажите,— примирительно спросил его еще кто-то,— может ли войти в этот проект казахстанский "Казмунайгаз"? Говорят, что есть такая вероятность?
— Конечно, есть,— заявил глава "Транснефти".— Если болгары или греки продадут им свои доли (у каждой из этих стран в проекте по 24,5% акций.— Ъ). И "Шеврон" может, если ему продадут... Да хоть кондитерская фабрика может купить долю.
Тут кто-то спросил его, сколько, по его оценке, будет стоить строительство трубопровода. Семен Вайншток уже ничего на этот раз не сказал, он просто в упор глядел на журналиста и, по-моему, не видел его.
— Говорят, один миллиард долларов? — уточнил кто-то.
— Кто вам сказал? — с нечеловеческой усталостью в голосе произнес Семен Вайншток.
— По-моему, Нарышкин,— пробормотал какой-то российский журналист.
— Нарышкин? — переспросил глава "Транснефти".— Он умный человек. Он не мог это сказать.
Проблема Семена Вайнштока состоит теперь в том, что на понедельничной встрече Владимира Путина с членами правительства России эту цифру назвал министр промышленности и энергетики Виктор Христенко.
На пресс-конференции Владимир Путин, премьер-министр Греции господин Караманлис и премьер-министр Болгарии господин Станишев отзывались о проекте в восторженных тонах.
Греческий журналист спросил их, каким образом все три страны получат от него равные выгоды, как об этом только что сказал господин Караманлис.
— Да, дело не в том,— заявил греческий премьер,— как и в каких долях мы все поделим, а в том, что Греция и Болгария появляются на мировой энергетической карте!
В этом смысле амбиции греческого премьера, и правда будут удовлетворены.
Господин Путин сказал, что равные возможности возникают не только у компаний этих трех стран.
— Это дает возможность всем компаниям, работающим, например, в Каспийском бассейне, тоже участвовать в проекте. А там работают американские компании, казахстанские компании, это и Азербайджан...
Президент России, очевидно, хотел примирить с мыслью о неизбежности строительства именно этими компаниями.
— Александруполис — глубоководный морской порт. Там танкеры проходят под 300 тыс. тонн,— сказал господин Путин.— И обратите внимание, что в Александруполисе будут построены хранилища нефти по 600 тыс. тонн! У нас больше, под миллион, только на северо-западе. Греция и Болгария обеспечат стабильность своей экономике... Собственником будет международный консорциум, но вся его деятельность будет подчиняться местным законодательствам: на территории Болгарии — болгарскому, на территории Греции — греческому... Контролировать ее будут местные налоговые органы...
После этого Владимир Путин постарался повысить уровень адреналина в крови коллег:
— Мы ведем ветку к Тихому океану,— напомнил он.— Я был в Афинах в сентябре прошлого года, так вот с тех пор до сегодняшнего дня мы прошли 700 км этого трубопровода — по бездорожью, в условиях мороза... А здесь всего 277 км, а разговоры ведем с 1994 года!
На самом деле он имел в виду, говорить вообще не о чем.
Позже, рассуждая об экологической безопасности, Владимир Путин не исключил корректировку маршрута трубопровода и не отказал себе в удовольствии вспомнить, как он по таким же уважительным причинам передвинул на 400 км ветку ВСТО.
— Мы исходим из того, что ничего не исключаем,— произнес президент России.
Вот чему научила Владимира Путина жизнь.
*Позиция президента "Транснефти" по этому вопросу подробно и профессионально изложена в его интервью "Коммерсанту" (см. Ъ от 13 марта 2006 года).