премьера опера
Сегодня в Баварском государственном театре, на одной из самых престижных оперных сцен Европы, показывают премьеру новой версии "Хованщины" Мусоргского. За дирижерским пультом — маэстро Кент Нагано, а поставил спектакль возмутитель российского оперного спокойствия ДМИТРИЙ ЧЕРНЯКОВ. Накануне премьеры он ответил на вопросы РОМАНА Ъ-ДОЛЖАНСКОГО.
— Я посмотрел репертуар Баварской оперы на март. Там накануне премьеры "Хованщины" по вечерам идут какие-то другие спектакли. А как же генеральные репетиции, прогоны, показы, как у нас говорят, "для пап и мам"?
— Этот театр потрясающе устроен. Там за сценой есть огромное пространство, как бы еще одна сцена, куда помещается вторая декорация целиком. Поэтому мы днем репетируем, потом декорации быстро меняют местами, и через два часа, вечером, уже может идти другой спектакль, а утром опять стоит готовая к репетициям декорация "Хованщины". В мире таких оперных сцен немало, в нью-йоркском "Мете" похожее оборудование появилось давным-давно, но в России подобного нет нигде и в ближайшее время не будет — даже в Большом после реконструкции.
— Вы бы стали в России ставить "Хованщину"?
— Опера эта невменяемая. Вы можете внятно пересказать ее содержание?
— Честно говоря, не отважусь. А вы?
— Разумеется, могу. Почти наизусть. Но для зрителей я специально написал своими словами либретто, чтобы они не запутались. Там, например, несколько сцен заканчивается одним и тем же — приходит боярин Шакловитый и объявляет: вам всем шандец. Ну что с этим делать? Сочинителем либретто Мусоргский был никудышным, все это написано словно в каком-то хмельном угаре. Но в "Хованщине" есть потрясающие музыкальные фрагменты, которые меня по-настоящему волнуют и трогают.
— И все-таки, несмотря на путаное и длинное содержание, в России эту оперу довольно часто ставят.
— Для нас Стрелецкий бунт и церковный раскол, о которых идет речь в "Хованщине",— часть истории страны. Это изучается в школе, и хотя бы что-то про те времена помнит любой человек, приходящий в России в оперный театр. А для немцев, да и для европейцев вообще все это какая-то монгольская экзотика. Это для них как марсианские хроники.
— То есть вам еще и лекции по истории пришлось читать солистам?
— Некоторые хористы всерьез меня спрашивали: а Хованщина — это кто, жена Хованского? А в какой картине она появится? Я бы на их месте переназвал оперу как-нибудь вроде "Дело Хованского", а то само это слово "Хованщина" выглядит варварски. Во время одной из репетиций я обнаружил, что хор выучил свои тексты на русском, и они примерно понимают, о чем поют сами, но до того, что им отвечает солист, хористам этим вроде бы никакого дела нет. Пришлось останавливать репетиции, сажать их в кресла и рассказывать, в чем там дело. А время-то уходит, репетиционные сроки очень сжатые. Надо сказать, что в Берлине, где я ставил "Бориса Годунова", театр был гораздо лучше подготовлен к началу репетиций — я имею в виду не технически, а с точки зрения погружения в материал.
— Тем не менее немецкие оперные театры заказывали вам пока только большие русские оперы. И вы сами когда-то говорили, что и задачу свою как режиссера видите в том, чтобы обновить взгляд на русскую оперную классику.
— Я думаю, что некоторое время не буду делать русские оперные блокбастеры. А то у меня такое ощущение, что я каждый раз одной рукой должен поднять груз весом в тонну. Поэтому после премьеры нахожусь в состоянии изнеможения. Вообще, после "Сказания о граде Китеже", "Жизни за царя", "Бориса Годунова" и "Хованщины" у меня и блокбастеров-то осталось всего ничего — только "Князь Игорь" и "Руслан и Людмила". "Пиковую даму" же нельзя назвать русским блокбастером.
— Опера становится в России все более обсуждаемым и актуальным театральным жанром — в том числе и с вашей легкой руки. Догоняем Европу?
— Не надо думать, что опера в Европе стала каким-то демократичным жанром. Даже в Германии, где оперные сцены есть в сравнительно небольших городах. Но опера все равно остается искусством для определенного круга людей, просто в той же Германии этот круг гораздо шире, чем у нас. Хотя и здесь его пытаются все время расширять — за счет тех, кто интересуется оперой, но не может себе позволить покупать дорогие билеты. Вот, скажем, Баварская опера. Каждое лето она устраивает большой оперный фестиваль, и тогда здесь организовывают мероприятие под названием "опера для всех" — на площади перед театром устанавливают большой видеоэкран, на который транслируют спектакль, который в это время идет на сцене. Людей собирается много, почти как на футбольный матч. А солисты после окончания спектакля выходят на ступени театра, чтобы раскланяться и перед теми, кто смотрел их представление под открытым небом.