«Солидный моряк» и «жена-друг»

Международный день брачных агентств, 12 февраля, сейчас менее известный праздник, чем День святого Валентина, 14 февраля. Но тематические поля у них явно совпадают. В поисках семейного счастья люди всегда были готовы обратиться за содействием и к небесным, и к вполне земным помощникам. Рассказываем, как устраивали свои судьбы дворяне и купцы в Петербурге и Москве в XIX и начале XX веков, почему активизировались свахи и когда придумали газеты брачных объявлений.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

В первой половине XIX века способов познакомиться у горожан привилегированных сословий было не так и много: на балу, у родственников, в церкви. Да и балы считать «случайной встречей» не стоило бы, предостерегает доктор исторических наук профессор Валентина Веременко, ведь туда отправлялись знакомиться, как, впрочем, и неожиданные встречи в гостях были не такими уж неожиданными, поскольку, как правило, были организованы неравнодушными лицами.

Юрий Лотман в книге «Беседы о русской культуре. Быт и традиции русского дворянства (XVIII — начало XIX веков)» писал: «В XVIII веке в русском дворянском быту еще доминировали традиционные формы вступления в брак: жених добивался согласия родителей, после чего уже следовало объяснение с невестой. Предварительное объяснение в любви, да и вообще романтические отношения между молодыми людьми хотя и вторгались в практику, но по нормам приличия считались необязательными или даже нежелательными. Молодежь осуждала строгость родительских требований, считая их результатом необразованности и противопоставляя им "европейское просвещение"».

«Его все одобряют»

— Когда молодой человек решал, что пора жениться, он сообщал об этом старшим родственницам или сослуживцам,— объясняет Валентина Веременко.— Тут же родственницы молодых девушек начинали к нему приглядываться. И случайно этот молодой человек встречается с девушкой, допустим, в гостях. Если девушка понравилась, потенциальный жених просил родственников организовать еще несколько встреч на нейтральной территории. После трех-четырех таких пересечений он определялся: либо сватовства не будет, либо он идет просить руки, и стороны начинали обсуждать финансовый вопрос. Если молодой человек не понравился родителям девушки после первой встречи, то следующих встреч не случалось.

Впрочем, родители и родственники девушки, достигшей 16–18-летнего возраста, тоже времени зря не теряли — лорнировали потенциальных кандидатов и искали поводы вывести деву на выданье в люди.

Откуда сегодня все это известно?

— Девушки свои любовные истории расписывали в дневнике,— говорит Валентина Веременко.— Молодые люди писали подробную историю любви, либо кратко — «женился». Женщина всегда пишет о своем замужестве, а мужчины — когда как. В середине XIX века для девушки (и дворянки, и особенно купчихи) важно слово родителей. В середине XIX века большинство девушек высших сословий получали образование в закрытых учебных заведениях. Пансион гарантировал невинность, ведь единственными мужчинами, с которыми они общались, были отец, братья, учителя и, возможно, врачи. Когда девушка возвращалась из пансиона или была готова к замужеству, у нее не было опыта общения с противоположным полом. Ей в этот момент было важно, чтобы родители создали позитивный образ будущего мужа. Они могли, например, сказать: «Его все одобряют». И девушка очень часто влюблялась в потенциального жениха, потому что других мужчин не знала вовсе, тем более если очереди из претендентов на руку не было, а родители расхваливали жениха.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Папенька согласен

«В первой половине XIX века сватовство происходило обычно в беседе с родителями. После полученного от родителей предварительного одобрения в залу приглашалась невеста, у которой спрашивали, согласна ли она выйти замуж. Заранее объясняться с девушкой считалось нарушением приличий. Частый приезд молодого человека в дом потенциальной невесты накладывал на него обязательства и "отпугивал" других женихов… В основном мнение дочерей по поводу их дальнейшей судьбы не принимали во внимание.

Однако были семьи, где девушкам дозволяли самим решать, за кого выходить замуж»,— пишет историк Марина Трегубова в статье «Любовь и брак в жизни дворян-мужчин второй половины XIX — начала XX в. (по материалам личного происхождения)».

Кузен поэта Антона Дельвига генерал-инженер Андрей Дельвиг в «Моих воспоминаниях», рассказывая историю сватовства своего родственника, дает понять, что строгий папенька невесты симпатии дочери все же принял к сведению: «Дядя мой князь Дмитрий Андреевич Волконский ездил в 1827 г. в Ростов, чтобы проведать вдову незадолго умершего двоюродного <его> брата Николая Ивановича Колесова, а оттуда проехал в Ярославль повидаться с Урусовыми, где влюбился в упомянутую старшую дочь Урусовых от второго брака, Софью. Не знаю, делал ли он предложение жениться на ней, но известно, что он ей не нравился и что, возвратясь в Москву, он рассказал своему старшему брату о виденной им красавице. Вскоре последний поехал в Ростов также навестить вдову Колесову, а оттуда поехал в Ярославль, где, влюбившись в ту же дочь Урусовых, сделал ей предложение. Отец ее [князь В. А. Урусов] сначала не соглашался на этот брак ввиду разности лет жениха и невесты: первому было под 50, последней было 20, а также из опасения, что будто бы существует родство между женихом и невестою, так как первая жена князя Урусова была родная тетка жениху. Но дядя Александр умел понравиться, несмотря на лета свои, молодой Урусовой, и вскоре они обвенчались».

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Наказ тети Анфисы и муж-тиран

Перечить родителям было не принято, нередко брак с нелюбимым оборачивался личной драмой, как это случилось с сестрой мемуаристки Елизаветы Водовозовой, о несчастливом замужестве которой она пишет в книге «На заре жизни». Семья Водовозовой принадлежала к бедному мелкопоместному дворянству. Мать овдовела и в 1850-х решила выдать замуж старшую дочь Нюту за взбалмошного соседа — Феофана Савельева, которого мемуаристка запомнила «очень высоким стройным брюнетом лет за тридцать пять». При знакомстве Савельев удивил мать знанием французского, и та предложила ему стать учителем Елизаветы, несмотря на странности мужчины: бегающие глаза и истеричные тирады. Как учитель, он показал себя положительно, вскоре попросил руки Нюты у ее матери. Она знала, что сосед противен ее дочери, но не хотела замечать его припадков раздражения. Сестры пытались заступиться за Нюту, но та покорилась воле матери. Елизавета Водовозова в свой книге приводит фрагмент дневника своей старшей сестры Александры: «Нюта согласилась на этот брак потому, что она видела во сне тетю Анфису, которая приказала ей не идти наперекор матушкиному желанию».

Савельев оказался тираном и душевнобольным: мучил жену, избивал ее сестру Елизавету, заставляя шпионить за родственницей и доносить.

После смерти сумасшедшего супруга Нюта вышла замуж вторично спустя четыре года. Ее мужем стал доктор Лаговский, к которому она обратилась по рекомендации знакомой как пациентка. Нюте было 23 года, она знала, что Лаговский пьет, но надеялась, что это пройдет. Жених был незаконным сыном крепостной женщины и помещика. Этот брак тоже не принес счастья из-за пьянства и буйного поведения супруга, который оставил жену, чтобы не мучить безобразными сценами, а потом умер.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Новые люди и брак по любви

— Главную роль в формировании брака по любви сыграла экономическая ситуация,— говорит Валентина Веременко.— После отмены крепостного права дворяне потеряли свои экономические возможности. Если у мужчины и женщины ничего нет, то единственная причина их брака — любовь. Все экономические вопросы отходят на второй план. Рушится институт брака, потому что самое страшное, что есть в браке,— брак по любви. Ведь если люди женятся, потому что они любят друг друга, значит, они могут расстаться, когда чувства угаснут. И общественное мнение подобную свободу приняло.

Одним из апостолов «брака по любви» стал Николай Чернышевский, подробно изложивший свои взгляды на брак в романе «Что делать?» (1863).

Однако автор не только декларировал сентенции устами героини-куртизанки: «Умри, но не давай поцелуя без любви», но и сам женился по любви, причем на девушке, которая совсем не нравилась его матери. В 1850 году после окончания университета в Петербурге Чернышевский вернулся в Саратов и поступил учителем в местную гимназию. Он завидный жених — образованный молодой человек и сын одного из наиболее уважаемых жителей города.

В январе 1853-го Чернышевский познакомился на вечеринке с Ольгой Сократовной Васильевой, дочерью саратовского врача, барышней интересной, но легкомысленной, на которой вскорости женился. Накануне свадьбы он писал о Васильевой в интимном «Дневнике моих отношений с тою, которая теперь составляет мое счастье»: «Я чувствовал, что если я пропущу этот случай жениться, то с моим характером, может быть, весьма нескоро представится другой случай, и пройдет моя молодость в сухом одиночестве».

Маменьке, недовольной выбором сына, он пригрозил самоубийством в случае отказа. Литературовед Ирина Паперно в книге «Семиотика поведения: Николай Чернышевский — человек эпохи реализма» говорит о браке Чернышевского как об «акте самоутверждения»: «Женясь, Чернышевский не только бросал вызов родительской власти, но и открыто восставал против условностей общественного мнения».

— После 1860-х общественная жизнь меняется — появляется все больше открытых учебных заведений для женщин,— говорит Валентина Веременко.— Контролировать передвижения девушки и знакомства стало затруднительно. И начинается череда случайных встреч, например в гостях. А значит, возникают чувства, а девушку невозможно выдать замуж по воле родителей. Поведение девушки, свободно перемещающейся по городу без провожатых, воспринимается как норма. А те барышни, которые сидели дома, стали вызывать общественное порицание.

Так в 1870–1880-е возникает брак, основанный на любви. И это становится основной формой брака. Более того, становилось неприличным вступать в брак не по любви, потому если ее не было, чувство нужно было изобразить.

Родители же, напротив, сообразуясь с общественным мнением, вынуждены были хотя бы декларативно заявлять о выполнении ими совершенно другой функции в супружестве детей.

Немаловажной чертой знакомств юношей и девушек, повстречавших друг друга у подруг или на открытых лекциях, было то, что они происходили естественно, без очевидного всем и каждому намерения найти себе брачного партнера. Это меняло нормы поведения, например отменяло флирт и кокетство, обязательные на балах и «брачных базарах».

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

«Она особенная»

Историк Марина Трегубова в статье «Любовь и брак в жизни дворян-мужчин второй половины XIX — начала XX в. (по материалам личного происхождения)» пишет о знакомстве генерала от артиллерии, члена Артиллерийского комитета Главного артиллерийского управления Петра Башилова с будущей избранницей в доме своего товарища по службе: «Приехавши из Твери в Царское село в 1852 году, я застал в семействе у Максимова только что выпущенную из института молоденькую Любовь Ивановну, очень милую и симпатичную девушку, которая мне очень понравилась, и хотя я знал, что родные никакого существенного приданного и денег за ней дать не могут, да и у самого ничего нет, но все-таки стал призадумываться и решать уже жениться на Любе, так она мне очень приглянулась».

Художник Александр Бенуа рассказал в мемуарах о знакомстве с будущей женой — Анной Карловной Кинд, которое произошло на семейном торжестве. Будущим супругам в день первой встречи было по 16 лет, их союз «протянулся на всю жизнь».

Художник и художественный критик Мстислав Добужинский свою будущую жену встретил в доме дяди, куда была приглашена Елизавета Осиповна. Добужинский не поскупился на подробности, живописуя значимое знакомство: «У дяди Феди я стал встречать барышню, родственницу одного из его судейских приятелей, одетую со вкусом, молчаливую и застенчивую, с необыкновенно милой улыбкой. От моего дяди я узнал, что она воспитывалась за границей и года два как вернулась в Петербург и теперь серьезно занимается музыкой. Она мало кого знала в Петербурге и бывала часто в семье моего дяди, где ее полюбили и называли Лизой. Она с большой серьезностью играла в винт, я же в винте ничего не понимал и, сидя в стороне и посматривая на играющих, на нее глядел с особым уважением как на знающую эту премудрость. Скоро я стал ходить к дяде ради нее, но первые две зимы мы встречались редко. Я долго стеснялся ее, с самого начала у меня к ней был большой респект, мне импонировала ее безукоризненная воспитанность, знание языков и так нравилось, что она выросла в Европе... Я чувствовал, что она особенная, не такая, как другие».

А вот писатель и поэт Борис Садовский встречу с будущей супругой в 1908-м пересказал в «Записках», снабдив гирляндой романтичных клише: тут и «лунная ночь», и «барышня у колодца», и «пироги с вареньем».

Кажется, вкус последних и определил решение жениха, в любом случае пироги он знал лучше своей избранницы. «В лунную ночь 28 июля мне захотелось пить. С пустым графином подошел я к старому дубу, где из медного крана бежит вода. У развалин дожидался извозчик; подле дуба барышня с кавалером тщетно искали кружки. Я предложил графин. Барышню звали Лидией Михайловной Саранчевой; родом дворянка, она кончила ялтинскую гимназию и жила в городе с матерью. На следующий день был я у них с визитом, потом несколько раз обедал. Мне нравились южные блюда и сдобные пироги с яблочным вареньем. 19 августа я сделал Лидии Михайловне предложение… 26 октября в Москве состоялась свадьба в присутствии ближайших родных»,— Борис Садовский. Через год после свадьбы у супругов родился сын, а вскоре Садовский расстался с женой, поручив ребенка ей и теще.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Зять-либерал и «завидный жених»

Как объясняет Валентина Веременко, женихи и невесты в разные годы XIX века имели свои котировки, однако сохранялись и «вечные ценности». В молодом человеке ценили «хорошее поведение»: умеренность в алкоголе и карточных играх, достаток, соответствующий достатку родителей невесты. Служба с гарантированным жалованьем тоже имела вес.

В 1854-м в семье харьковского предводителя дворянства князя Федора Григорьевича Голицына родилась дочь Варвара. Она вышла замуж за молодого генерала, служившего в штабе командующего войсками на Кавказе, Сергея Духовского, позже генерал-губернатора Приамурского и Туркестанского краев. В мемуарах госпожа Духовская пишет, что впервые увидела жениха… на фотографии в альбоме у знакомых, заинтересовалась им и услышала, что Сергей Духовский «самый выгодный жених на Кавказе». Эти слова «заковали сердце в броню», вспоминала Духовская, однако ухаживания кавалера приняла, а за предложением покататься верхом последовало и другое.

— От потенциальной невесты требовалась приличная внешность, хорошие манеры, умение себя держать в обществе. Для дворянок ценилось умение играть на музыкальном инструменте, владение иностранными языками, ну и хорошее приданое. Если до середины XIX века невинность достойной невесты было требованием по умолчанию, то к концу века на подобные вещи стали смотреть менее строго. А вот расхождение жениха с родителями невесты в политических взглядах имело решающее в конце XIX — начале XX века,— объясняет Валентина Веременко. Графиня Екатерина Камаровская, рассказывая о своей семье, писала в «Воспоминаниях» о подобном случае. На ее тетке по матери — Наталье Ширинской-Шихматовой — хотел жениться профессор Сергей Муромцев, но получил отказ от отца избранницы, так как «был либерал, общественный деятель, адвокат, словом, не из той среды, к которой принадлежала княжна Наташа».

Москва не всегда слыла ярмаркой невест.

В 1907 году Трубецкие по примеру других семейств, имевших дочерей-невест, переехали в Петербург. За ними двинулись и Вельяминовы. Женихов в Москве было мало — здесь можно было выйти за какого-нибудь родственника или друга детства (что иногда и происходило), но блестящие партии встречались только в Петербурге»,— вспоминала дочь статского советника Татьяна Аксакова-Сиверс в «Семейной хронике». Она же рассказывает об обстоятельствах свадьбы родственницы, жених которой не понравился матери невесты: «Тетя Лина выходила замуж без особой любви, а больше "за компанию" с сестрой. Молодой человек, который ей нравился (Виктор Дандре, впоследствии муж и импресарио знаменитой балерины Анны Павловой), в то время был бедным студентом и в женихи не годился, да и жениться, кажется, не собирался. Еще раньше, во Франции, лейтенант зуавов Дюфан де Шуазине был отвергнут бабушкой, не желавшей иметь зятем француза».

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Профиль тоньше камеи

Князь Феликс Юсупов впервые увидел свою будущую жену Ирину в Крыму. Юсуповская вилла Кореиз и имение родителей Ирины Ай-Тодор располагались совсем рядом. Об их первой встрече Феликс вспоминал так: «Однажды на верховой прогулке увидел я прелестную девушку, сопровождавшую даму почтенных лет. Наши взгляды встретились. Она произвела на меня такое впечатление, что я остановил лошадь и долго смотрел ей вслед. На другой день и после я проделал тот же путь, надеясь снова увидать прекрасную незнакомку. Она не появилась, и я сильно расстроился. Но вскоре Великий князь Александр Михайлович и Великая княгиня Ксения Александровна навестили нас вместе с дочерью своей княжной Ириной. Каковы же были мои радость и удивленье, когда я узнал в Ирине свою незнакомку! На этот раз я вдоволь налюбовался дивной красавицей, будущей спутницей моей жизни. Она очень походила на отца, а профиль ее напоминал древнюю камею». Феликс Юсупов писал в дневнике о важности 1913 года в его судьбе: отец Ирины, великий князь Алексей Михайлович, приехал к его матушке обсудить предполагаемый брак между своей дочерью и Феликсом, который, узнав об этом, был счастлив — он мечтал об этом и полагал, что именно в Ирине встретил «свою судьбу».

Брак Юсупова мог бы не состояться, если бы не старания неравнодушных дам. Добрым посланником Гименея стала графиня Екатерина Камаровская — дочь профессора Московского университета, воспитательница Ирины Романовой. Камаровская в «Воспоминаниях» рассказала, что, переживая за судьбу воспитанницы, решилась на смелый шаг, заметив, что Феликс выделяет Ирину, однако у нее появилась бойкая соперница.

«Мне не хотелось, чтобы играли Ириной Александровной: я слишком нежно ее любила… Ни слова не сказав никому, я телеграфировала княгине Юсуповой, прося принять меня как-нибудь одну… Я ей сказала, что обращаюсь к ней как к женщине и матери, как к москвичке, доверяя ей вполне и прося наш разговор навсегда оставить между нами»,— сказала княгине Юсуповой госпожа Камаровская. Она призналась, что Ирине нравится Феликс. Княгиня ответила: «Мой сын любит Ирину. Она ему одна очень нравится. О Зое не может быть и речи. Не лишайте моего сына встреч с Ириной. Пусть лучше узнают друг друга. Я и вы будем охранять их, наблюдать за ними».

В феврале 1914 года в церкви Аничкова дворца племянница Николая II княжна Ирина Александровна Романова обвенчалась с князем Феликсом Феликсовичем Юсуповым, графом Сумароковым-Эльстоном, наследником богатейшего состояния.

Кстати, для Екатерины Камаровской знакомство с домом Романовых стало судьбоносным. Она отказывала женихам, считая себя «далекой от чувственных отношений», которых боялась, как и потери свободы, в чем сама признавалась. Тем не менее сердце ледяной девы растопил педагог Федор Виноградов, учивший великокняжеских детей. Камаровская о своем избраннике пишет пылко: «Когда вошел Федор Александрович, высокий блондин, вдруг необычайно сильно, ярко я почувствовала повелительный голос внутри себя: "Смотри: вот человек, которому ты предназначена и который будет тебе самым близким"».

Жених для купчихи

— Среди купеческого сословия большинство браков заключалось внутри своего круга,— говорит Валентина Веременко.— Чаще всего для юноши или девушки подбирали «половину» из хорошо известных семей (из дальних родственников или свойственников), а также из давних и надежных коммерческих партнеров. Поэтому сватать невесту иногда уезжали в другой город или даже в другую губернию, если рядом подходящей (по понятиям родителей) партии не было. Если же в купеческой семье не было наследников по мужской линии, к выбору жениха для дочки-наследницы относились с особым тщанием. Искали женихов прежде всего из своего круга, способных продолжить семейное дело. Брак богатой наследницы с ненадежным человеком, тем более из чуждой социальной среды, мог грозить распылением капитала и дела, над упрочением которого трудилось не одно поколение промышленников или торговцев.

В свадебном ритуале купцы подражали дворянам. Однако купцы не всегда хотели родниться с дворянами из-за разницы представлений о жизни.

Сегодня имя литератора Николая Лейкина не на слуху, однако во второй половине XIX века оно было знакомо читающей публике. «Мои воспоминания» Лейкина — кладезь бытописательских зарисовок петербуржцев, сам автор, коренной петербуржец, родился в купеческой семье в 1841-м. «Отец мой женился по любви. Мать моя, Любовь Ивановна, живя у своей тетки, портнихи и модистки, и работая вместе с ней, будучи молоденькой девушкой, ходила к отцу моему в лавку за покупками приклада для платьев и шляп. Отцу моему она очень понравилась, и он женился на ней, довольно, впрочем, долго выпрашивая позволение на это у своего отца, не соглашавшегося на брак. Мать моя, Любовь Ивановна, родилась в крепостной крестьянской, или, лучше сказать, дворовой семье»,— писал Николай Лейкин.

28 мая 1862 года в Петербурге загорелись рынки. Случилось это в Духов день, когда добрая половина хозяев-рыночников фланировала в Летнем саду, где ежегодно устраивалось гулянье с несколькими оркестрами военной музыки. Об этом пишет Николай Лейкин, называя это гулянье «смотром купеческих невест». Низшее и среднее купечество вывозило на этот променад своих разряженных дочек-невест, племянниц, которых лорнировали расфранченные женихи, стоявшие шпалерами по бокам главной аллеи. В этом пестром потоке двигались не только девушки из купеческих семей, но и из чиновничьих. «Мелкое чиновничество жило почти той же жизнью, что и купцы. Стояли в шеренгах и женихи-чиновники. Свахи, которых тогда в Петербурге было множество, шныряли от женихов к невестам и обратно и сообщали о приданом невест, о положении женихов»,— иронизировал Лейкин.

В Москве девушки из богатых купеческих семейств тоже имели шанс попасться на глаза суженому на гуляниях.

Мемуарист Александр Ушаков в «Очерках Москвы» отмечал, в начале 1860-х для купеческих сынков и дочерей судьбоносное значение имела Вербная суббота как «ярмарка невест» — смотр, проходивший на Красной площади. Родители вывозили дочек на традиционные катания, проходившие в Вербную субботу и 1 мая в Сокольниках, рассказывают авторы книги «Барышни и дамы. Повседневная жизнь москвичек во второй половине XIX — начале XX века».

Сваха ходит по домам

— В XIX веке к услугам свах обращались чиновники, офицеры, фабриканты, купцы и обычные служащие,— говорит Валентина Веременко.— Рынок был настолько велик, что каждая семья могла выбрать себе профессиональную сводницу по своему кошельку. Сваху можно было найти по объявлению в газете или получить рекомендацию от знакомых, которые уже пользовались такими услугами. Самые хорошие свахи не нуждались в рекламе — их имена были на слуху по всей Москве и Петербургу. Имели целые картотеки невест и женихов с подробной информацией — где живут, кто родители, какое приданое и есть ли у семьи долги. К свахам могли обратиться все желающие, независимо от социального статуса, как правило, в городах.

Самые знаменитые свахи находили клиентуру через сарафанное радио. Менее известные свахи предлагали свои услуги в газетах. Свахами становились зрелые женщины. Свахи публиковали рекламу своих услуг с 1860-х.

Мемуарист Иван Белоусов в очерке «Ушедшая Москва» писал, что в Москве свахи — реже сваты — только тем и жили, что ходили по домам, где были женихи и невесты, и сватали молодых людей. Дело свах состояло в том, чтобы расхвалить ту или другую сторону и довести дело до законного брака. Свахи обсуждали кандидатуры подходящих женихов и невест с отцами и матерями молодых мужчин и девушек на выданье. Главным было подобрать партию равного социального положения и с хорошим приданым. При этом родители в последнюю очередь могли спрашивать согласия детей. Если находилась подходящая партия, то сватовство принимало деловой характер, и сваха приносила в дом жениха роспись приданого за невестой. Если приданое устраивало, то назначались смотрины, которые происходили на гулянье или в театре, где жених только на виду знакомился с невестой, а родители — друг с другом. Но чаще всего жених под предводительством свахи приезжал смотреть невесту на дом. Расхваливали свахи свой «товар» отчаянно, не гнушались и враньем. Бытописатель Иван Слонов в книге «Из жизни торговой Москвы» писал, что особенно славились свахи из Замоскворечья: «Это был очень интересный тип, они и одевались по-особенному, платья носили самых ярких цветов, сверх которых накидывали на плечи большие пестрые турецкие шали, голову повязывали шелковыми цветными косынками; от последних кончики торчали у них на лбу в виде маленьких рогов».

Тиндер прадеда

«Первым в России периодическим изданием, специализировавшимся на брачных объявлениях, стала "Брачная газета",— пояснили в Российской национальной библиотеке.— Она выходила с 1906-го по 1918-й. Газета издавалась еженедельно, цена была 5 рублей 50 копеек за годовую подписку, 15 копеек за один номер. Газета издавалась в Москве, но объявления принимались из разных регионов. Популярность издания была колоссальной, газета рассылалась подписчикам по всей России. Анонимность абонентов была полностью гарантирована. По желанию (и за дополнительную плату) газета могла высылаться подписчикам в наглухо запечатанных конвертах. Всего с 1906-го до начала 1920-х выходило несколько десятков изданий — газет и журналов, публиковавших брачные объявления. Среди них, например, "С.-Петербургский брачный листок", еженедельник, выходивший в Петербурге в 1907–1908 годах, Литературно-брачная газета "Амур" (Москва), объявившая себя изданием "Первого Всероссийского брачного бюро", "Брачная газета Юга России", выходившая в Одессе, "Семья" — художественно-литературный брачный журнал (Киев), "Сибирская брачная газета" (Томск), "Кавказская брачная газета" (Тифлис) и многие другие. По популярности и длительности издания ни одна из них не могла конкурировать с "Брачной газетой". После революции подобные издания оставались на территориях, находившихся под властью Белого движения. Одним из последних таких изданий можно считать "Брачную газету", издававшуюся в Иркутске в 1919–1920 годах. Вероятно, самым последним отголоском брачных газет как жанра следует признать "Смех и дело" — журнал приятельских шуток и нездоровой насмешки с отделом брачных объявлений, издававшийся в Благовещенске в 1922 году, до вхождения Дальневосточной республики в состав РСФСР».

«Брачная газета» была доступна для всех слоев населения, что можно заметить, читая объявления. Они имели четыре-шесть полос, но издавались гигантскими тиражами.

Здесь же публиковались и объявления о поиске свахи. Газета старалась сохранить анонимность авторов объявлений, связаться с заинтересовавшей персоной можно было через редакцию или с помощью писем до востребования. Некоторые читатели искали спутников жизни, кто-то читал газету из любопытства или увлекался процессом переписки.

— В объявлении традиционно указывались возраст, образование, наличие денег, вероисповедание. Большинство писем было от мужчин, но все большую роль начинали играть и женщины старше 28 лет. Девушки искали в избраннике того, кто даст «жизнь яркую и красивую» и напишет «серьезно», то есть искали в первую очередь состоятельного мужчину,— говорит Валентина Веременко.

— Предполагалось, что объявления помогут состоятельным молодым людям (или их родителям) найти не просто спутника жизни, а спутника, примерно равного по благосостоянию и капиталу,— говорит кандидат филологических наук, доцент факультета журналистики МГУ им. М. В. Ломоносова Игорь Говряков.— На деле в основном в газеты обращались либо богатые, но безродные, либо родовитые, но разорившиеся на фоне послереформенных экономических бурь. Попадались, конечно, и аферисты и мошенники. Газеты и журналы, которые позиционировали себя как деловые, серьезные издания, эту моду игнорировали и не выделяли под подобную рекламу места.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Предыдущая фотография

Следующая фотография

1 / 6

«Брачная газета», 1907

Фото: Российская национальная библиотека

«Брачная газета», 1907

Фото: Российская национальная библиотека / Брачная газета

«Брачная газета», 1907

Фото: Российская национальная библиотека / Брачная газета

«Брачная газета», 1907

Фото: Российская национальная библиотека / Брачная газета

«Новое время», 1906

Фото: Российская национальная библиотека / Новое время

«Новое время», 1906

Фото: Российская национальная библиотека / Новое время

Вдовица, молодица и экзема

Анализ объявлений московской «Брачной газеты» позволяет сопоставить представление о запросах наших предков. В издании 1907 года помимо анкет потенциальных женихов и невест, готовых переписываться напрямую или через сваху, публиковали рекламу средств, необходимых людям, которые желали устроить личную жизнь, например средства от экземы и ревматизма. Там же предлагали свои услуги свахи и гадалки. Томящиеся от одиночества дамы и господа могли, перебирая кандидатов, ознакомиться с очерками, посвященным половому и женскому вопросам, ознакомиться с полемикой вокруг «Крейцеровой сонаты» Толстого («Порнография на сцене», «Блуд в брачной жизни», «Рабство женщины»), натуры более трепетные могли почитать стихи.

Запросы у подателей объявлений «Брачной газеты» 1917 года самые разные, как и интонация обращения. В номере от 14 сентября 1914-го счастья искала «бедная Золушка», жалуясь, что «жизнь усеяна шипами». Тот, кто облегчит страдания несчастной, сможет оценить ее «чуткую, незаурядную душу». Упомянуть «душу» и ее производные для корреспондентов было требованием по умолчанию, потому «солидный моряк на государственной службе» не игнорирует этот пункт, но ждет, что его избранница рассмотрит не только впечатляющий список его достоинств, но и сможет полюбить его «редкую мать» — хозяйственную и интеллигентную. Возможно, упоминание дачного участка в собственности могло посодействовать этим чувствам.

Важно то, что человек писал в начале своего послания (или, как сказали бы сейчас, анкеты). По сути, газетное знакомство — прототип современных дейтинг-ресурсов для обоих полов любого возраста.

Итак, кто-то подчеркивал свое происхождение, выводя полужирным «дворянин», «князь», а кто-то напирал на эффектную внешность. Например, 18-летняя барышня рекомендовала себя «красивой стройной девицей с каштановыми кудрями», она окончила гимназию и желала найти мужа с состоянием и имением. Ее конкурентка тоже искала денежного господина, но свои амбиции аргументировала резонно: она 25-летняя женщина-врач, «красивая и энергичная», то есть образованная и собой хороша. Мужчины тоже абы с кем встречаться не собирались, потому душевная тоска некоторых вырывалась в вопль: «Только красавицу прошу откликнуться». Одиночество одиночеством, но место жительства и сексуальный опыт — важные нюансы, потому взыскательные господа указывали в требованиях: «москвичку», «без прошлого». Наличие фото упрощало поиск.

Нередко мужчины указывали род деятельности (архитектор, учитель, военный, инженер), уровень дохода, но и свои эстетические притязания, например, ценитель пышных форм предупреждал, что не интересуется «худеньких и высокими». А дамы хвастались доблестями: «музыкальна», «опытная хозяйка», «обеспечена службой» и «пою». Зачастую пару пытались найти через своих, уточняя национальность, вероисповедание и уровень дохода. Иногда газетные объявления превращались в пламенные поэмы: «Мужчины, вам бросаю мой вызов. Бедная труженица, провинциалка, среднего круга, 35 лет, православная, безупречной нравственности».

Начало XX века укрепило моду на умных образованных женщин, потому слово «интеллигентный» встречается практически в каждом объявлении, а мужчины нередко надеются в избраннице обрести «жену-друга». Приданое, как и умеренная полнота, приветствуются.

Мария Башмакова