По правилам неприличия
Комедия «Лучше всех»
В прокате — режиссерский дебют актера Артюса «Лучше всех» («Un p’tit truc en plus»). Озорной неполиткорректностью под маской инклюзивности фильм порадовал Михаила Трофименкова.
Сельский лагерь великовозрастных ребят с особенностями развития идет на пользу уголовникам
Фото: «Вольга»
Сельский лагерь великовозрастных ребят с особенностями развития идет на пользу уголовникам
Фото: «Вольга»
В кажущихся теперь почти былинными 1980-х французская критика крестила определенный сорт национальных кинокомедий задорным «мемом»: «глупые и злые». Во времена юных Жозиан Баласко, Анемоны, Кристиана Клавье и трагически погибшего толстяка Колюша, выдвигавшегося, на секундочку, в президенты, это звучало как высшая похвала: надо же, ребята, что вы вытворяете, жгите дальше.
Выходцы из левацких кабаре 1970-х, верные французской традиции иконоборчества, знать не знавшие, что за зверь такой «политкорректность», позволяли себе насмехаться буквально надо всем.
Пренебрегая и лицемерным гуманизмом, и критериями «хорошего вкуса»: о каком вообще хорошем вкусе может идти речь в применении к балагану.
В образцовом «глупом и злом» шедевре Жана-Мари Пуаре «Дед Мороз — ублюдок» (1982) под напалмовый огонь попали работники телефона доверия, клошары, жертвы домашнего насилия и беженцы из Восточной Европы. Рождественский вечер в офисе службы психологической поддержки оборачивался перестрелкой, расчлененкой и чуть ли не каннибализмом. Да, глупо, да, зло, но, боже мой, как отчаянно смешно и совсем не обидно для клошаров, беженцев и жертв.
В прекрасном новом мире свет злости, глупости и анархического беспредела погас. Кино ходит на цыпочках, стараясь никого не обидеть и уравновесить любой гэг назойливым моралите.
Артюс не то чтобы обрушил правила нового приличия, но совершил под них изрядный подкоп: глупый, не очень добрый, но реально смешной.
Судьба сводит не в то время и не в том месте два, скажем так, коллектива. Социальные работники Алиса (Алиса Белаиди), Селин (Селин Грассар) и амбал Марк (Марк Рисо) пакуют в автобус отправляющихся на каникулы в сельский лагерь великовозрастных ребят с особенностями развития. Сами они без стеснения именуют себя имбецилами и дебилами.
На соседней же улочке потрошат ювелирный магазин Люсьен (Кловис Корнийяк) и его сын Поло (Артюс). На конкурсе дебилов они безусловно заняли бы — в соответствии с известным анекдотом — последнее место, поскольку дебилы. Запарковали автомобиль на стоянке для инвалидов, откуда его, естественно, эвакуировали. Сняли маски как раз вовремя, чтобы засветиться перед своими жертвами. Нелепо прикинулись немецкими туристами. И только божественное провидение спасло их. Алиса приняла Поло за опоздавшего на автобус Сильвена, а Люсьен выдал себя за няньку якобы страдающего непроизвольной дефекацией сына.
Ну и понеслось. Страдальцы-уголовники соревнуются в деменции с настоящими пациентами, мгновенно уличающими Поло в том, что тот «не настоящий инвалид».
Пациентов играют, и играют азартно, не профессиональные лицедеи, а настоящие люди с ментальными проблемами. Их портретная галерея достойна лучших образцов «глупого и злого» кино.
Борис (Борис Питоэф) в каждом эпизоде предстает в новом обличье: то Клеопатры, то космической супердевушки, то бутылки кетчупа. Мари (Мари Колин) в силу ее малого роста все время что-то «прилетает»: кинут бутылку минералки в расчете, что она ее поймает, а бутылка попадет ровно в глаз: «ничего, она уже привыкла», комментирует кто-то из опекунов.
Один пациент торчит на хитах Далиды, что, очевидно, уже свидетельствует о душевном нездоровье. Другой считает себя Марадоной. Кто-то страдает логореей, произнося безумные речи о Саркози и прочих Макронах, Олландах и Шираках. Кто-то дружелюбно приветствует встречных-поперечных: «Спасибо, старый педик»,— бросит один из героев лодочнику, которого Поло вынудил предоставить прогулочную лодку.
Инвалида-колясочника товарищи все время забывают в одиночестве, убегая на сеансы арт-терапии. На одном из таких сеансов кто-то вылепит мужской половой член, уверяя, что изобразил снеговика. Другой не просто изваяет под видом «ветряной турбины» натуральную свастику, но и будет рваться подарить ее Гаду (Гад Абекассис), иудею в кипе.
Все они — милые, но невыносимые люди. Вменяемым налетчикам, как бы туповаты они ни были, приходится самим тихо сходить с ума. Нельзя сказать, чтобы это не доставило им ни гуманистического удовольствия, ни конкретной выгоды. Финальный эпизод суда сравним с финалом «Берегись автомобиля»: только «имбецилы» выкрикивают не «Свободу Юрию Деточкину!», а «Свободу Поло и Люсьену!». Больше же всех повезло настоящему Сильвену, случайно залезшему не в тот автобус, угодившему на Ивису и отменно вписавшемуся во фрикующую тусовку.