Авангард под маской конформизма
В Русском музее запустили выставку к 125-летию Александра Дейнеки
В Государственном Русском музее (ГРМ) открыли ретроспективу к 125-летию художника Александра Дейнеки (1899–1969). Кураторы выбрали в качестве экспонатов только работы из собственной коллекции. Экспозиция обошлась без хрестоматийной «Обороны Севастополя», но была дополнена монументальными мозаиками «Утро» и «Хоккеисты», которые восстановили специально к открытию. Cреди идеологических полотен сталинской эпохи были собраны полотна, которые стали вдохновением для художников позднего застоя.
Фото: Коммерсантъ / Александр Коряков / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Александр Коряков / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Александр Коряков
Фото: Коммерсантъ / Александр Коряков / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Александр Коряков
Фото: Коммерсантъ / Александр Коряков / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Александр Коряков / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Александр Коряков
Фото: Коммерсантъ / Александр Коряков
Фото: Коммерсантъ / Александр Коряков
Фото: Коммерсантъ / Александр Коряков
Фото: Коммерсантъ / Александр Коряков / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Александр Коряков
Фото: Коммерсантъ / Александр Коряков
Монументалиста выставляли множество раз: из недавнего сразу можно вспомнить «Дейнеку/Самохвалова» в «Манеже» или экспозицию о советском спорте в ГРМ. В целом его часто используют, чтобы рассказать о сталинском искусстве. Как отмечает искусствовед Кира Долинина, работами графика удобно объяснять пропаганду того периода. «Однако нельзя просто переложить ответственность за все на Дейнеку — такие концепции быстро рушатся. Он сразу же привлекает к себе внимание и становится неудобным зеркалом своего времени — слишком мощным. Это типично для великих художников, скрытых историей во тьме великих стилей и презренных эпох. Так, многие считают Арно Брекера, любимца Гитлера, таким же. И таким оказывается и Александр Дейнека»,— считает госпожа Долинина.
В то же время Русскому музею удается каждый раз не скатываться в тривиальность. Прошлый юбилей художника в Петербурге встретили показом его графики, а на этот раз подборка оказалась противоречивой. В Корпусе Бенуа почти не представили обнаженных девушек Дейнеки, образы которых схожи с атлетами фашистского искусства Италии и Германии. Причина — отсутствие в собрании музея полотен о телесности, местами игриво переходящих за грани дозволенного. Вместо восхваляемых авангардистами комсомолок на стендах размещены мужественные полотна о героях войны. Внимание сосредоточено не на провокационном Александре Дейнеке, а о любимце режима, который отражает в творчестве подвиги народа.
Произведения выставки — про автора, который работает с вечными ценностями и оперирует монументальными понятиями. Здесь есть место карикатуристу из 1920-х годов, который высмеивает церковь в журнале «Безбожник» и иронизирует над НЭПом, но тут трудно заметить чувственного эстета, более значительного, чем соцреализм того периода, хотя в начале экспозиции выставлены «Текстильщицы» 1927 года. Впрочем, сразу после утопии труда кураторы сосредотачиваются на масштабном проявлении Дейнеки, когда он потерял индивидуальность и примкнул к соцреализму, а от его уникальности остался сын курского железнодорожника, создающий правильные портреты нового советского человека.
В противовес ярким работницам стоит написанный через 29 лет «Тракторист», где сложно узнать кисть вдохновителя Тимура Новикова и Георгия Гурьянова. Идеальная до ужаса фигура юноши напоминает, что большинство полотен Александра Дейнеки имеют идеологический контекст и сильно отличаются от подготовительных эскизов, в которых написаны бытовые моменты и детали.
При этом в момент, когда речь заходит о теле и телесности, часто обнаруживается, что все далеко не так идеологически однозначно, как бы хотелось. Среди военного полотна «Сбитый ас», мозаик «Хоккеисты» и «Утро», которые только закончили реставрировать, выделяются работы из персональной выставки, которую он возил в США в 1935 году.
Полотна того периода выглядят как пробуждение после долгого кошмара: танцующие пары, задорная гимнастка, будто выскочившая из американской рекламы, и футуристичные дома, в которых всегда играет быстрая музыка. После репортажных событий войны на картинах «Сгоревшая деревня» или «Берлин. Музей Фридриха» это становится глотком весеннего воздуха и показывает, что даже за фасадом советского искусства из школьных учебников остается художник — канализатор андеграундного искусства.