Состоялся неофициальный пресс-показ нового фильма Алексея Балабанова "Груз 200". Это повод не для рецензии, а для постановки ключевых координат. В картине, которая даже до начала съемок обрела скандальную репутацию (несколько известных актеров отказались сниматься в этой "бесовщине") и наверняка еще наделает немало шума, увидел одно из самых последовательных высказываний постсоветского кино АНДРЕЙ ПЛАХОВ.
"Груз 200", действие которого происходит в вымышленном городе Ленинске и в расположенном по соседству населенном пункте Каляево, судя по всему, Ленинградской области, тоже загримирован под ретрофильм, а к тому же под фрейдистский психотриллер и под антивоенное кино с темой Афгана. Но это никакая не "ретруха", хотя действие происходит в конце 1984 года, и не "наш Хичкок". Антивоенное кино — да: эпизод, когда выгружают гробы (это и есть "груз 200"), а навстречу курсом на восток шагают новобранцы, — один из самых сильных шоков этой картины, где и так провокация на провокации.
Это не реалистический фильм, где годом действия датируемы исполняемые песни, красная майка с надписью "СССР", слова "тусовка" и "крутой" и признаки проводимой в стране антиалкогольной кампании. Это также не точная проекция общественной иерархии "позднего застоя": трудно поверить, что дочь секретаря райкома выбрала женихом парня-сироту, которого отправляют в Афганистан, а сама ходит без присмотра на танцы. Не так много проясняет и сюжет про капитана милиции — извращенца и убийцу, и подсказка в начальных титрах о том, что фильм основан на реальных событиях. Именно середина 1980-х породила мифологию Чикатило, вполне конкурентоспособную на мировом фоне Ганнибала Лектера (см. киносайт imdb.com, где Андрей Чикатило фигурирует практически как актер, "сыгравший" во множестве фильмов о самом себе). Главным негодяем оказывается один из ментов, но запросто с ним мог бы поменяться ролями трусливый преподаватель научного атеизма, который в финале придет в церковь, на всякий случай, "для обряда крещения". И дело не в импотенции, не во фрейдизме и вообще-то не в безбожии, а в русско-советском коллективном подсознательном, в том подпольном "обкоме", который на самом деле руководил историей страны.
Патологический случай берется как экстремальный сгусток того подсознания, которое неизбежно вызревает в сверхдержавном обществе, отправляющем своих детей в мясорубку войны и коротающем время за пьяной болтовней о Городе Солнца. В хибарах с заплеванными обоями и с видом на голубые церковные купола и на сплошной съезд КПСС: в телике мелькают маски Брежнева, Андропова, Черненко. Добавим музыкальные обои — в виде вездесущего советского шансона, нервного эмоционального фона времени: "Ну и пусть будет нелегким мой путь...", "В краю магнолий плещет море, / Сидят мальчишки на заборе...", "Но снится нам трава, трава у дома..." В сцене, когда оборотень в погонах везет на мотоцикле прикованную девушку-жертву через бесконечные промзоны, звучит тот же самый победно-лирический аккомпанемент. И кто скажет, что эта сцена смотрится как ретро, а не как сегодняшний день и как наше вечное настоящее, прошлое и будущее.
"Груз 200", скорее всего, будет воспринят одними как "глумеж над памятью", другими как образец "фашистской эстетики" и политической провокации. Я бы в данном случае говорил о другом — о глубоко личной идеологической травме, которую пережил Балабанов как большой художник, сформировавшийся на излете советской эпохи. Ее миазмы, казалось бы выпущенные Кирой Муратовой в "Астеническом синдроме", по-прежнему отравляют воздух. Попытки очищения (смотри фильм "Остров") показательно успешны, но вряд ли способны перетянуть "Груз 200". Алексей Балабанов не "очищает", в его фильме нет ни одного раскаявшегося, ни одного положительного героя.
Кроме невинно убиенного и попытавшегося противостоять злу убогого вьетнамца Суньки — конечно, это "знак", данный режиссером тем, кто считает его ксенофобом. А финальный тандем из романтика-рокера и деляги-фарцовщика (с грузинской фамилией) не менее очевидный намек на то, что лучшую часть молодежи отдали на заклание, а перестроечное будущее так же темно и нечисто, как советское прошлое. Мало того, оборотни в погонах и без не только палачи, но и жертвы общества, построенного на тотальной репрессии. Почему-то вспоминается, что левый Пазолини однажды встал на сторону итальянских "ментов", а не буржуазных леваков, чьи демонстрации они разгоняли. Начиная с "Брата" Алексей Балабанов с его природным "ультраправым" консерватизмом лишь по недопониманию стал выразителем чаяний "новых левых". В "Грузе 200" эти ярлыки спадают с него, как случайные одежки.