Искусство угла подачи

В Милане открылась выставка к столетию ар-деко

Art Déco. Il trionfo della modernità («Ар-деко: Триумф современности») в миланском палаццо Реале посвящена столетию стиля, который для широкой публики до сих пор остается самым узнаваемым — если не на глаз, то уж точно на слух. Слово «ар-деко» знают все, кто хоть как-то интересуется искусством, и даже многие из тех, кто не вовлечен в него вовсе. Однако именно благодаря этой известности, ар-деко плотно обросло штампами. Но, кажется, итальянцам удалось найти угол, под которым интересно смотреть на этот стиль сегодня.

Текст: Елена Стафьева

Почему 100 лет ар-деко отмечают именно сейчас? Конечно, этот стиль, определявший архитектуру и декоративное искусство Старого и Нового Света между двумя мировыми войнами, существовал и раньше, но именно в 1925 году в Париже прошла выставка Exposition internationale des arts decoratifs et industriels modernes («Международная выставка современного декоративного и индустриального искусства»). Именно Париж, бывший тогда столицей мира, утвердил международный статус новой эстетики и дал ей французское имя — сокращенное от arts decoratifs (то есть «декоративное искусство»).

Миланская выставка посвящена 1920-м, когда ар-деко возникло и расцвело в Европе. И заканчивается 1930-м, когда ар-деко перелетело через Атлантику на дирижабле — макет тогдашнего символа современности висит прямо на входе — и его центром стали Нью-Йорк и Голливуд. И представлено на выставке европейское — итальянское, французское и немецко-австрийское ар-деко, выросшее на эйфории окончания Первой мировой. Устроена экспозиция, впрочем, не по хронологическому и не по географическому, а по идейно-эстетическому принципу, то есть залы собраны вокруг концептов. И в этом ее первое достоинство.

Выставка старается показать, как на месте умиротворяюще-благостного ар-нуво возникает нечто куда более резкое и амбивалентное, и это меняет все — передачу дикой природы, где торжествуют стихии и инстинкты; восприятие сексуальности — она становится свободнее, но и более холодной. Возникает и новый тип ориентализма, что связано с выступлениями в Париже прежде всего всяческих экзотических звезд. Появляется гламур — как некий феномен моды и лайфстайла, в том числе международный. И распространяется специфическое увлечение классикой: главной богиней оказывается Диана, безжалостная и яростная, недоступная и притягательная одновременно, а главным сюжетом — миф об Орфее, укрощающем диких зверей музицированием и путешествующем между жизнью и смертью.

Искусства изящного на выставке совсем немного — несколько картин, в основном портретов, и буквально пара статуй. Зато много искусства декоративно-прикладного — мебели, фарфора и стекла, малой пластики, витражей и панно, причем в массе своей оно отмечено именами не первого ряда. И в этом еще одно достоинство миланской выставки — она дает возможность увидеть малоизвестных и почти вовсе не известных архитекторов, дизайнеров, иллюстраторов и декораторов. Поэтому рядом с фарфором Richard Ginori по эскизам одного из отцов итальянского дизайна Джо Понти (того, который построил башню Pirelli в Милане) соседствует витраж Томазо Буцци (того, который возводил идеальный город Скарцуола в Умбрии), архитектора и дизайнера вполне культового, но куда менее известного, а еще можно изучить сделанную ими на пару центральную композицию к парадной сервировке стола для итальянских посольств. А помимо фарфора Понти для Richard Ginori есть и белые фарфоровые статуэтки Герхарда Шлипштейна для Rosenthal.

Зеленая ваза Рене Лалика с рыбами задвинута во второй ряд, а в первый поставлены вазы — тоже с рыбами — Пьетро Меландри. Эрте представлен тремя скромными работами, а Поль Колен — целой серией гротескных иллюстраций из цикла «Черная суматоха» (Le Tumulte Noir). Ну и уголок моды почти целиком состоит из одежды, обуви и украшений, подписанных «итальянская мануфактура», «французская мануфактура» или «чехословацкая мануфактура» — и никаких Ланвенов, Шанелей и Картье. Такой выбор куратора Валерио Террароли, чем бы он ни был обусловлен, дал вполне любопытный результат.

Отдельный зал выставки посвящен той самой специфической ар-декошной античности. Тут как раз много фарфора Джо Понти, есть волшебной красоты зеркало Томазо Буцци «Колесница Селены», имеется статуя Амлето Катальди «Галатея», где героиня подстрижена как девушка-флэппер. Нашлось место и такому нишевому феномену ар-деко, как Wunderkammer, имитации барочных кабинетов редкостей, в которых только вместо собраний раковин или заспиртованных мутантов выставляли всяких морских гадов из поделочных и драгоценных камней и прочие изящные безделушки. Ну а завершают выставку два зала — про подходящее к концу ар-деко в Европе и про зарождающийся в Италии стиль новеченто.

В итоге получилась хоть и с заметным итальянским уклоном, но довольно цельная картина ар-деко, поданная под несколько смещенным относительно привычного углом, когда ожидаешь геометрию, орнамент, этнику — а получаешь пантеру, впивающуюся зубами в обвившего ее удава, богиню Диану с луком как феминистский образ и полотно с Аполлоном, крылатым конем и африканцами в танце, подражающими Жозефине Бейкер, которая в свою очередь иронически обыгрывает представления парижской гламурной публики об Африке. И это смещение не только борется с клише, но и оживляет путешествие зрителей между тарелками, статуэтками и комодами.

Art Déco. Il trionfo della modernità, Милан, палаццо Реале, до 29 июня