Искусство кончающейся жизни
140 лет Тамаре Карсавиной
140 лет назад в Санкт-Петербурге родилась Тамара Карсавина — главная балерина Серебряного века и «Русских сезонов» Дягилева, прима Мариинского театра, единственная балерина, чье место в истории обеспечили роли неклассического репертуара, исполненные вне стен родного театра. Рассказывает Татьяна Кузнецова.
Репродукция фотографии танцовщицы Тамары Карсавиной в костюме Жар-птицы (балет И. Стравинского «Жар-птица»)
Фото: РИА Новости
Репродукция фотографии танцовщицы Тамары Карсавиной в костюме Жар-птицы (балет И. Стравинского «Жар-птица»)
Фото: РИА Новости
Тамара Карсавина родилась 9 марта 1885 года в Петербурге, а умерла в Лондоне в апреле 1978-го, 93 лет от роду, всеми почитаемая и любимая. Ее сценический путь тоже был длителен и счастлив и вывел балерину далеко за пределы профессии. Главным предназначением Карсавиной оказалась роль музы, властительницы умов и сердец: ни одну балерину не писали так часто художники — от Валентина Серова и Натальи Гончаровой до Пабло Пикассо, ни одной не вдохновлялось столько поэтов — от Анны Ахматовой и Льва Гумилева до Жан-Луи Водуайе.
При этом ее блистательное царствование уместилось всего в четыре сезона (1910–1914), а все исторические свершения состоялись в постановках единственного хореографа — влюбленного в балерину Михаила Фокина, чей звездный час оказался почти столь же короток. Ему, главному автору первых «Русских сезонов», удалось передать дух смутного и тревожного предвоенного времени, томление и красота которого и воплотились в образе балерины Карсавиной. Вера Красовская, главный советский историограф балета, сформулировала ее историческую роль эффектно и исчерпывающе: Карсавина «славила утонченное, изысканное, влюбленное в свои формы искусство кончающейся жизни».
При этом ни трагизма, ни надлома, ни аффектации не было ни в ролях балерины, ни в ее карьере, ни в ее характере — позитивном, покладистом и приветливом: в мемуарах Карсавиной «Театральная улица», написанных в конце 1920-х, незадолго до смерти Дягилева, нет и тени тщеславия и гордыни. Образованная, прекрасно воспитанная, застенчивая девушка, при выпуске из балетной школы попросившая в качестве награды парадное издание «Фауста» Гете без купюр, была уникальна в балетной среде.
Дочь первого танцовщика Мариинского театра Платона Карсавина и «смолянки» Анны Карсавиной-Хомяковой, крестница многолетнего премьера Мариинки Павла Гердта, она сделала стремительную карьеру в то время, когда труппу просто наводняли выдающиеся балерины — от всесильной Матильды Кшесинской до гениальной Анны Павловой. Иерархические ступени от кордебалета до прима-балерины Карсавина проскочила за каких-то восемь лет (1902–1910), умудрившись не вызвать в балетной среде ни ревности, ни зависти. Или попросту их не заметив.
При этом сугубо балетными доблестями Таточка (как звали ее все до старости лет) похвастаться не могла: в классических балетах ее техника, природные данные, выносливость и чистота танца оставляли желать лучшего.
Критики ее за это не жаловали, самые снисходительные делали скидку на молодость, а приверженцы воспевали «тревожную чувственность», «темно-синие бездны глаз», обезоруживающую женственность и таинственно-притягательную красоту; греческая кровь Карсавиной (ее бабушка по материнской линии была урожденной Палеолог) придавала экзотичность и загадочность всем ее героиням. Что касается собственно танца, то, судя по чудом сохранившейся любительской съемке урока 35-летней Карсавиной, у балерины был легкий, высокий прыжок и довольно рыхлые ноги — в позициях и переходах.
Однако технические недостатки балетных дебютов ничуть не мешали Карсавиной получать все более ответственные партии: директор Императорских театров полковник Теляковский явно благоволил кроткой балерине, не скандалящей, не интригующей и не выпрашивающей ролей. К 1910 году Карсавина станцевала практически все главные партии репертуара: Жизель, Одетту-Одиллию, Аврору, Никию и множество других, не дошедших до нас. Лучшей из них оказалась гречанка Медора из «Корсара», а изюминкой этой партии — травестийный танец «маленького корсара» в шальварчиках.
Фото: РИА Новости
Фото: РИА Новости
Фото: РИА Новости
Фото: Репродукция ТАСС
Преференции директора не ограничивались петербургской сценой: Теляковский легко отпускал Таточку на личные гастроли не только весной и летом, но и зимой. Юная Карсавина успела очаровать Прагу и Берлин еще до первого «Русского сезона» — Сергей Дягилев (как, впрочем, и Фокин) не сразу распознал в ней свою героиню. В 1909 году он сделал ставку на Павлову и Нижинского; Карсавина, несмотря на высокий статус, мирно согласилась на три второстепенные партии. И только лишившись примы (Павлова, приревновав к триумфам Нижинского, покинула антрепризу в первый же сезон), Дягилев и его соратники оценили Тамару Карсавину, равно обольстительную в ориентальных, романтических, фантастических и жанровых ролях.
За два следующих «Русских сезона» она станцевала главные партии своей жизни: феерическую Жар-птицу (в жемчугах, перьях и шальварах от Льва Бакста), очарованную Девушку в «Призраке розы», бездушную кокетку Балерину в «Петрушке» (трижды отвергнутый Фокин отомстил ей этой ролью, принятой Карсавиной с великолепным добродушием). Излюбленная эпохой тема непостижимой и губительной женской красоты была раскрыта ею сполна, новые роли в антрепризе (Хлоя, Тамара, Эхо, Саломея, Шамаханская царица) лишь дополняли и варьировали найденное: менялись костюмы, но не хореография и стиль балетов.
Экспрессионизм и примитивизм постановок Нижинского был ей чужд, хотя Карсавина и участвовала в его «Играх»: роль танцовщицы как орудия хореографа, вслепую исполняющего его задачи, противоречила и ее индивидуальности, и художественным принципам. Но с самим Нижинским она была терпелива, как никто: спокойно приняла его исключительное положение в антрепризе, мирилась с его истеричностью, эгоцентризмом, вспышками гнева и полной неспособностью к диалогу. Лишь раз, репетируя «Жизель», она пожаловалась Дягилеву на волюнтаризм Альберта-Нижинского, принципиально не реагировавшего на ее героиню; Сергей Павлович и тут уговорил ее отойти на второй план.
Фото: СПб музей театрального и музыкального искусства
Фото: Наталья Гончарова
Фото: Автор неизвестен
Фото: Charles Auguste Varsavaux
Для антрепризы Дягилева Карсавина — умная, дисциплинированная, светская, веселая, очаровательная и очаровывающая — была подлинным сокровищем: ею пленялись и аристократы-спонсоры, и авторы «Русских сезонов», и артистическая богема. О личной международной карьере Карсавиной пришлось забыть: конфликта интересов Дягилев не терпел. Так же, как не желал считаться ни с личной жизнью артистов, ни с непреодолимыми обстоятельствами: в разгар Мировой войны засыпал беременную Таточку телеграммами с требованием немедленно явиться из Петрограда в Швейцарию для подготовки очередного сезона.
Воссоединились они только в 1918-м, когда Карсавина, оттанцевав в Мариинском театре последнюю «Баядерку», навсегда покинула Россию с английским мужем-дипломатом и трехлетним сыном Никитой.
Танцевала она еще долго: Генри Брюс боготворил жену и не думал препятствовать ее карьере. Исполняла свои коронные роли, работала с Мясиным и Пикассо — прекрасная Мельничиха в их «Треуголке» стала ее заметной ролью. Расчувствовавшийся Дягилев преподнес гирлянду цветов с надписью на ленте «В честь того дня, когда вы вернулись в лоно своей семьи». В 41 год она станцевала авангардную Джульетту в спектакле Брониславы Нижинской, где Ромео был 21-летний Серж Лифарь, новая пассия Дягилева, человек другого поколения и другого мира. Серебряный век миновал, Карсавина уже не была незаменимой, новые моды и веяния правили бал — и она рассталась со сценой.
Но не с балетом. В Лондоне, где волею судеб обосновались Анна Павлова и Тамара Карсавина, две главные балерины России начала ХХ века, первая занималась мировой карьерой, а вот вторая — становлением английского балета. И это не преувеличение: в те времена Англия, не имевшая ни национальной труппы, ни собственных хореографов, пребывала на задворках балетной жизни. Тамара Платоновна, почетный член британской Академии танца, опекала балетные сообщества, находила средства для издания книг, участвовала в постановках классики, лично репетировала Жар-птицу с Марго Фонтейн, показывала Фредерику Аштону мизансцены и танцы «Тщетной предосторожности». Учитывая, как трепетно относятся англичане к попавшему в их руки академическому наследию, ставшему неотъемлемой частью репертуара лондонского Королевского балета Ковент-Гарден, можно утверждать, что ивановский «белый акт» «Лебединого озера» и фокинская «Жар-птица», идущие в Лондоне, больше похожи на дореволюционные оригиналы, чем наши версии, скорректированные советскими постановщиками.
Впрочем, популярность Карсавиной в Англии вышла далеко за балетные рамки. В рассказе Агаты Кристи «Улица Арлекина» выведена гениальная балерина по имени Anna Kharsanova: в одном персонаже «королева детектива» объединила двух русских балетных королев в изгнании — Анну Павлову и Тамару Карсавину.