Лед не выдержал

В прокате — «Роднина» Константина Статского. За что авторы фильма «наградили» величайшую звезду парного катания Ирину Роднину столь обидно бездарным байопиком, не понял Михаил Трофименков.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Ирина Константиновна, кажется, авторизовала свою кинобиографию. Авторизация означает спиливание острых углов, если не самовосхваление. Но Родниной (Александра Бикеева в детстве, Владислава Самохина в молодости) сглаживать нечего — она уже авторизовала свою жизнь в безыскусно увлекательных мемуарах «Слеза чемпионки» (2013). Стальная «Дюймовочка» фигурного катания, человек самурайской воли, она, никого не оскорбив, не пожалела там ни коллег, ни себя.

Трижды олимпийская чемпионка, десятикратная чемпионка мира, одиннадцатикратная чемпионка Европы, она ни разу, ни разу (1969–1980) не уходила со льда без золотой медали. Серебро и бронза были ей неведомы. С партнерами Алексеем Улановым и Александром Зайцевым она революционизировала парное катание запредельной скоростью, немыслимым ритмом, сложнейшими поддержками и каскадами прыжков. Но дотошно вспоминала прежде всего ошибки, совершенные на том или ином чемпионате. По книге ее жизнь состояла из травм, болезней, неудачных поддержек, драк, интриг и захлестывающего счастья спортивного творчества. А легендарное и немыслимое для стороннего зрителя катание без фонограммы, вырубившейся в Братиславе (1973),— так, пустяк, сам собой разумеющийся результат почти что буддистских тренировок.

Одно название книги чего стоит: выдавая авторское чувство юмора, оно отсылает к рецепту токсичного коктейля Венедикта Ерофеева «Слеза комсомолки». Но и к легендарному крупному плану закрытия последней для Родниной Олимпиады в Лейк-Плэсиде (1980): по лицу победительницы катится слеза.

По фильму скатывается под советский гимн слеза гордости. Да, конечно. Но по книге — еще и слеза горького облегчения: «наконец все закончилось». Не осталось непокоренных вершин, золотом больше, золотом меньше, тело измучено, надо в 30 лет начинать новую жизнь, о которой чемпионка мало что знает.

У зрителя в этот момент тоже должна скатиться слеза облегчения от того, что фильм закончился. «Родниной» катастрофически не хватает ни ритма, который прославил Роднину, ни подлинного привкуса советской жизни, ни смысла, ни элементарного профессионализма.

«Слеза» киногенична: бери да снимай. Зампредседателя Госкомспорта Валентин Сыч огорошивает кормящую мать: «Собирайся на нары!» Что такое? Да вот вас в Лейк-Плэсиде разместят в недостроенной тюрьме. В фильме отменную реплику о нарах заменит нудное объяснение, что янки, суки такие, засунут наших спортсменов в тюрьму.

Уланов взбрыкнул на приеме у министра обороны (спортсмены числились в ЦСКА): желаю жить с Родниной и иметь от нее детей. Маршал Гречко и сама Роднина как-то растерялись. В фильме этот гротескный эпизод заменило пошлое, кухонное приставание Уланова к Родниной.

Отдельный вопрос: зачем и кому авторы меняли имена. Роднина она Роднина и есть, как и Зайцев (Иван Колесников). Но великий тренер Станислав Жук стал Вячеславом Жуковым (Евгений Ткачук), хотя о грубом, орущем, пьющем, отчаянно одиноком, великом Жуке сама Роднина писала откровенно и целомудренно.

Уланов стал Булановым (Федор Федотов). В носатом космополите Алексее Панкратове (Даниил Воробьев), великом сопернике-интригане Родниной, бубнящем по-французски о превосходстве Бетховена перед всякими там «Калинками-малинками», которые задали победоносный ритм Родниной и стали мощной «мягкой силой» СССР, прочитывается невозвращенец Олег Протопопов. За что «предателя» пожалели? В Павле Борисове (Алексей Маклаков) — лучший председатель Госкомспорта Сергей Павлов: его-то за что обезличили?

Сначала мы видим слащавый клип о пятилетней егозе из коммуналки, которая, несмотря на жестокую простуду, убеждает папу-подполковника отвезти ее на каток. С катка она в невыносимом рапиде, которым авторы еще злоупотребят, перепрыгнет в суровое будущее большого спорта.

Последует банальное для спортивного кино противоборство девочки-припевочки и жесткого, но прозорливого тренера.

Затем — смазанный калейдоскоп спортивных триумфов, по большей части наблюдаемых невыездным Жуковым на крохотном экране черно-белого телевизора.

Затем — не пришей кобыле треш. Роднина, одновременно получив при падении ЧМТ и заболев белокровием, бродит по закоулкам подсознания, достойным голливудского фильма категории B. Тут перемешаны травма накануне выступления в Калгари (1973), длительная болезнь крови и неспособность авторов заполнить фильм вменяемым действием.

Безбожно искажен эпизод с битым стеклом, подсыпанным в ботинки Родниной. Одна из многих гадостей большого спорта случилась с героиней на чемпионате СССР в Ленинграде. По фильму стекла плеснула чешка, мстя за вторжение 1968 года. Зато вина чешского техника, якобы воткнувшего отвертку в братиславскую розетку, замылена.

Вообще, над фильмом повисает тема политического противостояния. На чемпионате Европы в Гармиш-Партенкирхене (1969) трибуны заполняла клака с плакатами в защиту Пражской весны. В Лейк-Плэсиде нашу делегацию встречали едва сдерживаемые шерифами обыватели, протестующие против советской операции в Афганистане. Да, все так. Да, везде нашим спортсменам удавалось своим искусством переломить враждебное окружение.

Но авторы фильма при этом забыли о космополитизме Родниной, плоти от плоти советского исторического проекта. Из первой поездки в США она вернулась столь очарованная Нью-Йорком и Сан-Франциско, что папа заподозрил в дочери жертву антисоветской пропаганды. Потому-то Роднина с видимой легкостью уехала в 1990-м работать в США, где взрастила пару олимпийских чемпионов. А затем с той же легкостью вернулась.

Но ни легкой тяжести судьбы, ни тяжкой легкости истории, этой судьбой распоряжающейся, в фильме нет. Одни только выморочные тени живых и горячих людей на тающем, как таял в книге лед Медео, льду истории.

Михаил Трофименков