«В конце концов когда-то у нас должны быть настоящие выборы!»

Горбачев дважды приходил к власти в СССР, и оба раза — в марте. 11 марта 1985 года, Пленум ЦК КПСС избрал его генеральным секретарем — на тот момент это было первое лицо в СССР. Через пять лет, 14 марта 1990-го, Горбачеву потребовалось изменить свой статус. Корреспондент «Ъ» Иван Тяжлов напоминает о том, в каких обстоятельствах Горбачев был избран первым и последним президентом СССР.

«Явно ненормальная пауза»

Михаил Горбачев едва ли мог не обращать внимания на значение месяца марта в его биографии. 2 марта 1985-го ему, тогда секретарю ЦК КПСС, исполнилось 54 года. Через восемь дней, 10-го, умер 73-летний генсек Константин Черненко, тяжко болевший как минимум половину своего недолгого срока во главе партии и государства: заседания политбюро ЦК к тому моменту уже несколько месяцев вел Горбачев.

Вечером в день смерти Черненко политбюро назначило Горбачева председателем похоронной комиссии: опыт предыдущих похорон на высшем уровне показывал, что это эквивалентно назначению преемником.

Назначение прошло не без заминки, как вспоминал впоследствии соратник Горбачева, а затем консервативный оппонент, на тот момент секретарь ЦК Егор Лигачев: политбюро собралось не целиком, и в нем не все были настроены в пользу Горбачева. В момент утверждения возникла «явно нервная, ненормальная пауза», показавшаяся Лигачеву «бесконечной».

В качестве возможной альтернативы Горбачеву во главе партии говорили о первом секретаре Московского горкома Викторе Гришине — но он, по его воспоминаниям, сам отказался от борьбы за высший пост,— и о бывшем главе Ленинградского обкома Григории Романове, которого вероятным своим преемником считал еще Леонид Брежнев. На вечернем заседании 10 марта Романова не было — он находился в отпуске в литовской Паланге, узнал о смерти Черненко на несколько часов позже, чем члены политбюро в Москве, и добрался до столицы только к утру 11 марта, когда вопрос, по его словам, уже был решен.

Утром Лигачев обсудил кандидатуру Горбачева с прибывающими на пленум руководителями парторганизаций, а глава МИДа, зампредседателя Совмина и член политбюро Андрей Громыко ее внес, не оставляя товарищам по партии иного выбора.

«Что ты там наделал, Альгирдас?»

Через пять лет, в марте 1990 года, и страна, и сам Горбачев оказались в ситуации, которую не могли в деталях предвидеть ни противники, ни сторонники его избрания генсеком.

11 марта 1990 года Верховный Совет Литовской ССР принял Акт о восстановлении независимости Литовского государства — фактически декларацию независимости от СССР. Произошло немыслимое: одна из 15 республик воспользовалась записанным в Конституции СССР правом на самоопределение, вплоть до отделения.

Система советского федерализма, включавшая союзные республики и автономии внутри них, с самого начала строилась как формальная, и конституционное право на сецессию воспринималось как элемент политического дизайна, а не как постулат, опасно противоречащий принципу территориального единства.

Литва, которая вместе с соседними Латвией и Эстонией провозгласила отделение от России в начале 1918 года и была вновь присоединена к СССР в 1940-м, пришла к идее сецессии не сразу. В декабре 1989 года Компартия Литвы (КПЛ) объявила о выходе из КПСС. Генсеку Горбачеву пришлось ехать в Вильнюс. Отправляясь туда, он рассчитывал удержать ситуацию под контролем: «Я просто не могу им уступить»,— сказал он своему помощнику Георгию Шахназарову. Перед поездкой Горбачев позвонил в Вильнюс первому секретарю ЦК КПЛ Бразаускасу: «Что ты там наделал, Альгирдас?»

В Литве генсека ждали многотысячные митинги сторонников независимости и встречи, во время которых Горбачев понял, что восстановить статус-кво ему не под силу. Вероятно, тогда он еще не думал, что выход республиканской компартии из-под «зонтика» КПСС — это шаг к независимости республики. Бразаускас писал позже, что генсек рассчитывал «удержать единое государство, дав новые права республикам… но для этого у него не было никаких рычагов и инструментов».

«Чтобы их на место поставить»

И все же рычаги и инструменты Горбачев попытался найти.

С 1988 года он возглавлял Верховный Совет — сначала как председатель президиума, а затем, с началом конституционной реформы, просто как председатель. Но Верховный Совет не давал своему председателю тех широких полномочий, которые он хотел получить, чтобы противостоять оппонентам в Москве и в республиках. Для этого нужна была новая должность — и генсек стал убеждать политбюро в необходимости учредить пост президента.

До конца 1989 года Горбачев довольно решительно высказывался против введения президентского поста: «Президентская форма правления в условиях нашего многонационального государства неприемлема и не вполне демократична, поскольку слишком большая власть сосредотачивается в руках одного человека». «Мне не импонирует практика выборов президента, да и само слово "президент"»,— объяснял он рабочим Ижорского завода в июле 1989 года.

Но в феврале 1990-го на пленуме ЦК Горбачев уже красноречиво обосновывал идею президентства перед членами ЦК КПСС. Попутно он убеждал их отменить 6-ю статью Конституции о политической монополии КПСС, впервые в советской истории отстраняя собственную партию от реального управления страной.

Генсек предложил собрать в марте внеочередной съезд народных депутатов СССР, который должен был исключить статью 6 и избрать Горбачева президентом. Президентский срок предполагался пятилетним, выборы — общенародными, но в будущем.

На заседании политбюро ЦК 7 марта Анатолий Лукьянов, которому предстояло сменить будущего президента на посту председателя Верховного Совета, спросил его, зачем проводить важный этап конституционной реформы в такой спешке.

«Чтобы их на место поставить»,— отвечал Горбачев, подразумевая республики и демократическую оппозицию в Москве. Убедить его выбирать президента не на съезде, а всенародным голосованием не удалось, и это, как считает знаток новейшей российской истории и биограф Бориса Ельцина Тимоти Колтон, была «ошибка библейского масштаба», подорвавшая горбачевскую легитимность: «До июня-июля 1990 года он вполне мог бы выиграть всеобщие выборы».

«Единодушно проголосовали за»

Корпус народных депутатов СССР был сформирован в начале 1989 года, выборы в территориальных округах были первыми частично свободными и частично альтернативными в советской истории. Срок депутатских полномочий составлял пять лет. До сентября 1991-го они собирались пять раз, каждый съезд получал порядковый номер. Депутатов было 2250, 750 из них представляли обычные территориальные избирательные округа. Еще 750 — округа национально-территориальные (союзная республика, например, делегировала на съезд 32 депутата, а автономная — 11). Последние 750 мандатов распределялись между представителями общественных организаций, включая КПСС. При этом КПСС в итоге контролировала 87% мандатов.

Первый съезд собрался 25 мая 1989 года. Среди прочих прежде неслыханных вещей, открыто там обсуждавшихся, была как раз отмена 6-й статьи о роли КПСС. Соответствующую поправку предложил внести в Основной закон сопредседатель Межрегиональной депутатской группы академик Андрей Сахаров. Большинство категорически отказалось включить его поправку в повестку дня. 14 декабря 1989 года, через несколько часов после своего последнего выступления на II съезде народных депутатов, Сахаров умер. Его похороны превратились в массовую акцию, в которой принял участие в том числе Михаил Горбачев.

4 февраля 1990 года в Москве прошел, вероятно, один из самых многолюдных митингов в истории города: только по милицейским данным, в нем приняли участие 300 тыс. человек. Среди требований была и отмена 6-й статьи: «Пусть живет КПСС на Чернобыльской АЭС!» На следующий день на пленуме ЦК требование отмены 6-й статьи поддержал и Горбачев.

«Практически все выступавшие на пленуме негативно отнеслись к предложению генсека об отмене 6-й статьи,— писал позже Анатолий Собчак, на тот момент народный депутат СССР.— Они клеймили "так называемых демократов", говорили о дискредитации партии и социализма и были настроены весьма решительно. А потом так же единодушно проголосовали за».

«Не надо сдавать позиции»

Статья 6 гласила: «Руководящей и направляющей силой советского общества, ядром его политической системы, государственных и общественных организаций является Коммунистическая партия Советского Союза. КПСС существует для народа и служит народу. Вооруженная марксистско-ленинским учением, Коммунистическая партия определяет генеральную перспективу развития общества, линию внутренней и внешней политики СССР, руководит великой созидательной деятельностью советского народа, придает планомерный научно обоснованный характер его борьбе за победу коммунизма».

Определять линию внутренней и внешней политики намеревался теперь Михаил Горбачев в качестве президента. Новая редакция 6-й статьи не исключила КПСС из политической жизни, но лишила ее монополии: «Коммунистическая партия Советского Союза, другие политические партии, а также профсоюзные, молодежные, иные общественные организации и массовые движения через своих представителей, избранных в Советы народных депутатов, и в других формах участвуют в выработке политики Советского государства, в управлении государственными и общественными делами».

Зато президент, положение о котором съезд внес в Конституцию, получал широкие полномочия: становился Верховным главнокомандующим, представлял Верховному Совету и съезду кандидатуры председателя правительства, главы Верховного суда, генерального прокурора, председателя Высшего арбитражного суда и состав Комитета конституционного надзора. Прерогативой президента становились также объявление мобилизации, состояния войны, военного или чрезвычайного положения или временного президентского правления.

«Институт президентства стучится через изменение 6-й статьи,— убеждал Горбачев на заседании политбюро 7 марта, за пять дней до открытия III съезда.— Нам не надо колебаться, вовремя надо делать поворот к президентству. Не надо сдавать позиции. Никакая партия не сдает позиции, если она не самораспускается. Нам надо сохранить влияние партии на общество. Отказавшись от 6-й статьи, мы сохраним для партии конституционную поддержку».

«Зачем вообще нужен такой ЦК?»

Современные критики Горбачева часто ставят ему в вину неспособность понять, что вертикально интегрированная структура СССР держалась в том числе на партии, и, как только эта несущая конструкция оказалась ослаблена, формальный советский федерализм тут же заиграл яркими и угрожающими красками реальных суверенитетов. С этим трудно спорить, хотя стоит принять во внимание, что многие решения Горбачева были тактически вынужденными. На примере Литвы он увидел: партийная вертикаль ничего не стоит, раз местная парторганизация запросто объявляет о выходе из состава КПСС. Теперь, не без оснований опасаясь эффекта домино, он спешил построить новую, президентскую вертикаль.

У его товарищей по партии возникали сомнения, согласятся ли депутаты поддержать горбачевскую кандидатуру: «С этими чурками разве договоришься? — уныло рассуждал на политбюро 7 марта Анатолий Лукьянов о депутатах.— Они что захотят, то и будут делать. Что для них ЦК? Они сами себе ЦК».— «Нужно обязывающее постановление пленума для депутатов—членов КПСС,— возражал секретарь ЦК Иван Фролов.— Если нет, то зачем тогда собирать пленум? Зачем вообще нужен такой ЦК?»

«Мы еще столкнемся с парадоксами»

III съезд открылся во Дворце съездов 12 марта 1990 года. Решающим стал третий день работы съезда, среда, 14 марта. После горбачевской речи, в которой объяснялось, почему СССР больше не может обойтись без президента, депутат от Латвийской ССР Виктор Алкснис потребовал альтернативных выборов. Это требование легко удовлетворили: при поддержке лояльной депутатской группы «Союз» были выдвинуты кроме горбачевской кандидатуры главы правительства Николая Рыжкова и министра внутренних дел Вадима Бакатина.

Горбачеву из президиума оставалось наблюдать за спектаклем. Хотя его главные оппоненты из Межрегиональной депутатской группы еще в феврале приняли решение поддержать генсека, в зале ощущалось присутствие людей, которым его избрание не казалось желанным. Депутат от Горьковской области Борис Крыжков попросил Николая Рыжкова не снимать кандидатуру: «В конце концов когда-то у нас должны быть настоящие выборы!» Такую же просьбу несколько депутатов адресовали и Бакатину.

Но министр первым взял самоотвод: «Демократии мы только учимся и, видимо, еще столкнемся со многими парадоксами,— провидчески произнес он.— Но еще никто никогда ни в одной демократической стране насильно Президентом не становился. Я прошу прекратить обсуждение моей кандидатуры».

«Страна в эти часы переживает историческое время,— сказал Рыжков.— Эти часы будут изучать и через много лет, и сейчас, как время рождения новой власти, нового управления нашим будущим демократическим государством… Нам сегодня нельзя ошибиться ни в коем случае. Мы говорим о первом президенте нашей великой Родины… Для нас многое — впервые! Но я убежден в одном — президентом должен быть человек, который масштабно мыслит, смотрит далеко вперед, направляя будущее нашего государства». В итоге премьер попросил оставить его на посту в правительстве, чтобы и впредь бороться с нарастающими «экономическими неурядицами» (через десять месяцев его сменит Валентин Павлов).

За включение Горбачева в бюллетень проголосовало 1702 депутата при 156 против и 36 воздержавшихся. Глава Счетной комиссии съезда академик Юрий Осипьян разъяснил депутатам процедуру выборов: у них в руках розовый бюллетень с одной фамилией и клеточками «за» и «против». Если зачеркнуть «за», то бюллетень считается поданным против кандидата, и наоборот. Если зачеркнуть обе клетки или не зачеркивать ни одной, бюллетень не засчитывается.

Голосовать депутаты шли через третий этаж в Георгиевский зал: им разрешили взять с собой вещи и оттуда выйти прямо на улицу, не создавая встречного потока. Главное дело дня было сделано.

«Речь идет о повороте исторического масштаба»

Итоги тайного голосования Юрий Осипьян подвел на следующий день, 15 марта: «Общее число народных депутатов СССР — 2245. Число народных депутатов СССР, получивших избирательные бюллетени при вчерашнем голосовании, ровно 2000. При вскрытии избирательных ящиков было обнаружено 1878 бюллетеней, из них недействительных бюллетеней — 54. Поданные голоса распределились следующим образом: за кандидата в Президенты — 1329 голосов, против — 495 голосов».

За Михаила Горбачева проголосовали 59% депутатов. Всего за десять месяцев до этого, в мае 1989-го, на выборах председателя Верховного Совета его поддержали 90% депутатов съезда.

«Торжественно клянусь верно служить народам нашей страны, строго следовать Конституции, гарантировать права и свободы граждан, добросовестно выполнять возложенные на меня высокие обязанности президента СССР»,— произнес Горбачев слова присяги. Анатолий Лукьянов под аплодисменты стоящих депутатов объявил его вступившим в должность.

В программной речи Горбачев говорил о «трудном моменте для государства» и сложном «переходе от авторитарно-бюрократической системы к гуманному демократическому социалистическому обществу». Пассаж о движении «от унитарного государства к полнокровной федерации» внимательно слушали в союзных республиках, уже пристально изучавших опыт Литвы и готовившихся к собственным президентским выборам. В тот же день союзный съезд признал незаконным Акт о восстановлении независимости Литовского государства.

«Речь, товарищи, идет о повороте исторического масштаба»,— резюмировал президент СССР. Истинное направление этого поворота стране, да и самому Горбачеву, еще предстояло прочувствовать.