«Для жизни одной мелодии не хватит, даже самой гениальной»

Игорь Бутман о фестивале «Триумф джаза», знакомстве с Курехиным и любви к петербургскому СКА

В первый месяц весны по стране прокатится 25-й фестиваль «Триумф джаза». До Питера он доедет 17 марта: гала-концерт в БКЗ «Октябрьский» соберет на одной сцене саксофониста Игоря Бутмана и его Московский джазовый оркестр, актера Виктора Добронравова в спектакле «Петя и волк», кубинского пианиста Роберто Фонсека и певца Валерия Сюткина. Наш разговор — с основателем фестиваля, лицом отечественного джаза Игорем Бутманом.

Музыкань Игорь Бутман

Музыкань Игорь Бутман

Фото: Мария Лукина, Коммерсантъ

Музыкань Игорь Бутман

Фото: Мария Лукина, Коммерсантъ

— За эти четверть века какой «Триумф джаза» оказался для вас самым сложным и почему?

— Честно говоря, они все были и сложные, и интересные. Всегда основные вопросы — это поиск финансов и поиск артистов. Артистов за это время столько было, что очень тяжело находить новых звезд, которые не выступали в Москве или где-то еще. Все фестивали, особенно вначале, имели разные источники финансирования. Сейчас, когда у «Триумфа» есть и государственная поддержка, и уже большая история, в этом плане проще.

— Понятно почему в его географии есть Москва и Петербург. В какой момент появилась Тула?

— Тула появилась в момент, когда губернатором Тульской области стал Алексей Геннадьевич Дюмин. Мы дружим, у нас с ним одна страсть к хоккею: мы поклонники петербургской команды СКА. Алексей Геннадьевич видел, как интересно проходят фестивали, он был на концертах, видел счастливые лица поклонников джаза. Когда он стал губернатором, сказал, что было бы здорово, если бы часть фестиваля могла приезжать в Тулу в качестве культурной программы.

Вообще, у меня тульские корни, мой прадед из Тулы. Первый раз я был в Туле вместе с оркестром Олега Лундстрема еще в советские годы. Традиции тульского джаза связаны с «Современником» Анатолия Кролла. Все сложилось.

— А еще вы довольно часто бываете на Дальнем Востоке, на Сахалине. Вам просто нравится там?

— Мне очень нравится на Дальнем Востоке. И благодаря интересу и поддержке друзей в Южно-Сахалинске там получился хороший российско-японский джазовый фестиваль «Сахалин-Хоккайдо Джаз». До 2022 года часть его проходила и в Саппоро, привлекали различных музыкантов из восточных, юго-восточных стран. Он получился настолько интересным! Нам нравились люди, нравилось летать на Дальний Восток! Я получал огромный заряд энергии. Сейчас фестиваль проходит на Сахалине, в прошлом году он длился почти неделю, охватив несколько городов острова. Недавно мы с женой летали в отпуск на Курильские острова: природа, люди, энергетика, которая там есть,— невероятные.

— Раз уж заговорили о полетах: вы в конце прошлого года с оркестром выступали на высоте 10 тыс. метров, когда летели в Архангельск. А в каких еще необычных условиях вам доводилось выступать?

— На глубине нескольких метров, на подводном ракетном крейсере.

— Там другой звук?

— Там неплохой звук, хороший. На атомной подводной лодке прекрасная акустика.

— Если вернуться к фестивалю: в прошлом году его посетило 150 тыс. человек. Это был абсолютный максимум?

— 150 тыс. человек — это концерты в трех городах и образовательные мероприятия, включая большую уличную фотовыставку на московском бульваре. На Saint Petersburg Jazz Festival, который прошел прошлым летом, было 200 тыс., это в принципе самый масштабный музыкальный праздник Северной столицы. Мы думаем расширять эту статистику, уже сейчас готовим новый летний фестиваль. Будем работать над увеличением количества поклонников джаза.

— Вы второй год подряд прослушиваете молодые коллективы в провинции. Можно ли сказать, что регионы не уступают обеим столицам в уровне талантов?

— Уровень-то не уступает, а вот возможность реализовать себя… Одна из наших задач — придать мотивации молодым коллективам. Относительно молодым, потому что у нас возрастной ценз до 35 лет. Очень много перспективных людей не могут реализовать свои таланты и перестают развиваться. В этом году у нас очные прослушивания в Самаре, Воронеже и Новосибирске. Потом эти ребята выступают на Московском джазовом фестивале: тут же собирается публика, появляются сотни и тысячи зрителей, которые своими аплодисментами вдохновляют музыкантов.

«Я прямо как Ихтиандр»

— Вы родились в Петербурге. Пожили некоторое время в Москве. Перебрались в Штаты. Снова вернулись в Москву. Кем вы себя идентифицируете? Москвич петербургского происхождения с двойным гражданством?

— Честно говоря, даже не думал. Конечно, когда я приезжаю в Петербург, сразу чувствую родной воздух. Все говорят, что в Петербурге не очень хороший климат, но для меня это очень хороший климат, я прямо как Ихтиандр. Это первое.

Второе — Москва. Когда я приехал в столицу, только увидел Москву — сразу ее полюбил: за ее огромные проспекты, за ее движение, за ее мощь, Калининский проспект, Кутузовский проспект… Когда я все это увидел, мне было лет, наверное, шесть. Очень понравилось ездить через Москву, когда мы на машине добирались с отцом на юг, из Ленинграда в Геленджик. Тогда не было МКАД, и мы ехали через город.

И также о Нью-Йорке, о джазовой жизни я стал мечтать, когда стал заниматься на саксофоне. Потому что Нью-Йорк всегда был городом, где ты мог проявить себя и доказать, что чего-то стоишь. И это тоже была мечта, которую я осуществил. Так что я себя ощущаю… Ощущаю себя очень хорошо! Живу, занимаюсь своим делом. Мне везде хорошо, где я нужен и где все получается. На сегодняшний момент все получается в Москве.

— Через вашу биографию прошло огромное количество удивительных людей. Спрошу о них? Например, вы помните, как познакомились с Сергеем Курехиным?

— Да, помню. Этот день я точно помню. Я с ним познакомился в музыкальном училище имени Римского-Корсакова, когда он пришел помогать своему другу Владимиру Булычевскому, тот поступал на саксофон.

— А каким вам запомнился Цой? Вы же играли соло в «Троллейбусе» группы «Кино», и не только в этой вещи.

— Да, я тут еще обнаружил себя в альбоме «Ночь», чуть не забыл об этом. Каким мне запомнился Цой? Мы все увлекались восточными единоборствами и фильмами с Брюсом Ли. Мне показалось, что я познакомился с Брюсом Ли. Но на деле мы с Виктором впервые увиделись в студии у Андрея Тропилло. Цой был замечательный, очень улыбчивый, интеллигентный, добрый человек. Мы показывали друг другу какие-то приемчики, рассказывали, кто сколько бегает по утрам. Я сказал, что бегаю больше, чем на самом деле.

— То есть вы соврали?

— Ну чуть-чуть. Прибавил.

— А зачем вам было бегать, если вы и тогда, и до сих очень много времени проводите на катке?

— Чтобы хорошо играть, надо тренироваться. Общая физическая подготовка, выдержка — это очень важно. Все спортсмены бегают перед матчем.

— Именно Курехин вас пригласил на концерт Чика Кориа. Это же так?

— Абсолютно так.

— Учитывая, какой это был год (1981), то просто чудо какое-то.

— Он подошел, говорит: «Ты не хочешь пойти на концерт Чика Кориа?» Я, как в «Кавказской пленнице», говорю: «Грешно смеяться над больными людьми». Но все дело в том, что это был неафишированный концерт — в резиденции американского генконсула. Афиш не было, поверить, что вдруг сам великий Чик Кориа приезжает в Советский Союз, было невозможно. Ни один американский музыкант не приезжал официально в те годы. Тогда тоже отношения были не самые лучшие, поэтому американцы не гастролировали. А если приезжали джазовые музыканты, то с канадским паспортом — с Канадой у нас были более доверительные отношения.

И вот когда Сережа сказал мне, что есть билет на Чика Кориа, я чуть не обиделся. А потом оказалось, что концерт действительно был, и я на него попал. А мой брат не попал, потому что у него, во-первых, не было приглашения, а во-вторых, ему не было 16 лет. Он стоял, слушал под окнами этой резиденции, и за это его забрали в милицию. На следующее утро отпустили. Вот такая у нас была любовь к джазу.

«Мы благодарны музыкантам, которые идут на риск ради искусства»

— Есть люди, которых вам не хватает?

— Ну конечно. Много людей. Одним, я считаю, из главных был мой отец, который привел меня и в джаз, и в музыку. И дед, который тоже был музыкантом, окончил консерваторию, служил регентом хора, руководителем оркестра, работал в театрах. Он был очень мудрый человек. В самом начале моего пути, пока отец и дед были живы, они всегда помогали и давали правильные советы.

Иногда мне не хватает общения с учителями. Я счастлив, что познакомился в музыкальном училище с человеком, о котором слышал еще от отца и многих других музыкантов, с которым играл мой папа в ресторанах. Это Геннадий Гольштейн, легендарный советский саксофонист, который в музыкальном училище имени Римского-Корсакова на джазовом отделении преподавал саксофон.

Я был бы рад чаще общаться с Давидом Семеновичем Голощекиным, с которым я тоже познакомился в 16 лет, когда пришел к нему во Дворец молодежи и чего-то там сыграл, еще ничего не соображая (но зато уверенности у меня было много). Потом работа с ним. И дружба, длящаяся уже много-много лет.

Конечно, в этом ряду знакомство и с Чиком Кориа, и с Пэтом Мэтини, и с Дэйвом Брубеком, и с Гэри Бертоном. Чик Кориа согласился записаться на моем альбоме, где мы играем музыку из мультфильмов и детских фильмов. В 1986 году в Советский Союз приехал саксофонист Гровер Вашингтон, с которым мы сдружились и который пригласил меня на запись своего альбома уже в Америке. Он попросил прислать три композиции, из них выбрал одну, и она записана на его альбоме, вышедшем на Columbia Records. В Филадельфии он устроил большую вечеринку в мою честь, дал мне свой саксофон на некоторое время.

Вашингтон, Брубек, Бертон стимулировали меня поступить в Berklee College of Music в Бостоне еще в 1983 году, гарантировав полную стипендию. В 1983-м у них не получилось официально, но потом я приехал в Америку и учился в школе Беркли. Есть еще много-много людей, которым можно сказать слова благодарности.

— Насколько сложно сейчас вам приглашать иностранных музыкантов выступать в России? Вы видите культуру отмены или нет?

— Есть люди, которые выступают против гастролей иностранных музыкантов в России. Уж не говоря о выступлениях российских музыкантов за границей. Многие звезды, которые у нас давали концерты, потом получали огромное количество негатива в соцсетях, некоторым даже угрожали. Конечно, решиться приехать в Россию, учитывая эти обстоятельства, не так просто. Поэтому мы благодарны музыкантам, которые принципиально идут на риск ради искусства. У некоторых из них после отменялись гастроли, что для меня дико: срывать выступления таких великих людей, как Рэнди Брекер или Эдди Гомес,— это кощунство. Это звезды, которых мы слушали, которых я слушал с 1970-х годов, так же как и мои коллеги из Польши, Эстонии, Латвии. Сколько мы счастья получали, даже просто разговаривая об этих музыкантах, купаясь в их музыке! Того же Рэнди Брекера, обладателя нескольких Grammy, основателя одного их стилей джаза — джаз-рока. Он святой! Он посланник мира, а его отменяют. Это, конечно, возмущает до глубины души.

«Меня в коляске привозят на лед, и я играю на саксофоне»

— Вы до сих пор фанат питерского СКА? И сколько времени в неделю вы проводите на катке?

— Я, конечно, фанат питерского СКА, но я поклонник не только СКА. У меня за эти годы появилась масса друзей, которые связаны с такими командами, как ЦСКА, «Спартак», «Динамо», «Локомотив», челябинский «Трактор» и даже «Амур» в Хабаровске. Я просто люблю хоккей, люблю красивый хоккей, потрясающую атмосферу, еще со старых времен в Ленинграде-Петербурге, на играх СКА — начиная с «Юбилейного». Трудно быть поклонником только СКА. Хотя в самой глубине души я, естественно, болею за Питер.

А в хоккей я играю всегда, когда удается, минимум три раза в неделю стараюсь быть на льду. Если получается больше, тоже хорошо.

— А дома вы сколько времени проводите? «Старость меня дома не застанет» — это про вас? И вообще, как вы себе видите вашу старость?

— Меня в коляске привозят на лед, и я играю на саксофоне. (Смеется.) Вы правы, надо уже думать о старости, но я пока не вижу ее впереди. Перестанет здоровье позволять, будем лежать на диване, смотреть сериалы. Если все правильно распределить, времени хватает очень на многое.

— Пошел третий год вашего четвертого брака. Во всех смыслах молодая жена — это обязывает?

— Вообще брак обязывает. Я не думаю (и моя жена не дает мне повода каждую секунду думать) лишь о том, что она молодая. Она замечательная, очень активная, мы с ней много путешествуем. Но это не потому, что она молодая — она такой человек. Театры, опера, путешествия, друзья — у нас очень схожее понимание жизни и близкое понимание человеческих отношений, что удивительно. Мы практически никогда не ссоримся. Даже если возникают какие-то разногласия, это проходит через пять минут. С другой стороны, молодая жена обязывает выглядеть нормально, не кряхтеть, не скрипеть. Но дисбаланса в этой разнице в возрасте, на мой взгляд, нет, как и неестественности.

— Если попробовать выбрать композицию, которая станет аллюзией на вашу жизнь, что это может быть, какая вещь?

— Есть несколько мелодий, которые я напеваю, часто — суеверно. Допустим, стою, жду кого-то, люди опаздывают. Напеваю эту мелодию, и чаще всего они приходят.

— И такая мелодия не одна, да?

— На самом деле, она одна. Другие мелодии пытался петь, они не работают.

— А называть ее тоже суеверно не будете?

— Есть джазовая баллада «Body and Soul», ее исполняли и Луи Армстронг, и Элла Фитцджеральд. Но это не мелодия моей жизни. Это композиция, которая в этом суеверном процессе мне иногда помогает. Для жизни одной мелодии не хватит, даже самой гениальной.

Беседовала Елена Лавинова