«Неправильный» путь и верная истина
Умерла София Губайдулина
В городке Аппене на севере Германии в возрасте 93 лет ушла из жизни София Асгатовна Губайдулина — одна из великих композиторов последнего столетия, живой символ отечественного музыкального авангарда, невероятно уважаемый, титулованный, всемирно известный автор, человек редкого достоинства и редкой скромности. С ее смертью окончательно завершен ХХ век в русской музыке.
София Губайдулина
Фото: Александр Яловой, Коммерсантъ
София Губайдулина
Фото: Александр Яловой, Коммерсантъ
В знаменитой «московской троице» композиторов — Денисов—Шнитке—Губайдулина — София Асгатовна была средней, на два с половиной года младше Денисова и на три года старше Шнитке. Она пережила их больше чем на четверть века, став одним из полномочных представителей эпохи шестидесятников в новом тысячелетии. Родившись в Чистополе, маленьком городке на Каме, в семье инженера и педагога, семи месяцев от роду Губайдулина оказалась в Казани, где прошли выпавшее на страшные 1930-е годы детство и неустроенная послевоенная юность. Уже тогда музыка становилась спасением, а приобретенный родителями ценой огромных усилий рояль, прозванный «Слесарем»,— инструментом, уносящим в неведомые дали. Затем были Казанская консерватория по классу фортепиано и Московская — по классу композиции.
Музыку, которую создавала Губайдулина, на кафедре не понимали и не принимали, призывая образумиться и начать писать «как все».
Но когда педагог Губайдулиной по специальности Николай Пейко привел ее однажды к Дмитрию Шостаковичу с рассказом о том, что студентку упрекают в том, что она идет «неправильным» путем, тот произнес ставшие напутствием и пророчеством слова: «Я вам желаю идти вашим "неправильным" путем».
Она действительно с самых юных лет шла против течения, создавая свои звуковые миры и воспринимая «торжествующие созвучия» в том состоянии, когда смолкал «житейский шум трескучий». Тот персональный «рай», который уехавшая из распадающегося СССР композитор обрела в начале 1990-х годов,— небольшой дом в деревне под Гамбургом, дерево, рояль — стал для нее подобием монашеской кельи, стоящей в стороне от больших мегаполисов, но не от тревог и волнений, продолжающих терзать человечество.
Губайдулина являла собой уникальный пример сочетания почти детской наивности, простоты и открытости с поразительной мудростью и способностью говорить о самых болезненных проблемах.
Ее музыка обычно остра и резка, она вонзается в душу, тревожит ее самые отдаленные уголки, но в то же время подобна горькому лекарству, приносящему исцеление: каждый, кто сможет пережить, пройти тернистый путь с композитором до конца, сможет ощутить катарсис и освобождение.
Она не дистанцируется от страхов, а смело идет к ним навстречу, ведя за собой слушателей. Но вместе с болью и страданием в музыке Губайдулиной есть удивительная красота, выверенная в том числе строгими математическими рядами, скрупулезными вычислениями, результаты которых выражаются в звуковой материи.
Для большинства незнакомых с академической музыкой людей самая известная музыка Губайдулиной, вероятно, ее саундтрек к знаменитой серии советских мультфильмов Романа Давыдова «Маугли», созданных на рубеже 1960–1970-х годов.
Уход в прикладную музыку для кино и даже мультипликации — известная и частая для авторов отечественного авангарда стратегия. И все же в этом случае трудно избежать ощущения, что в героях культовой анимационной ленты София Асгатовна увидела и себя тоже. Только подлость и угодничество шакала Табаки ей были решительно антипатичны: на компромиссы она не шла никогда, даже в самые голодные и жестокие времена. В одном из интервью Губайдулина вспоминала, как ей разок предложили сочинить «комсомольскую увертюру», после чего многие бытовые проблемы были бы решены, однако она предпочла поступить по совести и отвергла вроде бы необременительную сделку.
В звуковом мире Софии Губайдулиной удивительным образом сочетаются восточная мистика (а где-то даже чуть ли не эзотерика), христианский аскетизм и библейская экзегетика. Родной дед Софии Асгатовны Масгуд Губайдулин был уважаемым муллой, сама же она приняла крещение в православной церкви еще в 1960-е, а ее крестной стала великая пианистка Мария Вениаминовна Юдина. К христианским идеям и символам Губайдулина обращалась и тогда, когда это было запрещено. Ее партита «Семь слов Христа для виолончели, баяна и струнных», написанная в 1982 году, почти физическое проживание страданий Спасителя. И неожиданное сочетание инструментов здесь совсем неслучайно: начиная с 1980-х годов благодаря общению с Фридрихом Липсом баян становится одним из ее любимых инструментов — это «инструмент, который дышит», как говорила она неоднократно.
Из христианства Губайдулина берет в свою музыку идею креста, но не как мысль о тяжелом бремени, а как возможность встречи горнего и дольнего, как орудие искупления и победы.
Да, в музыке Софии Асгатовны много скорби, но назвать ее трагической было бы неверно — в ней есть и отблеск неземного света, и надмирная гармония. В один из своих приездов в Петербург после успешного исполнения «Аллилуйи» в Большом зале Петербургской филармонии мастер вдруг стала говорить о том, что ей бы очень хотелось поглубже понять старинную средневековую полифонию — но также и о том, как ей нравится наблюдать за детьми, и о том, что она чувствует надежду, когда общается с молодым поколением. После трагических «Страстей по Иоанну» (2000), написанных по заказу штутгартской Баховской академии в ознаменование 250-летия со дня кончины Иоганна Себастьяна Баха, она создала — теперь уже без официального повода — ораторию «Пасха по Иоанну» (2001), открывшую новое тысячелетие. Ведь для верующего человека нет сомнений в том, что за смертью и страданиями обязательно следует воскресение. И кроме темы креста в музыке Губайдулиной очень часто звучит тема пути. Пути не как магистральной дороги, но как узенькой тропки «Меж ликом отчаяния и ликом надежды» (так названа композиция для флейты соло и большого симфонического оркестра). Этим неочевидным, но очень живоносным путем великий композитор и следовала, призывая каждого быть человеком в полном смысле этого слова.