«Ждали, ждали мы своих»
Освобожденные жители Курской области рассказали про свое выживание
Последние дни в Курской области не прекращается эвакуация гражданских лиц из Суджи и ее окрестностей. Одних сразу отправляют к родственникам, другие попадают в областные пункты временного размещения. Корреспондент “Ъ” Эмилия Габдуллина вместе с сотрудниками курского отделения Российского Красного Креста посетила один из таких пунктов.
Сотрудники Красного Креста в пункте временного размещения в Курской области
Фото: Эмилия Габдуллина, Коммерсантъ
Сотрудники Красного Креста в пункте временного размещения в Курской области
Фото: Эмилия Габдуллина, Коммерсантъ
Эвакуация мирного населения, которая началась на прошлой неделе параллельно с освобождением территорий курского приграничья от украинских войск, продолжается днем и ночью. В пунктах временного размещения с этими людьми работают в том числе сотрудники курского отделения Российского Красного Креста (РКК): они раздают эвакуированным вещи и предметы первой необходимости, оказывают психологическую помощь, помогают связаться с родственниками. Корреспондент “Ъ” посмотрела на работу РКК в пункте размещения под Железногорском, в паре часов езды от Курска.
По дороге сотрудники РКК обсуждают, что главный запрос эвакуированных — быть выслушанными.
«Когда они только приезжают в ПВР, все хотят оказать им помощь: "Давайте мы сделаем вам то, давайте это". И люди просто теряются, у них нет передышки, чтобы осознать, что вообще случилось,— объясняет специалист по работе с вынужденными переселенцами РКК Маргарита Косилова.— Им просто хочется поговорить и рассказать, что они пережили. Ведь некоторые в течение семи месяцев оккупации были практически лишены человеческого общения». Специалисты службы восстановления семейных связей РКК Вероника Баздырева и Андрей Мальцев рассказывают коллегам про случай, который их поразил. Днем ранее в другой ПВР привезли жительницу Суджи, которую эвакуировали вместе с кроликом. Оказалось, что женщина еще в первые дни оккупации вытащила маленького крольчонка из разрушенного обстрелом зоомагазина. Несмотря на все опасности жизни в захваченном городе и нехватку еды, она заботилась о нем, вырастила — и забрала с собой при освобождении. «Это уже не просто животное, это ее семья»,— согласились сотрудники РКК.
Пункт временного размещения под Железногорском похож на скромную, но все же гостиницу. Люди живут в двухместных «номерах». Много комнат еще с прошлого августа заняты беженцами из приграничья. Прибывших в ходе освобождения Суджи и Суджанского района сейчас всего 20 человек (на момент сдачи материала российскими военными с освобожденной территории эвакуировано около 400 курян). Было больше, но многих забирают родственники.
Переживших оккупацию найти в ПВР удается не сразу — они с самого утра заняты решением первостепенных вопросов. Сначала эвакуированных обследуют медработники, потом миграционная служба занимается восстановлением документов. «Приехал социальный отдел, который принимает заявление на выплаты, временные пособия. Сбербанк сразу оформляет карты, чтобы люди могли получить деньги»,— рассказывает директор ПВР.
Дольше всего они общаются с полицией: «МВД опрашивает людей, были ли в отношении них совершены какие-то преступления, свидетелями каких событий они являлись. Также полиция принимает заявления об ущербе, причиненном имуществу».
В одном из номеров журналист “Ъ” застала эвакуированную накануне жительницу села Казачья Локня (7 км к северу от Суджи). Галина Алексеевна — инвалид детства, из-за сросшегося тазобедренного сустава она не может ходить без трости. «В этом году мне будет 74 года. 9 сентября, как у Льва Толстого, только годы разные»,— смущенно говорит она.
Ее дом был разрушен в конце октября, осталась только одна маленькая комнатка. Почти весь период оккупации Галина Алексеевна жила в одиночестве, только в феврале к ней переехала односельчанка, похоронившая мужа. «Ела сначала то, что у меня оставалось дома. И куры несли яйца,— вспоминает женщина.— Понимаете, поначалу непонятно было, что происходит, готовить на костре я стала только через месяц. Никто даже не знал, что я там живу, гуманитарку мне стали приносить только в сентябре».
Она рассказывает, что украинские военные оставляли продукты возле одного из домов, оттуда их забирали сельчане. Тому, кто не мог дойти сам, еду приносили соседи. Они же помогали Галине Алексеевне с водой. «Когда война началась, воду начали брать из колодца, но в марте его тоже разбили. Тогда мужчины сделали ворот, чтобы воду доставать можно было. Вода была со щепками, но ничего… А мылись мы в тазике,— видно, что Галине Алексеевне неловко об этом рассказывать.— Да, в доме было холодно, но что делать».
Температура в комнатке зимой падала до минус 2 градусов. Чтобы хоть как-то согреться, женщина включала маленькую газовую горелку, которую ей вместе с баллончиком отдал сосед. Но та почти не давала тепла. Только в феврале Галине Алексеевне принесли печку-буржуйку.
Условия жизни сильно отличались даже на разных улицах. Если у Галины Алексеевны была хоть какая-то возможность отапливать комнатку и мыться, то ее односельчанка Татьяна Алексеевна оказалась на улице. «Украинцы жили в моей хате.— всхлипывая, жалуется женщина сотрудникам РКК.— Сказали мне: "Нам потрибна ваша хата". А я что сделаю? Вот и жили на улице! Ночевали в подвале, погребе. А все остальное время — на улице. Нашли какие-то кастрюли, немножко их обмыли и готовили кушать на костре». Она постоянно потирает пальцы, будто пытаясь стереть с них грязь, которую так и не удалось отмыть в ПВР. Не выдерживает и начинает горько плакать: «Семь месяцев я не мылась! Вчера нас встретили журналисты, я просила их не снимать меня, так стыдно было… Мы остались без света, без газа, без воды, без лекарств, девочки… Это был просто ужас».
Немного успокоившись, Татьяна Алексеевна рассказывает, что жители Казачьей Локни пытались получить хоть какие-то лекарства у украинских военных. Иногда им удавалось достать базовые медикаменты, но это было редкостью. «А так обычно пойдешь, спросишь: "Хлопцы, може такое есть?" А в ответ: "Нема такого, нема". В конце февраля некоторые хлопцы украинские ездили к себе домой в Сумы и привозили некоторым лекарства. Они говорили мне: "Яки вам треба лекарства, мы вам привезем". Но я не стала заказывать»,— будто оправдываясь, уточняет она.
Позже жительница другого оккупированного села Татьяна Николаевна рассказала корреспонденту “Ъ”, что они с соседями «разгромили аптеки, набрали лекарств и раздавали их нуждающимся».
За семь месяцев нахождения Казачьей Локни под контролем ВСУ многие скончались от отсутствия медицинской помощи. «Умирали и 40-летние, и 50-летние, и 60-летние. Кого прям там позарыли возле домов, возле улицы. Кого на кладбище,— вспоминает Татьяна Алексеевна.— Небольшую ямку вырыли, немножно присыпали, чтоб не воняло…»
Супруги Александр и Галина Султановы подчеркивают, что жители оккупированного села не потеряли человеческий облик — помогали друг другу и делились всем необходимым. «Война сблизила людей. Русскому человеку ведь нужна встряска,— гордо произносит глава семьи.— Как песни раньше пели? "Вставайте, люди русские, на славный бой, на смертный бой. Вставайте, люди вольные, за нашу землю честную!"».
Галина Султанова признается, что за семь месяцев оккупации много раз впадала в отчаяние. В голову лезли мысли, что они с мужем уже не доживут до прихода российских военных. «У меня были истерики,— вспоминает женщина.— Все постоянно взрывалось, мы за водой ходили под обстрелами. Невозможно это все видеть, все перенести. Такое красивое село было, все испоганили».
Многие эвакуированные говорят, что на них психологически давило отсутствие информации. Люди не понимали, что происходит, кто стреляет, как обстоят дела на фронте. Некоторым все же удалось узнавать новости — по радио.
«Мне достали приемник, я мог слушать курские новости. Но потом сигнал глушили, его удавалось поймать его всего на пару минут в день»,— рассказывает один житель Суджанского района. А Николай Николаевич из поселка Мирный с помощью соседа сам сделал простенький радиоприемник. Для этого они использовали в том числе обломки упавшего беспилотника.
Но даже несмотря на отсутствие информации, люди продолжали верить, что ужас скоро закончится. 83-летняя жительница Суджи Мария Никитична — маленькая худенькая женщина, с лица которой не сходит улыбка,— всю оккупацию ухаживала за мужем-инвалидом. И она не переставала ждать освобождения. «Та война (Великая Отечественная война.— “Ъ”) была страшная, но эта еще страшнее,— говорит старушка.— Ждали, ждали мы своих. Когда они придут… Пришли. Пришли».
