Дипломатия клюшек
Специальный корреспондент «Ъ» Алексей Доспехов — о том, как спорт сближал Америку с ее врагами
Алексей Доспехов
Фото: Сергей Михеев, Коммерсантъ
Алексей Доспехов
Фото: Сергей Михеев, Коммерсантъ
Способность мирить лютых врагов — довольно спорное свойство спорта. Но когда давний фанат хоккея Владимир Путин (в любительских матчах — снайпер похлеще Александра Овечкина) предлагал своему собеседнику Дональду Трампу (в феврале отметившемуся яростной поддержкой своей сборной на Турнире четырех наций) устроить серию товарищеских матчей между российскими и американскими хоккеистами из НХЛ и КХЛ, два президента наверняка вспоминали об удачных примерах спортивной дипломатии. По крайней мере о двух, относящихся к одному и тому же периоду, не менее сложному, чем нынешний.
В начале 1970-х у США и Китая не было вообще никаких отношений. И казалось, что и не может быть. Но в 1971 году на чемпионате мира по настольному теннису в японской Нагое американского спортсмена Гленна Коуэна угораздило проспать отъезд своей команды на стадион, и он решил забежать в первый попавшийся автобус.
К ужасу Коуэна, автобус вез на арену китайских спортсменов, которым не то что разговаривать с американцами — смотреть на них было запрещено.
Но один из китайцев — знаменитый Чжуан Цзэдун — вдруг решил поболтать с чужаком и подарить ему вышитое шелком изображение Хуаншаньских гор. Чужак оказался приятным парнем, а на выходе из автобуса их, похожих на двух друзей, сняли фотографы. Коуэн честно сказал, что теперь, после такого общения, хотел бы посетить Китай, в который до сих пор его соотечественникам доступ был закрыт. Чжуан Цзэдун тоже рассказывал на родине, что американцы — хорошие люди. Потом американские теннисисты съездили в Китай, а китайские — в Америку, а республиканец Ричард Никсон в 1972 году первым из президентов США посетил КНР и встретился с Мао Цзэдуном. И высоченная стена взаимного недоверия внезапно рухнула под напором того, что назовут пинг-понговой дипломатией.
Примерно тогда же, когда Гленн Коуэн испуганно озирался, осознав, в чей автобус угодил, чиновники, и спортивные, и неспортивные, из СССР и Канады обсуждали проект, который тоже казался многим невозможным. Они задумали провести матчи между хоккейными сборными двух стран. Настоящими сборными, то есть чтобы у канадцев были не второразрядные игроки, которые обычно ездили на чемпионаты мира и там проигрывали могучей и только на бумаге любительской советской команде, а лучшие из лучших, сливки НХЛ, свысока смотревшие на остальной хоккейный мир, в том числе на собиравший приз за призом СССР.
Боялись сесть в лужу и те и другие. Страха добавлял контекст: Канада — не США, но все понимали, что в любом случае речь идет о противостоянии Запада и Советского Союза, спортивном эпизоде холодной войны.
Суперсерия, разделенная на две половинки, канадскую и московскую, состоялась в 1972 году и вопреки страхам вылилась в общий успех. Выигравшие ее «на тоненького» канадцы восхищались талантами советских хоккеистов — Валерия Харламова, Александра Якушева, Владислава Третьяка — и с умилением рассказывали, как были удивлены оказанным гостеприимством. Советская публика, гордясь тем, что ее любимцы жестоко отмутузили соперников в первых, гостевых матчах, находила в себе силы признать, что их сильнейшие игроки — Фил Эспозито, Пол Хендерсон — фантастически хороши и за них даже можно болеть. А главный вывод заключался в том, что нужно друг у друга учиться и чаще встречаться, и пусть идет к черту эта геополитика со всеми ее нюансами. Хотя есть ощущение, что в современную эпоху, когда НХЛ давным-давно привыкла к тому, что почти в любом ее клубе есть замечательный русский хоккеист, когда Александра Овечкина с почетом принимают в Белом доме, когда за его погоней за снайперским рекордом лиги следит, отмечая каждую очередную шайбу, вся Америка, особого флера 1970-х в hockey diplomacy все же уже не будет.