Санкт-Петербург — родина российского садово-паркового хозяйства. До Петра публичных садов в России практически не было (монастырские и приусадебные не в счет), как и общественной жизни в европейском смысле этого слова. О том, какое место занимают сады и парки в истории Северной столицы, — обозреватель "Ъ-Дома" АЛЕКСЕЙ ЛЕПОРК.
Город основали в 1703 году, а Летним садом усердно начали заниматься уже в 1705-м. Это одно из самых невероятных проявлений характера Петра Великого. Только представьте: идет Северная война, до ее окончания 16 лет, даже до Полтавы еще четыре года, а Петр закладывает сад и постоянно им занимается. Приглашаются садовники, выписываются книги по садоводству, меняются стилевые ориентиры и предпочтения. Летний сад сразу стал государственно значимым делом. И функция его была прежде всего социальной: он планировался как место публичного общения и воспитания новой породы российских людей. Именно здесь посредством мраморных статуй посетители приобщались к греческой мифологии и западной литературе (изучая у фонтанов басни Эзопа в переложении Лафонтена). Именно здесь культивировалось новое восприятие телесного (Венеру Таврическую под охраной поместили в Летний сад). В конце концов, в Летнем саду горожане учились просто общаться, культурно проводить время.
Тоталитарный порядок
Петр мог по праву гордиться Летним садом. Получился вполне убедительный регулярный сад, с фонтанами, статуями, разными увеселениями. Невысокий, линейно-геометрический, стриженый. Мода на английские пейзажные парки пришла только через полвека. Создатели же Летнего сада стремились угнаться за голландскими и французскими прообразами. Поддерживать этот стиль — непростая задача. Растения, используемые на Западе для стриженых изгородей и бордюров, — самшит, тис, бирючина — у нас не приживаются, даже туи и те не выдерживают. Экспериментировали с брусникой, значительно позже жадно ухватились за неприхотливый кизильник (теперь он везде, просто символ ленинградского паркостроения).
Мода на регулярность быстро прошла и вернулась только в советское время. Сады культуры и отдыха — поздние отпрыски петровских начинаний. Характерно, что абсолютистские и тоталитарные режимы стремятся стричь все под одну гребенку. Даже природу. Например, уже в 1920 году, в самое голодное, безотрадное время, на месте плац-парадного песчаного Марсова поля по проекту Ивана Фомина устраивается сквер, абсолютно регулярный в плане, с акцентами кустов сирени. Сирень, которая когда-то была лучшей в городе, теперь несколько облысела, но в мае может даже чуть напомнить о цветущем Киеве.
Регулярных же садов XVIII века в городе не осталось, они исчезли уже в 1760-1780-е, а реконструировать их никто не будет. О Летнем спорят десятилетиями: вернуть прежний облик или нет? Но кто же им заниматься-то будет, даже если вернуть? Ведь регулярному саду, со всеми его живыми изгородями и цветами, нужен постоянный уход. Когда сады были императорскими, а работники крепостными, проблема решалась с минимальными затратами. Теперь пришло время платить за труд садовников, к чему власти оказались не готовы. В Стрельне перед Константиновским дворцом попытались сделать что-то в таком духе — получилось сомнительно. А ведь еще недавно это был самый романтический парк совсем рядом с городом.
Сиятельный регулярный парк с партерами и растениями в кадках возродили только в Петергофе, стараниями лучшего музейного директора Вадима Знаменова. Других таких героев садового фронта не нашлось. Поэтому и настоящей цветочной культуры у нас практически нет. Это в Англии, где, как известно, плохая погода, но идеальный климат, весной все городские газоны превращаются в поля крокусов и нарциссов. А у нас цветы помещают в разные подвесные сосуды (как на Московском проспекте к саммиту) или в корытца (в Соляном переулке). Выглядит это нелепо, да и гибнут они быстро: забывают регулярно поливать.
Свобода и нерегулярность
Привычка к нерегулярности — исконно русская черта. Поэтому воплощением сокровенных национальных мечтаний стали пейзажные парки. Зародившиеся в Англии в начале XVIII века, они были призваны вызывать воспоминания о райской средиземноморской природе, как на пейзажах Пуссена. Лужайки, разбросанные купы деревьев, перспективы, петляющие дорожки, естественно устроенные водоемы, классические павильоны, а лучше — руины. Идеально бархатные поля газонов. Все открыто солнцу, Богу. Благодать. Большая часть таких садов — наследие плантомании XVIII века, как называла свою страсть к садоводству Екатерина Великая. И Таврический, спланированный английским садовником Гульдом для князя Потемкина, и Михайловский, устроенный на месте части прежде большого регулярного Летнего сада, и Юсуповский на Садовой, и, наконец, Елагин, Каменный, Крестовский — все нынешние городские сады берут начало в XVIII — начале XIX века. Отчасти это результат экспансии города, включившего в себя прежние ближние усадьбы.
Буржуазные скверы
Буржуазная эпоха принесла городу большие и малые скверы. Если прежде столицу опекали только государи, то теперь к озеленению подключилась городская дума и горожане, жертвовавшие деньги на палисадники. Начало этому процессу положил Николай I: за кронверком уже в 1845 году начали устраивать сад. В 1860-1970-е годы азартно принялись обустраивать прежде безжизненные городские площади. Как раз в этот период многие европейские города, подвергшиеся урбанистической реконструкции, обзавелись бульварами и народными садами, а Петербург лишился парадных пустот. Зияющую ширь перед Адмиралтейством превратили в сквер, с годами ставший раскидисто-тенистым. Памятник Екатерине II на Александринской площади окружили деревьями. Таких примеров множество: и Манежная площадь, и скверы у Никольского и Владимирского соборов крайне показательны.
На место торжественного холода площадей пришла зелень. Город начал жить для горожан, а не для парадов. На место каменной идеологии пришел заботливый городской уклад жизни. Однако вторая волна капитализма в России флору совсем не любит. Советское время сберегло городские пустыри. Тихие скверики никого не раздражали. К тому же начиная с 1920-х годов в головах советских градостроителей витала идея города-сада. В центре ее реализовать было трудно, но крохотные участки с посадками берегли. Вторая половина 1990-х подчистила их радикально и неумолимо. За новыми фасадами и следа не осталось от раскрытых улицам сквериков на Владимирском, улице Восстания, Стремянной, Некрасова, на углу Гороховой и Загородного и других. Спаслись по большей части те скверы, что обзавелись памятниками. Редчайший пример любви к растительному миру — новое здание на Кирочной, окружившее большое старое дерево. Прямо трогательно.
Что касается старых городских парков, то они, к счастью, неприкосновенны, так как являются объектами культурного наследия. В отменном состоянии из них только Михайловский. Его к 2003 году фантастически качественно отреставрировали (практически уникальный для России пример), восстановили почти всю старую планировку, нежно позаботились о деревьях, откопали второй засыпанный пруд, расчистили систему водоснабжения, расставили разъясняющие историю сада таблички. Здесь разумно сохранили транзитные аллеи. По-настоящему заботятся о газонах — на них так и хочется прилечь, отвлекшись от городских забот. Ведь простой рулонный газон в один момент настоящим не станет, ему надо укорениться, врасти. И Екатерингофский, и Александровский сад (у "Горьковской") от Михайловского сильно отстают. Елагин, понятное дело, тоже, он слишком многофункционален. Да и кто же даст деньги на чистый сад, на траву и деревья без аттракционов. Для этого нужна особая, зеленая, культура. Или долгая стажировка в Англии.