Событие недели — "Река" (2000-2002) Алексея Балабанова, фильм ужасной и величественной судьбы (6 мая, "Культура", 22.55, *****). Показывают его в связке с "Трофимом" (1995), историей дурного мужика, порешившего жену, приехавшего в Петербург и случайно попавшего в кадр одного из первых русских фильмов (*****). Это было единственным свидетельством существования Трофима, пока, уже в наши дни, его не выкромсал из пленки современный киношник: мужик "портил кадр". "Трофимъ" — злая притча об относительности памяти и жестокости кино, снимающего, по словам французского поэта Жана Кокто, "смерть за работой". "Река" — жестокое и реальное подтверждение этой метафоры. В пару с "Трофимом" она попала не столько по высшим соображениям, сколько по принципу: оба фильма — короткометражки. Так, да не так. "Реку" снимали как полнометражный фильм по роману Вацлава Серошевского "Предел скорби". Польский революционер, он был сослан в Якутию, писал книгу будучи прокаженным, изгнанным из деревень умирать вдали от людей. В ноябре 2000 года съемочная группа попала в автокатастрофу: несколько человек, включая режиссера, были ранены, а исполнительница главной роли, замечательная якутская актриса Туйара Свинобоева погибла. Съемки были остановлены, но Алексей Балабанов и продюсер Сергей Сельянов смонтировали 50 минут отснятого материала, который мы и смотрим под именем "Река". Это вовсе не кажется черновиком, собранием обломков. Нет, это полноценный фильм, вызывающий не сочувствие к создателям, а только острую досаду, что он столь короток, — так смотришь дошедший с изъянами фильм какого-нибудь гиганта немого кинематографа. Параллель с немым кино не произвольна. Только в 1920-х годах умели делать такое эпическое кино, где природа — одно из главных действующих лиц, прекрасное, безразличное и безжалостное существо, где каждый жест значителен и трагичен, но не театрален. Нетронутая болезнью женщина приходит к мужу в поселение проклятых, не зная, что у того уже есть новая, больная и беременная, подруга. В мире, где болезнь — норма, это не может не завершиться бедой. Режиссер целомудренно избегает натурализма в живописании болезни, но эта сдержанность делает происходящее на экране еще страшнее. Один из лучших российских фильмов последних лет — "Свободное плавание" (2006) Бориса Хлебникова, прославившегося "Коктебелем", снятым вместе с Алексеем Попогребским (4 мая, Первый канал, 23.50, ****). Из "Коктебеля" он, кажется, забрал всю доброту отношения к миру, которая там была еще обуздана мрачноватыми интонациями. Это главная претензия к "Плаванию": слишком добрый фильм. По его поводу только ленивый не вспомнил Аки Каурисмяки и раннего Отара Иоселиани. Но они далеко, а в России это едва ли не первый фильм о безъязыких маленьких людях, за хлопотами которых наблюдать интереснее, чем за любым экшном. Леню уволили с разорившегося волжского завода. Весь фильм он ищет работу, пока не устраивается в очень странную бригаду дорожных рабочих, трогательных гоблинов, которые методично что-то засыпают, а потом раскапывают под руководством прораба, краснобая и поэта бессмысленного труда. И хотя другие герои почти не знают слов, кроме матерных междометий, меланхоличный и озорной фильм, в котором практически ничего не происходит, невероятно богат оттенками чувств. "Человек, который слишком много знал" (The Man Who Knew Too Much, 1956) Альфреда Хичкока — авторский ремейк фильма, поставленного им еще в Великобритании в 1934 году (4 мая, Первый канал, 2.50, *****). Не фильм, а какой-то апофеоз хичкоковского формализма. Чьи это шпионы готовят в концертном зале "Альберт-холл" покушение на какого-то посла, а пока что похищают ребенка американского врача, случайно узнавшего от смертельно раненного спецагента о заговоре, не важно ни Хичкоку, ни зрителям. Шпионы — и точка. В памяти остаются только разводы краски, пачкающей ладонь героя, когда он наклоняется над раненым французом, выкрашенным в араба. Феерическое покушение: по замыслу злодеев, револьверный выстрел должен быть заглушен единственным в исполняемой симфонии ударом литавр. Сюрреалистический визит героя, пошедшего в поисках сына по ложному следу, в лавку таксидермиста. И вызывающий по сей день слезы эпизод, когда мать находит своего похищенного ребенка в логове заговорщиков, напевая "Que sera, sera" ("Чему быть, того не миновать"). А сын, услышав мамин голос, начинает насвистывать в ответ ту же песенку и тем самым дает знать, где его держат.
ТЕЛЕКИНО С МИХАИЛОМ ТРОФИМЕНКОВЫМ
Событие недели — "Река" (2000-2002) Алексея Балабанова, фильм ужасной и величественной судьбы (6 мая, "Культура", 22.55, *****). Показывают его в связке с "Трофимом" (1995), историей дурного мужика, порешившего жену, приехавшего в Петербург и случайно попавшего в кадр одного из первых русских фильмов (*****). Это было единственным свидетельством существования Трофима, пока, уже в наши дни, его не выкромсал из пленки современный киношник: мужик "портил кадр". "Трофимъ" — злая притча об относительности памяти и жестокости кино, снимающего, по словам французского поэта Жана Кокто, "смерть за работой". "Река" — жестокое и реальное подтверждение этой метафоры. В пару с "Трофимом" она попала не столько по высшим соображениям, сколько по принципу: оба фильма — короткометражки. Так, да не так. "Реку" снимали как полнометражный фильм по роману Вацлава Серошевского "Предел скорби". Польский революционер, он был сослан в Якутию, писал книгу будучи прокаженным, изгнанным из деревень умирать вдали от людей. В ноябре 2000 года съемочная группа попала в автокатастрофу: несколько человек, включая режиссера, были ранены, а исполнительница главной роли, замечательная якутская актриса Туйара Свинобоева погибла. Съемки были остановлены, но Алексей Балабанов и продюсер Сергей Сельянов смонтировали 50 минут отснятого материала, который мы и смотрим под именем "Река". Это вовсе не кажется черновиком, собранием обломков. Нет, это полноценный фильм, вызывающий не сочувствие к создателям, а только острую досаду, что он столь короток, — так смотришь дошедший с изъянами фильм какого-нибудь гиганта немого кинематографа. Параллель с немым кино не произвольна. Только в 1920-х годах умели делать такое эпическое кино, где природа — одно из главных действующих лиц, прекрасное, безразличное и безжалостное существо, где каждый жест значителен и трагичен, но не театрален. Нетронутая болезнью женщина приходит к мужу в поселение проклятых, не зная, что у того уже есть новая, больная и беременная, подруга. В мире, где болезнь — норма, это не может не завершиться бедой. Режиссер целомудренно избегает натурализма в живописании болезни, но эта сдержанность делает происходящее на экране еще страшнее. Один из лучших российских фильмов последних лет — "Свободное плавание" (2006) Бориса Хлебникова, прославившегося "Коктебелем", снятым вместе с Алексеем Попогребским (4 мая, Первый канал, 23.50, ****). Из "Коктебеля" он, кажется, забрал всю доброту отношения к миру, которая там была еще обуздана мрачноватыми интонациями. Это главная претензия к "Плаванию": слишком добрый фильм. По его поводу только ленивый не вспомнил Аки Каурисмяки и раннего Отара Иоселиани. Но они далеко, а в России это едва ли не первый фильм о безъязыких маленьких людях, за хлопотами которых наблюдать интереснее, чем за любым экшном. Леню уволили с разорившегося волжского завода. Весь фильм он ищет работу, пока не устраивается в очень странную бригаду дорожных рабочих, трогательных гоблинов, которые методично что-то засыпают, а потом раскапывают под руководством прораба, краснобая и поэта бессмысленного труда. И хотя другие герои почти не знают слов, кроме матерных междометий, меланхоличный и озорной фильм, в котором практически ничего не происходит, невероятно богат оттенками чувств. "Человек, который слишком много знал" (The Man Who Knew Too Much, 1956) Альфреда Хичкока — авторский ремейк фильма, поставленного им еще в Великобритании в 1934 году (4 мая, Первый канал, 2.50, *****). Не фильм, а какой-то апофеоз хичкоковского формализма. Чьи это шпионы готовят в концертном зале "Альберт-холл" покушение на какого-то посла, а пока что похищают ребенка американского врача, случайно узнавшего от смертельно раненного спецагента о заговоре, не важно ни Хичкоку, ни зрителям. Шпионы — и точка. В памяти остаются только разводы краски, пачкающей ладонь героя, когда он наклоняется над раненым французом, выкрашенным в араба. Феерическое покушение: по замыслу злодеев, револьверный выстрел должен быть заглушен единственным в исполняемой симфонии ударом литавр. Сюрреалистический визит героя, пошедшего в поисках сына по ложному следу, в лавку таксидермиста. И вызывающий по сей день слезы эпизод, когда мать находит своего похищенного ребенка в логове заговорщиков, напевая "Que sera, sera" ("Чему быть, того не миновать"). А сын, услышав мамин голос, начинает насвистывать в ответ ту же песенку и тем самым дает знать, где его держат.