Проза мира

рассказывает Анна Наринская

В главной по высоколобости английской газете Guardian статья, посвященная объявлению номинантов на литературную премию Man Booker International, начинается с цитаты из Хемингуэя. Старик, как известно, в свое время мечтал о "чемпионате мира по литературе". О том, чтобы в честном бою с соблюдением всех спортивных правил выявить лучшего.

Премию Man Booker International, считает влиятельная газета, в какой-то мере можно сравнить с таким чемпионатом. Единственное формальное требование к писателю, чтобы его кандидатура оказалась рассмотренной,— хоть какое-то из его произведений должно быть переведено на английский. Всех, кто этому немудреному требованию соответствует, рассматривают члены международного жюри. В этом году жюри возглавляет знаменитый принстонский профессор литературы Элейн Шолтер. И еще всего два человека. Белая южноафриканская писательница Надин Годимер (между прочим, нобелевская лауреатка) и Колм Тойбин, получивший в прошлом году за роман "Мастер" престижную Дублинскую литературную премию.

Выбор этих людей, глубоко почитаемых не только в писательском, но и читательском сообществе, вполне мог бы сойти за присуждение звания чемпиона мира по литературе. Тем более что они бесстрашно включили в список номинантов многих из тех, кто в принципе считается главными писателями нашего времени. В списке этого года присутствуют: нигериец Чинуа Ачебе — самый переводимый африканский автор всех времен; канадка Маргарет Этвуд, прославившаяся романом "Слепой убийца"; австралиец Питер Кэри (в России принято читать его псевдолитературный псевдодетектив "Моя жизнь как подделка", в то время как сентиментальная сага "Оскар и Люсинда" со всех сторон куда интереснее); американец Дон Делилло, будто бы предрекший в "Мао II" 11 сентября; мексиканец Карлос Фуэнтос, хранящий традиции всего лучшего латиноамериканского; перековавшаяся из коммунистки и феминистки в научную фантастку англичанка Дорис Лессинг; ее умный и в меру циничный соотечественник Иэн Макьюэн; многозначительный и многотиражный израильтянин Амос Оз; член Гонкуровской академии Мишель Турнье, а также Филип Рот и Салман Рушди, каждый из которых вполне сгодился бы на иллюстрацию к понятию "писатель" в энциклопедии. Если приложить к нынешнему списку интернационального "Букера" список прошлый (предыдущая — она же первая — премия вручалась в 2005 году), куда входили Гюнтер Грасс, Габриэль Гарсиа Маркес, Милан Кундера, Кэнзабуро Оэ, Джон Апдайк и А. Б. Иегошуа, а также еще не умершие к тому времени Сол Беллоу и Станислав Лем, то выходит, что Booker International собирает под свое крыло (то есть в своих номинационных списках) всех писателей, которые на сегодня в мире вообще есть. То есть в мире "букеровской" литературы. Который имеет свою специфику.

Все книги букеровской традиции — беллетристика. И, возможно, главный объединяющий их признак называется не слишком художественным словом "добротность". Более того, непременным, хоть и не озвученным требованием к букеровской литературе является ее принадлежность или, во всяком случае, проявленное отношение к европейской культурной и нравственной традиции. И вроде бы в свете актуальности радикализма и маргинальности это делает букеровский подход к литературе немодным. Хотя скорее — внемодным. И это же самое гарантирует, что любую книгу из списка британского Букера, не говоря уж о любом авторе из номинированных на Букер интернациональный, можно читать.

Кстати, о мечте Хемингуэя о "чемпионате мира по литературе" — только такой подход и делает его возможным. Предполагается, что книгу судят не в связи с актуальностью ее тематики, а по кажущемуся сегодня странным критерию "хорошести". И тогда все сходится — выигрывает тот, кто написал более хорошую книгу.

Но чемпионатами литературные премии — включая Man Booker International — никогда не станут. Начет того, правильно это или нет, можно рассуждать довольно долго, но изменить это невозможно. Все мероприятия такого рода всегда преследуют внелитературные задачи. И если эти задачи не чисто политические, как в последнее время происходит с Нобелевской премией, то просветительские и гуманитарные. Например, прошлый (он же первый) интернациональный букеровский приз — то есть сумма в шестьдесят тысяч фунтов и прилагающаяся к ним слава — оказались в руках албанского диссидента Исмаила Кадаре, чей провозглашенный некогда великим роман "Генерал мертвой армии" сегодня основательно подзабыт и чье творчество, безусловно, нуждалось в том, чтобы миру о нем напомнили.

Так что и на нынешний год, чтобы предугадать победителя "Букер интернэшнл", стоит приглядеться к темным, то есть неочевидным, лошадкам. Например, к датскому писателю Гарри Муличу. Мальчиком он вместе с матерью-еврейкой попал в фашистский концлагерь, в то время как его отец, работая в немецком банке, занимался размещением конфискованных у еврейских семей денег. Об этом уникальном опыте Гарри Мулич написал несколько романов.

Правда, перед тем, как ставить на Мулича, стоит обратить внимание на тот факт, что несколько имен — Этвуд, Лессинг, Макьюэн и Рот — были номинированы и в прошлый раз, и с большой долей вероятности этих знаменитых и пожилых людей, вот так прямо всех до одного, не станут дважды беспокоить понапрасну.

Однако удовольствие, которое мы получаем от разглядывания списка номинантов на Man Booker International, заключается как раз в том, что смысл этого списка не только — да и вообще — не в том, чтобы угадывать, кто же получит заветные 100 000 долларов (они же 60 тысяч фунтов). Во время объявления списка претендентов Колм Тойбин сказал, что этим выбором жюри хотело предложить всем заинтересованным лицам тему для дискуссии — дискуссии о современной художественной литературе. И хотя на слова, произносимые на официальных церемониях, принято не обращать внимания, к этой фразе вполне можно отнестись серьезно. В принципе, господин Тойбин мог бы выразиться даже более сильно — эти букеровские списки предлагают дискуссию о жизни, потому что практически каждый из предложенных там писателей отвечает за некий ее кусок.

На примере списка нынешнего года зоны этой ответственности можно было бы поделить примерно следующим образом.

За отношения с Европой и вообще миром белого человека отвечают каждый по-своему Чинуа Ачебе и Карлос Фуэнтос. Ачебе напрямую занимается разоблачением белых и их культуры. В знаменитом эссе "Образ Африки: расизм в "Сердце тьмы" Джозефа Конрада", во многих странах включенном в школьную программу, он утверждает, что конрадовская повесть демонстрирует то, как европейцы всегда — и по сей день — дегуманизируют африканцев. Проще говоря, что, как европеец ни старайся, считать черного за человека у него не получается.

У Фуэнтоса все, конечно, гораздо мягче и вообще совсем по-другому. Но тоже про Европу и не-Европу. Вернее, про "другую" Европу, которой у него предстает родная Мексика (как, впрочем, их родные страны у всех главных латиноамериканцев). Про зазеркальную Европу, обладающую другой историей и населенную другими людьми. Другими, но соотносящими себя с европейцами. И страдающими от американского культурного и экономического империализма.

Женскую тему (возможно, даже против собственной воли) представляет Дорис Лессинг. Она, несмотря на все свои позднейшие произведения, в которых, например, рассказывается история Земли с точки зрения инопланетян, для большинства остается автором классического феминистского романа "Золотая тетрадь", написанного еще в шестидесятых. Тогда история героини этой книги была провозглашена критиками "свидетельскими показаниями женщины о той борьбе, которая неизбежна для нее на любом поприще, будь то работа, секс, любовь, материнство или политика".

На долю Дона Делилло выпадают постмодернизм и критика современности как таковой. Критика общества, которое, чтобы выжить, нуждается в террористах и в лживых медиа. И без постмодернизма, и без критики все еще считается невозможным обходиться. А книги Делилло от "Белого шума" до "Мао II" — умеренный постмодернизм с социальным звучанием.

"Английскость" в литературе (а "английскость" вообще — это вполне реальная составляющая жизни, с давних пор весьма востребованная) представляет Иэн Макьюэн. В когда-то обязательном у нас к прочтению "Амстердаме" и в более популярном в мире "Искуплении" он практикует отстраненный, слегка циничный взгляд на маленькие жизни маленьких людей, представленный некогда Ивлином Во.

Филипа Рота можно было бы счесть прикрывающим еврейскую тему, и с ней он действительно справляется лучше всех в мире, если бы он не являл собою большее. Каждой своей книгой Рот демонстрирует неисчерпаемость человеческого "я". Все его многочисленные герои — это он. И немного — мы. С каждой новой книжкой Рот предъявляет миру, как много всего — идей, персонажей, сюжетов и слов — можно достать из себя самого. В случае Филиппа Рота хочется сказать — из собственных внутренностей.

Ну, и Салман Рушди — фигура наиболее комплексная. Он настоящий романист — пишет длинные книги, которые можно прочитать от начала до конца. Этническая составляющая его жизни и его творчества так и осталась только одной из черт, которой его книги далеко не исчерпываются. Он до сих пор ходит под охраной, и охота на его голову до сих пор не отменена. При этом он не только не боится появляться на людях, но и снимается в фильме "Дневник Бриджит Джонс". Но при том, что он снимается в фильме "Дневник Бриджит Джонс", он не стесняется письменно думать о самом главном. С какой-то точки зрения Рушди — идеал современного писателя, возможно — идеал писателя вообще.

Даже перечисленных личностей достаточно, чтобы поверить в подвергаемый многими сомнению факт, что на земле существует много хороших живых писателей. Таких, у которых в книжках имеется начало, середина и конец (часто счастливый). А еще там есть любовь и совсем не обязательно присутствуют сцены каннибализма. И даже может быть не до конца раскрыта тема секса, а тема инцеста может даже совсем не присутствовать. Их книги можно прочесть. Прочесть серьезно, а не в качестве шутки, которую считающий себя умным человек пошутил специально для другого — тоже умного. От сознания, что такие писатели живут на свете, ощущаешь комфорт. Соответственно, его ощущаешь, когда читаешь список номинантов на Man Booker International.