Ярмарочная экономика

Большие деньши становятся все ближе к "Арт-Москве"

убеждается Милена Орлова


В Центральном доме художника открывается 11-я художественная ярмарка "Арт-Москва" — от этого известия сегодня веет рутиной, как будто речь идет о черт-знает-каком по счету съезде КПСС. Парадокс в том, что вот эта самая скукота и рутинность — подумаешь, ярмарка, ну открывается, ну современное искусство, ну половина из семи десятков галерей приезжает из цивилизованных арт-стран, ну Уорхолы с Херстами на стендах, ну очередь из коллекционеров — и есть главная сенсация и достижение "Арт-Москвы". Достаточно вспомнить, как все начиналось, чтобы оценить буквально байконурский какой-то по стремительности прогресс нашего современного худрынка.

У первой ярмарки даже и имени никакого не было — так, проба. Одиннадцать лет назад, весной 1996 года, горстка амбициозных товарищей, пионеров российского галерейного бизнеса, уселась на третьем этаже ЦДХ, прямо над уже тогда кипучим антикварным салоном, и объявила себя ярмаркой современного искусства "Арт-Москва", ориентирующейся не на местные вкусы и авторитеты, а исключительно на западный контекст. Эта могучая кучка — Айдан, Марат Гельман, Елена Селина — ввела уже тогда жесточайшую эстетическую цензуру, смешно вспоминать, но экспертный совет тщательно отбирал близких по духу из десяти с половиной претендентов. Как ни странно, целеустремленным галеристам поверил устроитель антикварного салона, а ныне директор ЦДХ Василий Бычков — еще долгое время спустя он твердил журналистам, что делает "Арт-Москву" не за деньги, а за совесть, дескать, если цивилизованного рынка нет, то его следует выдумать.

Только ленивый тогда, в 1996 году, не иронизировал над пустыми залами и скучающими в них галеристами — и конкуренты из "Арт-Манежа", под завязку набитого продукцией членов еще советских творческих союзов и соответствующей публикой, и антиквары, хихикавшие в свои жилетки, и даже сочувствующие критики, называвшие это мероприятие "моделью рынка в натуральную величину". Наверное, сегодня многие из тех, кто покупал в 1996-м на втором этаже ЦДХ карельскую березу и всякую чепуху с патиной, кусают локти — тогда за какие-нибудь тысяч десять условных единиц можно было бы скупить всю "Арт-Москву", всех Куликов золотого "собачьего" периода, всех Дубосарских с Виноградовыми и спокойно ждать обеспеченной старости, потихоньку распродавая свои шедевры на "русских торгах" "Сотбис" и "Кристис". Сегодня за такие деньги можно приобрести разве что парочку работ начинающих художников — да и то если дадут скидку.

Но таких прозорливых инвесторов тогда не было, а случайных клиентов было так мало, что галеристы боялись спугнуть их, как бабочек, любым неосторожным движением. Помнится, как все они ополчились на казахскую галерею "Коксерек", решившую щегольнуть в столице национально-актуальным акционизмом — художника, зарезавшего на стенде барашка, едва самого не зарезали. И это люди вроде Марата Гельмана, никогда до этого (да и после) не боявшиеся самых отчаянных жестов, но даже они ради еще эфемерных рыночных успехов готовы были пожертвовать и корпоративной солидарностью, и своей репутацией бескомпромиссных галеристов.

Казалось, что дефолта "Арт-Москва" не переживет — и так редкие коллекционеры затянули пояса, а с большим трудом приманенные западные партнеры в 1998 году отказались от участия под предлогом неодобрения войны в Чечне. Ярмарку отменили. Но уже в 1999-м она бодро рапортовала об успехах — совокупные продажи составили целых 54 тысячи долларов! Спустя пять лет, в 2004-м, столько стоила одна купленная на "Арт-Москве" работа "мухомора" Сергея Мироненко, а годом раньше даже сам президент Академии художеств Зураб Церетели поддался ажиотажу и лично закупил в свой новый музей современного искусства на Петровке инсталляцию из глиняных голов еще ничего не строившего архитектора Александра Бродского за 30 тысяч у. е. В прошлом году сумма продаж на ярмарке подобралась под 4 миллиона долларов, а самой дорогой проданной работой стала инсталляция британской звезды Дэмиена Херста (полмиллиона). Впрочем, и некоторые наши звезды в ценах отстают не намного.

Стало окончательно ясно, что "модель" превратилась в исправно работающую машину, а то, что было упертым подвижничеством, стало нормальным, обыкновенным бизнесом. Но чтобы это получилось, должна была произойти революция в не чуждых прекрасному умах. "Арт-Москва" состоялась потому, что отказалась от привычных интеллигентских представлений о коммерческом и некоммерческом искусстве, доказав, что то, что вроде бы и невозможно продать, и есть самое дорогое. В общем, получилась парадоксальная вещь — конкуренты "Арт-Москвы", делавшие ставку на искусство, которое априори нравится публике, оказались в пролете, а пестующая (после той истории с казахом) радикалов всех мастей, часто несимпатичных, "Арт-Москва" набирает обороты.

Но парадоксом это выглядит только на нашей почве: западный опыт диктовал — не бойтесь скандалов, дары приносящих. Вдохновляющим примером и ролевой моделью для нового поколения наших творцов послужил как раз опыт Дэмиена Херста и его компании, сначала скандализировавших публику своей выставкой "Сенсацией" — всеми этими расчлененными животными, Богородицами из навоза, портретами детоубийц и заваленными использованными презервативами кроватями,— а потом взлетевших в первые строчки ценовых рейтингов. Не зря недавний визит в Москву Херста стал для здешней художественной среды почти такой же сенсацией, как концерт Пола Маккартни на Красной площади.

Естественно, показатели "Арт-Москвы" трудно сравнивать с "Арт-Базелем" или парижским ФИАКом — главными мировыми ярмарочными тусовками, но, скажем, с новым и модным "Фризом" в Лондоне — запросто. 70 галерей в Москве — это примерно четверть базельских участников. Но в Швейцарии половина резидентов представляют дорогущую классику модернизма первой половины и середины XX века — Пикассо, Мондрианов, Поллоков, к которым без миллиона в кармане лучше даже и не приближаться, а на "Арт-Москве" все же преобладает искусство последних лет двадцати, максимум тридцати, и привозимые еще пару лет назад в расчете на девственность нашей публики иностранцами Уорхолы и Раушенберги постепенно уступают место более свежим мировым арт-звездам вроде Тони Оуслера, чьи глазастые видеообъекты, глядящие этакими живыми инопланетянами,— талисман многих западных ярмарок.

Будем честными — основной контингент "Арт-Москвы" составляют галереи, которые на том же "Базеле" в лучшем случае группируются в специальном "розовом" отсеке для начинающих и подающих надежды. Монстры мирового галерейного бизнеса предпочитают если и приезжать в Россию, то не в ЦДХ, а на не так давно учрежденный международный Салон изящных искусств в Манеже, более склоняющийся к антиквариату, чем к современности. Да и отцы и матери-основатели "Арт-Москвы" не прочь перебраться в высшую мировую лигу, хотя удалось это пока лишь одной XL-галерее, прошедшей зверские фильтры базельских экспертов и уже третий год представляющей там русское современное искусство. Но "Арт-Москва" для них по-прежнему святое, а сами эти галереи — витрина ярмарки.

В то же время отсутствие ауры слишком уж больших денег должно льстить "Арт-Москве" в глазах тех, кто по старинке относится к ярмарке как к просто большой выставке. И в этом смысле "Арт-Москва" с ее разнообразными сопутствующими вернисажами и с участниками из 16 стран мира вполне способна затмить недавно отшумевшую Московскую биеннале современного искусства — ведь, как правило, на ярмарку попадает самое лучшее некоммерческое искусство.

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...