Италия от старта и до финиша

Сегодня из Брешиа стартует самое знаменитое в мире ралли классических автомобилей Mille Miglia, или "Тысяча миль". С 1927 по 1957 год ралли по маршруту Брешиа--Рим--Брешиа было спортивным соревнованием, где устанавливались мировые рекорды скорости. С 1988 года возрожденное, ставшее винтажным ралли Mille Miglia называют "самой красивой гонкой в мире". Через два дня ралли будет в Риме, и все желающие могут присоединиться к нему в качестве зрителей. О маршруте "Тысячи миль" рассказывает участник Mille Miglia-2005 Екатерина Истомина.

Брешиа

Центральная площадь Брешиа представляет собой сыгранный архитектурный микс, характерный для многих городов северной Италии: немного архитектуры Ренессанса и рядом немного архитектуры эпохи Муссолини. Оба стиля выглядят одинаково — в том смысле что "по-древнему". Я стою на центральной площади: справа — Ренессанс, слева — "Бенито Муссолини". Гоночные ботинки, приобретенные накануне в музее Mille Miglia, переделанном из старого женского монастыря святой Еуфемии, жмут мне ноги. Солнце обжигает голову. Демонстрация антиглобалистов противостоит демонстрации машин-участниц — все мы перед стартом обязаны пройти техническую регистрацию и получить пропуска. Старик с плакатом "Ты подохни на своей гонке!". Учительница, такая красавица, ей бы в кино сниматься, кричит: "Дайте нам денег на образование!" Демонстранты блокируют колонну машин-участниц (всего нас 375 экипажей): "Вон, буржуазия! Вон, "Милле Милья"!" Мне чуть не дает по голове пламенной авоськой протестующий студент. Но вот пробил час на старой башне. Демонстранты демонстративно покидают площадь, рассеиваясь по пиццериям. С обеда никто не вернулся.

Я толкаю перед судьями вручную Mercedes-Benz SL 1967 года, известный также под прозвищем Pagoda. Это кабриолет бежевого цвета с редкой по тем временам автоматической трансмиссией. После демонстрации машины я получаю пропуска — талоны на отель и на питание. Крючконосый и худосочный Крис Бэнгл, великий дизайнер, святой и демон, гений, переделавший весь лик автомобилей BMW до неузнаваемости, говорит: "Что за черт! Я уже устал. Я есть хочу. Ну а что там, в Москве, все движуха?" "Кто вас научил этому слову — "движуха"?" — спрашиваю я. "Сын мой, он в восторге от Москвы!" — трет свои золотые очки мистер Бэнгл.

Старт вечером с Виа-Венеция. Рев толпы, рев автомобилей, газующих все больше без толку, но ради отчаянного куража, весь город Брешиа в дыму, мужчины затыкают нос разноцветными галстуками, чтобы не нюхать гарь, а женщины — большими мужскими носовыми платками. В ночи громыхающая и гудящая во все тяжкие своих древних клаксонов автомобильная колонна покидает этот поверженный город. Наш путь на сегодня это 220 километров — сначала мы едем до Вероны, затем до Феррары, где усталых путников ждет благословенный сон.

Верона

"Тысяча миль" — это один большой футбольный матч, в котором Италия играет против Италии. На дорогах во время гонки стоит вся страна. Здесь все, от мала до велика. Много энергичных крикливых бабусь — они несут подарки, корзинки с клубникой, букеты красных маков, бутылки вина. Их внуки — с тематическими флагами — приветствуют только итальянского автопроизводителя — флаги "Феррари", "Альфа Ромео", "Мазерати". Попробуйте выйти на обочину с флагом "Мерседеса" — "Слышь, зарэжу, да!". Но радости, конечно, больше, чем агрессии, пусть и комедийной. Бабушки радостно выскакивают на дорогу, внуки радостно кидаются под колеса. Только успевай их, радостных, объезжать. Женщины демонстрируют декольте — да, не перевелись еще на знойной итальянской земле красавицы. Юноши также красивы, особенно из колонны сопровождения. Какие сапоги! Какие бицепсы!

Центральная площадь Вероны забита до отказа людьми и щедро освещена прожекторами. Как будто здесь ждут приезда новоизбранного папы римского (на тот момент только что заступил на святую вахту папа Бенедикт XVI) или певицы Мадонны. Мы делаем крутой вираж по площади, выложенной крупной блестящей брусчаткой. Мне на голову падает букет поникших маков, а на белую майку летит размякшая клубника. Я торможу у железного забора, разделяющего площадь и толпу зевак. Выкидываю к черту из салона всю клубнику. Мистер Бэнгл тормозит рядом: "Ромео и Джульетту знаешь, тут дело было?" Я что-то вяло цитирую по памяти. "Далеко ли тот балкон?" — кричит сквозь толпу Бэнгл. Увы, наш путь не лежит через "тот" балкон.

Феррара

Крайне недооцененный в русских туристических справочниках город. Столица могущественного герцогства Феррарского. Какие площади, какие виды! Какая мощь, державность, какой католицизм! Феррарские правители некогда сражались с папским Римом, с Флоренцией, Миланом, Венецией. Причем бились на равных, диктовали условия. И все архитектурные атрибуты той власти Феррары остались.

Впрочем, ночевка — на жуткой промышленной окраине города. Хозяин отеля от эмоций чуть не падает в обморок: "Это вы с ралли? С ралли! Да закуривайте, курите, бог с ним, с законом! Я сейчас, я мигом за бутылочкой, да, город наш небольшой, но великий, мы же знаем гонку..." Это стало ясно после второй бутылки мерло. Изрядно подпив, в темной феррарской ночи, небо которой играло звездами, хозяин потребовал показать ему антикварную машину.

Урбино

Родина Рафаэля. Зная это, хочется плакать, преклонить голову, целовать эту землю. По этим кривым улочкам бегал он, несмышленыш, маленький мальчик Рафаэль с кудрявой головой, он играл со сверстниками на этой самой странной формы площади, под этими каменными стенами старой крепости. Шустрые ренессансные малыши не знали тогда, с кем они играют в футбол. Да и он сам, Рафаэль Санти, тогда еще ничего не знал.

На центральной площади под стенами старой крепости развернуты пышные белые шатры: на "Тысяче миль" объявлен обед. Нам накидывают в пластмассовые миски спагетти с лососем в сливочном соусе. К трапезе примазываются зеваки — они просят автограф и разрешения сфотографироваться рядом с какой-нибудь старой машиной.

Урбино — город с рекордно узкими средневековыми улицами. Здесь совершенно не понятно, как ходить, что уж говорить о том, чтобы проехать здесь на машине. Даже самым ловким здесь приходится виртуозно "рулить", чтобы не обтесать кузов о стены палаццо Дукале, построенного правителем Федерико II Монтефельтро.

Сан-Марино

Очень странное место: карликовое государство, присохшее, словно глупая упрямая ракушка, к старой усталой скале по имени Титано. Сан-Марино — Мекка велосипедистов. Здесь проходят чемпионаты мира по велогонкам и этапы Giro di Italia. Здесь с утра и до вечера крутят педали велопрофессионалы и велолюбители. Их в Сан-Марино словно мух в солнечный день на куске медового пирога. Тучами, кошмарными стаями ползут, вереща и треща колесами, вверх; это, поверьте, очень трудно — въехать вверх, на самый пик Республики Сан-Марино. А наша цель — именно этот республиканский пик, через который нужно перевалить, чтобы спуститься с обратной стороны карликового государства на необходимую нам трассу. Лучшая точка обзора окрестностей — у пиццерии San Marino, чей хозяин обладает огромной коллекцией раритетных фотографий с ралли. За столько лет он немало их, конечно, нащелкал немецким фотоаппаратом "Лейка 2". Сам он говорит, что когда создавался музей Mille Miglia, устроители экспозиции хотели купить его фотовыставку. Но он гневно отверг их непристойное предложение. "Я лучше продам свою лучшую печку для пиццы!" — заявил хозяин пиццерии. Вот какие люди живут в Республике Сан-Марино, основанной в 301 году каменотесом по имени Марино, скрывшимся на скале от преследований императора Диоклетиана. История умалчивает о том, чем же каменотес сумел насолить правителю.

Рим

Вечный город тогда, в мае 2005 года, был полон самой светлой памяти о недавно умершем папе Иоанне Павле II. Римляне честно скорбели. В этом городе-суматохе, самым сумасшедшем из древних мегаполисов, раздираемом ревом Ducatti и Vespa и воплями обворованных туристов (мотоциклетные воры в Риме работают, по данным полиции, не хуже, чем в Неаполе или Палермо), чувствовалось горе. Витрины киосков были заставлены пахнущими типографской краской биографиями покойного, еще висели его портреты на фонарных столбах. Еще заливали в римских кабаках свое национальное горе местной граппой польские туристы, горланя хором "Святой — немедленно!".

Мы были вполне готовы присоединиться к всеобщей скорби, если бы не одно происшествие. Как известно, Рим — город очень большой. И если в маленьких городках, которые мы проезжали до столицы, на пути следования ралли были развешены специальные таблички — белая стрела на красном фоне с указанием направления, то в Риме на указующих перстах либо просто сэкономили, либо к моменту приезда колонны горожане уже успели разобрать их по домам на сувениры. Поэтому при въезде в город участники ралли оказались в крайне сложной ситуации. На огромный город спустилась темнота, куда ехать — непонятно, и указателей никаких, и никаких встречающих. Прямо ночуй в драгоценной машине в чистом поле. Хотя, конечно, чистого поля в окрестностях Рима не найти: местные жители не отказывают себе в помойках.

На выручку пришел полицейский, мотоциклетный карабинер, патрулировавший римскую "МКАД". Деловито осмотрев ссутулившуюся колонну, он заревел: "Что, потерялись?! Я выведу вас, все за мной!" Все, конечно, за ним поскакали, как поляки за Сусаниным. Он, важный и на мотоцикле, рассекает пешеходов и автомобилистов. Мы двигаемся за провожатым полчаса — к колонне пристраиваются и другие игроки, ранее потерявшиеся автомобили с ралли. А знает ли наш герой дорогу? На одном из перекрестков выясняется, что наш Вергилий вовсе не знаком с маршрутом. Он не имеет ни малейшего понятия о том, где находится наш отель, он устроил нам "обзорную по городу". Глупца схватили участники ралли. Они вытряхнули его из мотоцикла и прижали к каменной коринфского ордера колонне, мирно дремавшей здесь со времен императора Константина. Парень выронил свой полосатый жезл из мускулистой волосатой итальянской руки. Он ужасно кричал, получая равномерно под дых от разъяренных британских джентльменов.

Сиена

Центральная площадь прекрасной, как утренняя Аврора, Сиены сделана в виде глубокой воронки, в которой в дождь собираются комариные лужи. По краям песчаной воронки, над которой высится красная каменная пика палаццо Паблико, построенного в 1310 году, стоят люди. Они так стоят с самого рассвета — и вот, ура, автомобильные "динозавры" наконец взрывают взмокший от ожидания песок.

Mille Miglia в Сиене. Часы на палаццо Паблико бьют. Флаги развеваются. Клаксоны вопиют. Амфитеатр ликует. Мы тормозим у одной из забегаловок, окружающих площадь-воронку. Выбегает официант. Желтые ботинки. Зеленые носки. Синие брюки. Розовый пуловер. В руке пол-литра тосканского кьянти, во второй — флаг с эмблемой "Альфа Ромео" (красный крест на белом фоне и зеленый, закрученный спиралью, как русский самогонный аппарат, дракон семейства Висконти, пожирающий сарацина). И надо пить с "разноцветным" парнем. Привыкайте, вы на земле Тосканы — здесь все утром пьют немного тосканского, чтобы весь день шел как по маслу.

За углом от площади — уголок культуры. Книжный магазин с вывеской "Фелтринелли". Это чадо легендарного Джанкарло Фелтринелли, "красного барона", основателя "Красных бригад" и человека, который первым опубликовал "Доктора Живаго". В магазине "Фелтринелли" мы покупаем справочник по винам и псевдовинтажную карту Тосканы.

Флоренция

Все люди делятся на две группы. Одни любят "Битлз", вторые — "Роллинг Стоунз", одни любят Толстого, вторые — Достоевского, одни любят Флоренцию, вторые — Сиену. Остальные любят Пелевина, Киев и выходные в Питере.

Мы же любим Сиену и не любим Флоренцию. Хотя бы потому мы ее не любим, что она есть существо заносчивое, наглое, коварное, себе на уме, любая гостиничная дыра здесь стоит диких денег, дороже сумки Gucci, которые Гуччо Гуччи стал шить в этих местах в 1925 году. Вокруг Дуомо Брунеллески — кордебалет из балканских оборванцев, настоящая "Опера нищих", официанты дерзят, на вокзале Санта Мария ди Новелла безбожно воруют, а в привокзальном буфете недоливают капуччино. Золотые побрякушки с Понте-Веккио ломаются через час после покупки, белье Pratesi, на котором спят героини "Секса в большом городе", расходится по швам, бифштекс не прожаривают, в Уффици — очередь. Patrizia Pepe не дает приличных скидок даже в сезон, в бутике Officine Panerai толпы народа, ровно как в соседней табачной лавке. Стоп. Мы не любим Флоренцию — потому что из нее прогнали Данте. Больше сказать об этом городе решительно нечего. Медичи, те еще сталинисты, конечно, с ядом перебарщивали. А так — хороший город. Но пробки погубят его.

Болонья

Пицца. Запахи пиццы. Любая пицца на ваш вкус, сеньоры! Поммодоро и чипполино, прошутто и капрезе. Болонья — это город-кухня. Не случайно здесь был основан первый в мире университет. Студенчество надо было кормить, равно как и профессуру. Грызть науку без пиццы у них совсем не получалось. Развитие гастрономии историки напрямую связывают с развитием юриспруденции, самой сильной науки в Университете Болоньи. Местные юристы щелкали самые сложные казусы как семечки. И заедали сложные задачи местными разносолами. Запивали винами, полировали граппой. Итог был неутешителен, но предсказуем: в вихре гастрономических удовольствий и поклонения Бахусу юристы Болоньи забросили науку. И наука им этого не простила.

Спустя какие-то сто лет, в середине XV века, когда возникла commedia dell`arte, истинное чудо мирового театра, одной из главных масок комедии стала маска Доктора. Хвастливого ученого, который не может сосчитать до четырех, но зато не дурак набить брюхо. Товарищ был родом из Болоньи.

Кремона

Вы все были в Кремоне — со времен первого показа по советскому ЦТ фильма "Визит к Минотавру" по роману братьев Вайнеров с Сергеем Шакуровым в роли следователя Московской городской прокуратуры. Первая сюжетная линия — убийство советского скрипача и похищение музейного уровня скрипки. Дело происходит в брежневской Москве. Вторая сюжетная линия картины — это постренессансная Кремона, город, где Амати, Гварнери и Страдивари делали свои музыкальные инструменты. Снимали картину, конечно, в какой-нибудь Риге, но это обстоятельство не разрушило "топоса Кремоны" в сознании советских телезрителей. Кремона — место западное, страшное, там бродят тени даже днем, там упыри от инквизиции не дремлют, а отбирают у людей их скрипки, и только следователь С. Шакурова может как-то, через годы, через расстояния, воздействовать на всю эту тьму всей силой советского УК.

Ничего мрачного в Кремоне нет. И не было. Это французистый и зажигательный городок. Суетливый по-галльски, состоящий из рядов глянцевых домов — розовых, желтых, канареечного цвета, с множеством лихих балкончиков, на которых горшки с цветами. На балкончиках сидят барышни с загорелыми ногами и машут нашей колонне. Посылают воздушные поцелуи. Кричат что-то приятное. А гонщики обращают внимание милых барышень на горшки с цветами, ведь одно неловкое движение этой голой ноги — и все горшки полетят вниз, нам на головы. Вместе с выстиранным бельем — вот панталоны, вот трусы, вот полосатая пижама, лови ее!

Дома, в Брешиа

После того как мы проехали полторы тысячи километров за два дня, у меня болит все: спина, нога, нажимающая на две педали, и глаза, которые устали всматриваться в дальнюю дорогу. Последний марш-бросок — в ночи, туманной влажной ночи, которая аккуратно спускается на поля, что вокруг Брешиа.

Брешиа — это самый сок промышленного севера, той части страны, где живут трудяги, где есть промышленность и где водятся лакомые золотые денежки, на которые облизываются южане. У южан что? Одни помидоры и любимая погремушка — вулкан Этна. А у северян есть заводы, курорты, библиотеки, концертные залы, рестораны, гостиницы, вокзалы, аэропорты, продуктовые магазины. У северян все, у южан ничего, только петрушка... Это у меня уже от усталости пропаганда какая-то пошла.

Я на полусогнутых прируливаю к точке финиша, опять на ту самую центральную площадь Брешиа. Темнота. Радостные вопли встречающих — словно визг техасской бензопилы. Все верно! Они-то спали все это время гонки на своей кровати. Они ели свою пиццу и выпивали уже с утра. Они загорали на солнышке, резвились на лужайках, заросших сочными красными маками. "Нон ми пьяче квеста лавора и баста!", что значит: "Как осточертела мне эта работа!" Кто-то открыл дверь моего старого "Мерседеса". И я вывалилась, как мешок с картошкой, на каменную мостовую. Финиш.