"Режиссура -- не совсем моя профессия"

Режиссер, сценарист, художник, скульптор и автор кукольных постановок Резо Габриадзе показывает на фестивале "Черешневый лес" спектакль "Локомотив". Корреспонденту "Власти" Алле Шендеровой режиссер рассказал, почему предпочитает марионеток живым актерам.

— Вы уже показывали свой спектакль в Тбилиси?

— Нет, премьера состоится в Москве. В Тбилиси у нас даже не было прогона. Из-за того, что в театре ремонт, работать приходилось в полевых условиях.

— В спектакле "Осень нашей весны" говорящая птичка Боря любит рыжекудрую девушку Нинель и протестует против теории Дарвина. Ваш новый спектакль — о любви паровозов?

— Паровозы я люблю с детства. До сих пор помню тот паровоз, на котором в юности я приехал из Кутаиси в Тбилиси. Он же привез меня через всю заснеженную Россию в Москву. Есть слова Киплинга, в моей транскрипции они звучат так: "Самое нежное, что создал человек,— это локомотив". Когда-то, руководствуясь этой фразой, я написал рассказ "Эрмон и Рамона". Рамона, как вы догадываетесь,— девушка-паровоз. Жена. Это история двух паровозов: как они встретились, как полюбили, были вместе, а потом — разлука, уход. Вот об этом наш спектакль. Поставлено в той же манере, в какой я обычно пишу.

— Вы долгое время не выпускали новых спектаклей.

— Пульсация нашего театра иная, чем у обычного репертуарного коллектива. Это моя лаборатория, в которой я занимаюсь не только режиссурой, но и сценографией, драматургией, подбором музыки. Поэтому не особенно спешу с постановками. И потом, режиссура не совсем моя профессия. Я все же живописец, писатель, живу, перекатываясь в пределах своей маленькой свободы: утомило одно занятие — обращаюсь к другому. Но день мой всегда очень занят, последнее время меня, как и вас, одолевают сиюминутные события. То, что называется "кружева жизни".

— Вы не очень жалуете драматический театр?

— Нет, не говорите так! Повторяю, в своей маленькой лаборатории я как раз и занимаюсь проблемами больших драматических театров. Есть же лаборатории, в которых испытываются аэродинамические трубы, в других испытываются лекарства. А мне интересны эксперименты с драматическим театром, но поскольку их трудно проводить в реальном измерении (реальное измерение всегда дает искажение), я беру идеальное состояние, то есть марионетку. Решаю с ее помощью, как двигаться, как строить мизансцену, много мелких и крупных задач. Потому, наверное, я не так уж часто ставлю спектакли.

— В вашем театре есть какая-то постоянная труппа?

— Есть. Она состоит из художников, скульпторов — людей немножко средневековых. Театр вообще ремесло средневековое, рукодельное, ручное. Там и время течет немножко медленнее, чем в наши времена, убыстренные глюкозой и углеводородом.

— Как создаются ваши спектакли? Вы сначала сочиняете историю, а потом рисуете персонажей?

— Это параллельный процесс. Я пишу, подбираю музыку, выстраиваю мизансцену, рисую, Потом идет лепка. Потом мастера режут из моделей. Потом снова переделывают. Это очень напоминает строительство самолета или корабля. Есть сходство между конструкторским бюро и режиссерским. Сравнение условное, оно ни в коем случае не претендует на определение чего-то большого, чем является театр. Я вообще не люблю точных определений, они чреваты ошибками. Точно могу сказать одно: сегодня такое-то мая. В театре же всегда надо оставлять собеседнику свободное пространство... Обычно, когда я начинаю фразу, дойдя до середины, я уже сомневаюсь в ее правильности, поэтому закругляюсь и ухожу от мысли. Кто сейчас может сказать точные, определенные слова о том, куда все мы летим?

— Вы в Тбилиси часто ходите в театр?

— Нет. Я вообще мало хожу в театр.

— Можно спросить вас о современном Тбилиси?

— Тогда мне придется покинуть театральное пространство, а я его покидать не хочу.

— Но ведь иногда вы выходите на улицу?

— Ну это когда дел нет. А я сейчас очень занят: монтирую фонограмму к спектаклю. До премьеры заниматься чем-то, кроме театра, не могу. Впрочем, не буду лукавить, самое приятное для меня состояние — это когда меня никто не ждет и я никого не жду. В сквериках Тбилиси еще можно увидеть людей с таким выражением лица — очень редко, но попадаются.

— Почему вы решили монтировать фонограмму к спектаклю именно в Москве? Потому что паровозы у вас говорят голосами русских артистов?

— Да. В нем участвует много русских звезд: Алиса Фрейндлих, Алексей Петренко, Никита Михалков и другие замечательные актеры. В том числе великий — теперь уже можно это слово употребить — Кирилл Юрьевич Лавров. Когда я монтирую фонограмму, могут возникать разные проблемы, а тут я нахожусь поближе к сцене "Современника", где мы будем выступать, поближе к актерам, которых мне очень трудно привезти в Тбилиси. В Москве у нас будет прогон, а потом премьера. После чего начинается серия премьер в Петербурге, Тбилиси, в Англии, Франции, потом — как сложится. Могу добавить, что спектакль идет полтора часа. Мне кажется, это оптимально: современный человек отвык от трех антрактов, даже уже и от одного отвык.

— На ваш взгляд, зрители за последние годы сильно изменились?

— Не заметил. Если бы реакции людей сильно менялись, как выжили бы такие вещи, как "Отелло"?

От "Мимино" до "Локомотива" Резо Габриадзе родился в 1936 году. Перепробовав все специальности — от бетонщика до журналиста,— поступил на Высшие курсы сценаристов и режиссеров, после чего стал писать для кино. Весь СССР обожал поставленные по его сценариям знаменитые грузинские короткометражки, фильмы "Мимино", "Не горюй!", "Кин-дза-дза" и другие. Все свои сюжеты Габриадзе не только записывал, но и прорисовывал на холсте. C течением времени придуманные им персонажи начали оживать и потребовали сценического воплощения. Так в 1981 году в Тбилиси возник его театр марионеток. Спектакли "Альфред и Виолетта", "Осень нашей весны", "Дочь императора Трапезунда", "Песня о Волге" ("Сталинградская битва") стали классикой и объездили весь мир. Резо Габриадзе известен и как книжный график (например, он оформлял книги Андрея Битова) и мини-монументалист. Среди его творений — памятники носу майора Ковалева и Чижику-пыжику в Петербурге, зайцу, который перебежал дорогу Пушкину, собравшемуся на Сенатскую площадь, в селе Михайловском и Рабиновичу — в Одессе. Если Габриадзе-скульптор черпает вдохновение в литературе и фольклоре, то основной темой Габриадзе-режиссера стали разнообразные проявления любви. Одним из сюжетов "Песни о Волге" была любовная драма двух разлученных войной лошадей — коня Алеши и кобылы Наташи. В спектакле "Осень нашей весны" птичка Боря Гадай влюблялась в девушку Нинель. Были у Габриадзе сюжеты о любви витаминов, вирусов, камней и деревьев. Спустя 11 лет после своей последней премьеры режиссер решил реализовать давний замысел и придумал спектакль о любви паровозов, а также шпал, камней и придорожных столбов.