Амплитуда баланса

Советник Orchards Азат Ахметов — о контексте споров, связанных с противостоянием частных и публичных интересов.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

2024 год оказался для российской судебной практики чрезвычайно значимым: встречались важнейшие правовые позиции о крупных сделках и сделках с заинтересованностью (дело «Алекс Трейд» №А53–16963/2022 и дело ПФАФФ «Логистик» №А56–52100/2023); были и позиции по банкротным делам, в частности дело о судебной реабилитации вопреки воле кредиторов (дело Захаровой №А41–71214/2020), а также дело Сметанина об уголовных арестах (дело №А33–18794/2021). Все эти важные для рынка кейсы, по сути, являлись спорами частных лиц, но, помимо прочего, прошлый год был на удивление богат делами о противостоянии частного и публичного интересов. Заметно, что публичный интерес в прошлом году в основном одерживал победу над частным. Посмотрим, что будет в году текущем.

Срок давности по искам Генпрокуратуры (постановление Конституционного суда РФ №49-П от 31 октября 2024 года по делу Коровайко) — одно из самых обсуждаемых дел прошлого года, в котором Конституционный суд (КС) решал вопрос о применимости института сроков исковой давности к так называемым антикоррупционным искам прокуратуры, базирующимся на ФЗ «О противодействии коррупции» и подп. 8 п. 2 ст. 235 ГК РФ.

Конституционный суд сформировал позицию о том, что срок исковой давности в силу своей гражданско-правовой природы не может быть распространен на публично-правовое требование, вытекающее из норм ФЗ «О противодействии коррупции». Конституционный суд указал на то, что обращение в доход Российской Федерации имущества, приобретенного вследствие нарушения требований и запретов, направленных на противодействие коррупции, не является защитой субъективного права в понимании ст. 195 ГК РФ, что препятствует применению сроков исковой давности. Отдельно КС РФ указал на то, что изложенная позиция относится исключительно к делам по антикоррупционным искам, и не распространил ее на так называемые деприватизационные дела, в которых вопрос о сроке исковой давности все еще остается открытым.

Еще одно громкое дело — о деприватизации Ивановского завода тяжелого станкостроения и сроке давности по деприватизационным искам (определение ВС РФ от 17.03.2025 г. по делу №А17–1139/2024). Проблема срока исковой давности в деприватизационных делах стоит очень остро и заключается в отсутствии понятных правил его исчисления в отношении исков государственных органов. Эта проблема возникла в российской арбитражной практике довольно давно, однако четко выкристаллизовалась только сейчас, после удовлетворения исков Генпрокуратуры против владельцев крупных приватизированных активов. Так, в деле о деприватизации Ростовского оптико-механического завода (№А82–13185/2023) суды отклонили довод о пропуске сроков исковой давности со ссылкой на то, что «объективная возможность надлежащим образом предъявить исковые требования появилась у Генеральной прокуратуры только в связи и после выявления в ходе надзорных мероприятий нарушения порядка проведения приватизации и установления текущих владельцев спорного имущества». В сущности, из аналогичного аргумента суды исходили и в деле о деприватизации «Волжского Оргсинтеза» (№А12–18383/2023).

В противовес данному подходу существуют и иные дела, где в удовлетворении деприватизационных исков было отказано, в частности, из-за истечения срока исковой давности. Самым ярким примером является дело о деприватизации Ивановского завода тяжелого станкостроения (№А17–1139/2024), в котором суд апелляционной инстанции, отменив решение первой инстанции, вынесенное в пользу Генпрокуратуры, применил срок исковой давности и отказал в удовлетворении иска. Апелляционный суд, выводы которого поддержали суд кассационной инстанции и ВС РФ, заключил, что срок исковой давности по требованию о виндикации недвижимого имущества в пользу Российской Федерации начинает истекать с момента, когда указанное публично-правовое образование в лице своих уполномоченных органов впервые узнало или должно было узнать об утрате фактического владения имуществом. Являющееся таким уполномоченным органом Росимущество должно было своевременно при наличии на то оснований установить факт выбытия имущества из владения и принять меры по защите прав.

Следующее яркое дело — об исчислении экологического вреда (постановление КС РФ №56-П от 6 декабря 2024 года по делу ООО «Карьер "Приморский"»). В этом деле Конституционный суд обратил внимание на формальный подход, сложившийся в правоприменении по делам, связанным с возмещением экологического вреда. ООО «Карьер "Приморский"» получило лицензию на пользование недрами, предусматривающую разведку и добычу песка. Земельный участок над участком недр относился к категории земель сельскохозяйственного назначения. Общество пользовалось этим участком на основании договора аренды, которым было предусмотрено обязательство по переводу участка в земли промышленности. После разработки обществом проекта рекультивации земель 15 августа 2022 года участок был переведен в земли промышленности, однако осуществление работ по добыче песка началось на восемь месяцев раньше перевода земельного участка в нужную категорию, что послужило основанием для подачи иска о возмещении причиненного почве вреда, рассчитанного строго по методике исчисления. Суды требования удовлетворили.

Конституционный cуд, согласившись с выводами судов о наличии в действиях общества экологического правонарушения, отметил, что определение размера возмещения не должно основываться исключительно на формальном применении методики исчисления. КС РФ указал, что при определении размера возмещения суды должны учитывать баланс частных и публичных интересов, не допуская чрезмерного ограничения экономической свободы правообладателя земельного участка, фактически допустив возможность снижения размера возмещения.

Еще одно заслуживающее внимания дело — о ликвидации горных выработок и сроке давности (определение СКЭС ВС РФ №308-ЭС24–3980 от 20 сентября 2024 года по делу №А32–23477/2023). В рамках данного дела ООО «Стройтех» более семи лет назад до предъявления иска являлось недропользователем, однако не осуществило ликвидацию горной выработки, поскольку находилось в процедуре банкротства. На этом основании Министерство природных ресурсов обратилось с требованием о проведении такой ликвидации. Рассматривая данное дело, нижестоящие суды применили трехлетний срок исковой давности и на этом основании отказали в удовлетворении требований. Верховный суд поправил суды нижестоящих инстанций, указав, что данный спор косвенно связан со спорами о защите окружающей среды и носит публичный характер. Следовательно, к нему применяется специальный срок давности, установленный в ФЗ «Об охране окружающей среды»,— 20 лет.

Анализ вышеприведенных дел показывает, что суды начинают осознавать важность баланса между частными и публичными интересами — остается надеяться, что постепенный отход от формального подхода послужит на благо более справедливого и взвешенного дальнейшего правоприменения.