Место под Чеховым

30 мая в Москве открывается VII Международный фестиваль имени А. П. Чехова — крупнейший театральный фестиваль России и один из самых крупных в мире. Обозреватель "Власти" Роман Должанский считает, что путь, пройденный Чеховским фестивалем за 15 лет, не имеет аналогов.

Фестиваль имени Чехова родился в 1992 году на обломках великой империи. Его учредил Союз театральных деятелей СССР, который в то время, как и многие другие организации, вынужден был менять название. А театральные вожаки из новорожденных стран, словно предчувствуя скорую разлуку, создали фестиваль — чтобы показывать в Москве театры из бывших республик. Удивительно, но факт: в стране в то время не существовало ни одного регулярного театрального форума. Фестивали случались, но все они были разовыми акциями.

Первый Чеховский фестиваль состоялся осенью первого года свободы. Театры из Грузии и Литвы тогда не приехали — теперь уже никто точно не вспомнит, по политическим или творческим причинам. Зато все помнят, что главными событиями фестиваля были три "Вишневых сада" — немца Петера Штайна, румына Андрея Щербана и чеха Отомара Крейчи. Собственно говоря, именно три этих очень разных чеховских спектакля подложили бомбу замедленного действия под первоначальную концепцию фестиваля. Стало ясно, что искать интересный театр в европейских странах — задача гораздо более увлекательная, чем сохранять и укреплять "единое культурное пространство", в котором по не зависящим чаще всего от театральных деятелей причинам современного театра было днем с огнем не сыскать. В программе седьмого фестиваля всего два спектакля из стран не только бывшего СССР, но всего "восточного блока" — оба они поставлены Робертом Стуруа в тбилисском Театре имени Руставели, продолжающем, несмотря на все события последних лет, оставаться всемирно известным театральным брэндом.

Бессменный директор фестиваля Валерий Шадрин, человек, в сущности, прежней, советской закваски, оказался самым последовательным и самым убежденным западником в российском театральном сообществе. Он вежливо, но очень последовательно дрейфовал прочь от СНГ — благо Союз театральных деятелей СССР переименовали не в Союз деятелей СНГ, а в Международную конфедерацию театральных союзов, и ключевым для Валерия Шадрина стало слово "международная". Ориентиром для Чеховского фестиваля стали не номенклатурные "культурные обмены" с невыветриваемым бюрократическим душком, а крупнейшие европейские театральные фестивали вроде Авиньонского, Эдинбургского или Венского.

Много написано за эти годы о просветительской роли Чеховского фестиваля, о том, что благодаря ему зрители наверстывали упущенное во время прожитых за железным занавесом десятилетий — смотрели спектакли знаменитых режиссеров, без которых невозможно представить себе историю театра ХХ века. Прагматики возразят: фестивальный спектакль видят две-три тысячи человек, это капля в зрительском море. Однако голая статистика в театре не работает. Влияние такого фестиваля подобно роли катализатора: впечатление от присутствия инородного искусства расходится невидимыми волнами по всему российскому театральному морю. Точнее — по нашему театральному болоту. Но Чеховский фестиваль как раз и играет огромную роль в деле предотвращения заболачивания.

На самом деле помимо просветительской фестиваль долгие годы выполнял и важную гуманитарно-психологическую задачу. Можно сказать, что он подобно Красному Кресту помогал найти родственников за границей. Он искал и привозил спектакли, которые помогали московским зрителям (а также режиссерам, актерам, художникам и пр.) вновь почувствовать себя членами большой европейской театральной семьи — неформального международного сообщества, в котором уже примерно 100 лет единицей измерения, высшей целью развития, мерилом качества и главным источником впечатлений служил большой режиссерский драматический спектакль. То есть серьезное зрелище, рожденное в рамках какого-то конкретного жанра, поставленное каким-нибудь мастером на основе (чаще всего) классического литературного произведения и воплощенное на сцене актерами, создающими конкретные образы.

В конце концов, Россия — одна из тех стран, благодаря которым когда-то и сформировался тип этого большого драматического спектакля. Иногда, кстати, привезенные Чеховским фестивалем спектакли оставляли москвичей пристыженными — оказывалось, что некоторые европейцы следуют "заветам Станиславского" (а хоть бы и "духу Мейерхольда") более честно и последовательно, чем мы. То есть в этой самой европейской "семье" мы, коллективно и бессознательно считавшие себя умудренными опытом старшими братьями, вдруг оказывались младшими неумехами. Но чувство членства в семье все-таки было важнее.

Между тем большинство членов этой самой семьи, то бишь европейцев, смертельно друг другу надоели. В 90-е годы европейское театральное искусство начало, во-первых, смело ломать привычные границы между жанрами, а во-вторых, рьяно налаживать связи с другими континентами — искать как раз не близких родственников, а заведомых чужаков. Программы фестивалей — того же Авиньонского, к примеру,— запестрели диковинными жанровыми обозначениями вроде "театр-танец-музыка-видео" и гастролерами из Японии, Африки и Океании.

Мог ли Чеховский фестиваль, быстро завоевавший себе почетное место в десятке самых значимых театральных форумов Европы, оставаться в стороне? Так что, не успев как следует пообщаться с новообретенными родичами, мы стали знакомиться с причудливыми пришельцами из других миров. В программе открывающегося фестиваля, можно сказать, всего один наш "родственник" по линии традиционного драматического театра — Деклан Доннеллан со спектаклем "Цимбелин" своей английской труппы Cheek by Jowl. Еще одним таковым можно было бы считать знаменитейшего режиссера, 82-летнего Питера Брука, да только привозит он спектакль "Сизве Банзи мертв", где речь идет о южноафриканцах, а играют их афрофранцузы. Так что все равно получается экзотика.

Программа, надо сказать, получилась замечательная: тут и великий французский кукольник Филипп Жанти с захватывающим сюрреалистическим шоу "Край земли", и по определению зажигательное аргентинское танго, и цепкий модерн-данс Мари Шуинар, и красивые тайваньские танцы, и отвязный японский мюзикл от Тадаси Судзуки, и английское "Лебединое озеро" Мэтью Боурна, где все лебеди — молодые мужчины, и магический канадский цирк Eloize, и загадочный канадский же мастер всяческих метаморфоз Робер Лепаж — причем сразу с четырьмя спектаклями, чтобы уж мало не показалось. Так что ступайте на Чеховский фестиваль, но учтите: это будет, если вспомнить эпоху, на обломках которой он возник, не передача "От всей души", а скорее "Клуб кинопутешествий".