Виртуоз с техникой
Аркадий Володось в БЗК
рекомендует Сергей Ходнев
Пианиста Аркадия Володося еще несколько лет назад, когда на Западе его имя уже давным-давно гремело, почти вовсе не знали на родине. Ситуация довольно-таки поразительная, но в чем-то, наверное, объяснимая. Никаких ярких жестов, никакой нарочитой эффектности, никакой глянцевости — словом, ровно ничего напоминающего о шоу-бизнесе не было в том, как пианист себя вел, в скоростном темпе преодолевая самые завидные ступени исполнительской карьеры. Он, безусловно, не из тех исполнителей, которыми публика готова восхищаться, даже ничего не слушая, просто за ослепительные улыбки или, наоборот, за загадочную угрюмость. C другой стороны, устраивать пышное шоу в жанре "возвращение на родину музыканта, прославившегося на чужбине" Аркадию Володосю вряд пришлось бы по нраву, а попытки здешних продюсеров все-таки устроить ему концерт в Москве несколько раз подряд срывались по организационным причинам, пока, наконец, пианист не приехал в конце позапрошлого года с двумя концертами, которые более-менее расставили все по местам. И сделали, в частности, по-настоящему желанным событием и нынешний его приезд.
Едва ли не главное, чем многие восхищаются в игре Аркадия Володося,— ее экстраординарная техничность. Из-за этого, а также из-за того, что пианист часто исполнял в концертах и без того технически сложные пьесы в собственных совсем уж головоломных обработках, его часто считают в первую очередь виртуозом. Тем удивительнее его слова, которые он произнес насчет виртуозности в интервью "Коммерсантъ-Weekend": "Я вообще не люблю понятие "виртуозность". Когда исполнитель достаточно погружен в ту музыку, которую он играет, техника и виртуозность как что-то совершенно отдельное теряют всякий смысл. Композитор ведь не просто пишет больше или меньше нот, он стремится передать какое-то свое состояние. В частности, и в виртуозных произведениях тоже. Но они не рассчитаны на то, чтобы просто демонстрировать технику, и только".
К стереотипам — вплоть до стереотипов музыкального образования — он вообще настроен без дружелюбия, хотя никакой позы в этих отрицаниях нет. Когда музыкант в ответ на вопрос о занятиях отвечает: "Я не так много прикасаюсь к инструменту: по-моему, многочасовые занятия за роялем убивают всякую свежесть и всякую оригинальность" — это в чьих угодно устах звучало бы фразерством, но, слыша, как играет Аркадий Володось, приходится согласиться с тем, что он вправе говорить и такое. "Для музыканта самое главное — свежесть и естественность, музыка должна звучать так, как будто она рождается сама по себе,— говорит он далее.— Можно годами совершенствовать техническое мастерство, но если нет в основе этой естественности, то все это впустую". Тоже вроде бы слова, слабо связанные с реальностью, но тут музыкант может в доказательство привести свой собственный случай, действительно мало похожий на то, как обычно бывает. Изнурительной выучки, отягощающей детские годы вундеркиндов, у него не было. Учился в хоровом училище, особенных способностей у него, которого на Западе любят называть, например, новым Горовицем, не обнаружили. "Я очень счастлив, что из меня не делали вундеркинда,— признается Володось.— Потому что благодаря этому у меня было полноценное нормальное беззаботное детство, такое, какое должно быть. А все дальнейшее происходило как-то естественно и само по себе".
Большой зал консерватории, 4 июня, 19.00