«Ситуация в науке становится менее катастрофичной»

За последние 5 лет зарплата ученых в среднем выросла в 2 раза. Но, как признают эксперты, проблему «утечки мозгов» это не решило. По-прежнему основным аргументом привлечения молодых ученых в науку является не материальный фактор, а, прежде всего, собственный энтузиазм. О том, на чем и сколько сегодня могут заработать студенты и молодые ученые рассказал заместитель председателя Уральского отделения Российской академии наук (УрО РАН), директор института органического синтеза УрО РАН ВАЛЕРИЙ ЧАРУШИН.
BUSINESS GUIDE: Ученые задействуют студентов в научных разработках?

ВАЛЕРИЙ ЧАРУШИН: Да, студенты активно участвуют в инновационных разработках. Мы сотрудничаем с Уральским государственным техническим университетом, и многие студенты у нас проходят практику, выполняют исследовательские работы, курсовые, дипломы. Чаще всего студенты привлекаются к фундаментальной работе. То есть это длительный процесс, который нацелен не на мгновенный результат. В частности, наш институт отличается тем, что ряд работ связан с созданием биологически активных соединений. При этом создание одного лекарственного средства занимает 10-15 лет. Это широкое поле для деятельности, которое включает в себя целый комплекс исследований. Так, вы должны сначала найти активное соединение, потом оптимизировать его структуру. И студент также участвует в исследованиях новых реакций. Обычно студентов в исследовательской группе из 7-8 человек не более 3. Но конечного результата студент, скорее всего, так и не увидит. Хотя некоторые работы, имеющие практическую направленность, также выполняют студенты.

BG: Студенты — привлекательный кадровый ресурс?

В.Ч.: Да. Если не привлекать молодых специалистов, то завтра вся накопившаяся исследовательская база умрет. В науке нужна преемственность, нужны люди, которые будут продолжать разработки, ведь сегодняшний студент — завтрашний аспирант. Науку всегда делали аспиранты. Что касается оплаты, студенты трудятся в основном за идею, не получая каких-то существенных вознаграждений. Хорошо, если студенту заплатили $100, все зависит от того, как он участвует в проекте: активно или нет, то есть насколько он вовлечен в процесс.

BG: Грантовая система себя оправдывает?

В.Ч.: Есть несколько видов грантов, которые сегодня реализуются в академии. В первую очередь это гранты Российского фонда фундаментальных исследований (РФФИ) и гранты международных фондов других стран. По денежному объему они различаются. Так гранты РФФИ сравнительно небольшие. Сегодня в нашем институте органического синтеза выполняется 15 грантов РФФИ их суммарный объем около 5 млн рублей. Один грант длится около трех лет, его объем в среднем составляет около 350 тыс. рублей в год. К тому же это не только зарплата, но и командировки, конференции. Кроме того, выполняется грант Корейского института атомной энергии. Это также небольшой по объему грант, составляет 1 млн рублей в рамках исследования синтеза энантиомерно чистых веществ. Нетрудно посчитать, что на каждого человека выделяется около 50 тысяч рублей в год, примерно половина из этой суммы идет на зарплату. Поэтому нельзя сказать однозначно, что грантовая система себя оправдывает. Грант РФФИ — это хорошо, но это лишь дополнительный источник. Гранты в финансовой структуре института имеют небольшую долю. С учетом того, что годовой бюджет нашего института 75 млн руб., доля грантов незначительна.

BG: Какая зарплата у сотрудника института?

В.Ч.: В среднем 15 тыс. руб. Если он участвует в гранте, то дополнительно может получать еще приблизительно 10-15 тыс. руб. в месяц.

B.G: Не густо. Наверное, проблема «утечки мозгов» до сих пор актуальна?

В.Ч.: Сегодня для российской науки это уже не катастрофичная ситуация, как пять-десять лет назад. Но проблема остается, и она довольно-таки серьезная. За последние несколько лет на постоянную работу за границу уехало несколько десятков ученых: и математиков, и физиков, и химиков… Они, безусловно, увозят с собой не только личный опыт, но и опыт накопленный в институте. Это, конечно же, потери. Судите сами. Пять лет назад в академии на одного сотрудника ежегодно приходилось около 200 тыс. рублей. Из них половина расходовалась на материалы, оборудование, содержание зданий, командировки, и другая половина, 100 тыс. руб. — фонд заработной платы. Получалось, что в среднем зарплата каждого сотрудника составляла 8,5 тыс. рублей в месяц. Хотя в то время по расчетам Академии наук ориентироваться нужно было на 750 тыс. — 1 млн рублей в год на сотрудника. Это был некий интегральный показатель, который обеспечивает минимум условий для работы института. Поэтому многие стремились уехать за границу, где предлагалась зарплата $2-3 тыс. ежемесячно. Сегодня разрыв немного сократился. За границей предлагают $2-5 тыс. в месяц, из которых половину будете тратить на жилье другие расходы. В то же время наш сегодняшний ученый получает около $550. В этом году эта цифра вырастет лишь до $800-1 тыс. Вторая привлекательная сторона заграницы — доступ к современному оборудованию. В последние годы у нас тратится очень много денег и правительством, и министерством науки на развитие оборудования. Только у нас в институте за последние годы существенно обновили установки, поэтому вы не почувствуете разницы, работая в науке, например, в Англии или у нас. Кроме того, сейчас за границей нужен готовый специалист. Идеальный вариант, когда приезжает кандидат наук, но после 40 лет вы уже не нужны. Там есть возрастной ценз. И мы надеемся, что изменения в отношении государства к науке, в конечном итоге решит проблему.

Анна Моторина.

Картина дня

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...