Вчера президент России Владимир Путин на безобидной встрече с президентом Греции Каролосом Папульясом неожиданно откровенно высказался на деликатную тему о нерушимой связи между попыткой размещения американской системы ПРО в Европе и выходом России из ДОВСЕ. В результате даже специальному корреспонденту Ъ АНДРЕЮ Ъ-КОЛЕСНИКОВУ стало очевидно, что это звенья одной цепи.
После двухчасовых переговоров президенты России и Греции вышли к журналистам. Господин Путин, казалось, испытывал чувство большого удовлетворения от проделанной работы. Он рассказал, что Россия, Греция и Болгария в "кратчайшие сроки" построят трубопровод Бургас--Александруполис. Он подчеркнул — в кратчайшие. Он не добавил, что это произойдет назло всем, кому так мешала жить идея этого трубопровода. Но это было и так понятно по этому мстительному замечанию: "В кратчайшие!"
Президент Греции относится к Владимиру Путину, кажется, с благоговением (не исключено, что именно после этого замечания президента России). Он в полном восторге от России и от того, как скоро она становится демократической сверхдержавой. Очевидно, примерно в таких выражениях были выдержаны и переговоры в узком и расширенном составах, иначе после них Владимир Путин не выглядел бы таким именинником.
В результате президент России полностью расслабился, отвечая немного позже на вопрос греческого журналиста, и это сыграло с господином Путиным злую шутку, ибо вряд ли он захочет еще раз подтвердить то, о чем сказал вчера в Малахитовой гостиной Кремля.
А пока греческий президент рассказывал, что открыл в Москве памятник двум грекам. Он принципиально не называл их имен, предоставив полный простор журналистскому воображению. Он упомянул только о том, что эти греки действовали в России во времена Петра Великого, которого президент Греции уважает, по-моему, даже не меньше, чем президента России. Тут же выяснилось почему.
Некоторое время тому назад президенту Греции удалось написать предисловие к книге английской писательницы "Россия в эпоху Петра Великого". С тех пор и прикипел. Причем я бы не удивился, если бы в ближайшее время вышло его предисловие к книге "Россия в эпоху Владимира Путина". Президент Греции, по-моему, морально готов к этому.
Греческий журналист признался, что он уже четвертый раз в России и в четвертый раз задает один и тот же вопрос президенту России: "В последнее время идет критика в адрес Москвы со стороны США и Европы. При этом у России отличные отношения с Веной, Люксембургом, с Грецией... Почему?" Греческий журналист не отказал себе в удовольствии задать этот вопрос и в пятый раз.
— Такие проблемы возникали всегда,— беззаботно произнес господин Путин.— Они есть и, наверное, будут. Вопрос, как к ним относиться. Конечно, возникает вопрос, как они возникают.
Владимир Путин сам задавал себе вопросы, которых ему недоставало для ответов, которые он захотел изложить, и в какой-то момент стало понятно, что журналисты с их вопросами чаще всего не по существу дела ему вообще-то и не нужны.
— Мы считаем, что мир изменился, были попытки сделать его однополярным, у некоторых участников международного процесса возникло желание диктовать свою волю всем и вся... Мы считаем, очень и очень опасно и вредно нормы международного права подменять политикой целесообразности. А что такое политика целесообразности? — помог себе Владимир Путин еще одним вопросом.— Кто ее определяет? На наш взгляд, это диктат и империализм.
Я вздрогнул, когда услышал это слово. Речь шла ни много ни мало о политике американского империализма, то есть о словосочетании, которое было популярно в семидесятые-восьмидесятые годы, то есть в разгар холодной войны. Слово было сказано — и Владимир Путин не жалел об этом.
— Да, это надо сказать прямо,— продолжил он,— и надо называть вещи своими именами. Мы против внедрения в практику таких методов. И когда наши партнеры сталкиваются с тем, что невозможно перешагнуть через позицию России, переубедить, то возникает желание повлиять на нашу позицию по разным направлениям. Одна из важнейших проблем — стратегическая безопасность. Наши партнеры...— он запнулся и решил уточнить: — Американские... вышли из договора по ПРО, мы тогда сразу предупредили, что предпримем ответные шаги, чтобы сохранить стратегический баланс... и вчера мы провели очередные испытания новой стратегической баллистической ракеты с большим количеством разделяющихся частей. Испытания новой крылатой ракеты... и дальше будем совершенствовать свои возможности.
То есть господин Путин прямо признал, что испытания ракет были ответом на американские военные инициативы. Он, таким образом, согласился, что готов втягиваться в новую гонку вооружений, которая и характерна для "американского империализма" и "мирной внешней политики" российского руководства.
И господин Путин тут же подтвердил худшие опасения:
— Но не мы инициаторы нового витка гонки вооружений. Мы ратифицировали ДОВСЕ! Мы полностью его выполняем!.. За последние годы почти на 300 тысяч человек сократили свои вооруженные силы... Нет, даже больше! А наши партнеры? Что они делают?! Они наполняют новыми вооружениями Восточную Европу!.. Что нам делать?!
Господин Путин не выглядел в этот момент человеком, загнанным в угол. Он выглядел профессиональным борцом за справедливость и за мир во всем мире, а также человеком, который готов пойти до конца в борьбе за это. В том числе он готов пойти и на гонку вооружений, которую встающая с колен страна, однажды катастрофически проигравшая ее, снова, по его представлениям, может себе позволить.
— Мы же не можем в одностороннем порядке наблюдать и выполнять договор?! Поэтому мы и сказали: либо вы ратифицируете договор и исполняете его, либо мы сами из него выходим.
Греческий президент растерянно и беспомощно оглядывался по сторонам. Похоже, ему не хотелось входить в историю человеком, после двухчасовых переговоров с которым были сказаны все эти слова.