Итоги вчерашнего референдума пока неизвестны, однако анализ предвыборной ситуации позволяет судить как о результатах голосования, так и о том, каким образом скажутся предреферендумные обещания на экономике
Демагогия по-русски и по-древнегречески
25 апреля с. г. называется Фоминым воскресеньем — в память апостола Фомы, отличавшегося добросовестным неверием, и уверовавшего в воскресение Спасителя лишь после тщательного изучения обстоятельств чуда. Президентская команда, похоже, также добилась того, что общественность, еще недавно подражавшая Фоме Неверному, преодолела неверие. Прогнозы по воскресному плебисциту для исполнительной власти довольно благоприятны: ожидается и весьма высокий уровень избирательской активности, и достаточно высокий процент избирателей, голосующих в положительном для президента смысле.
Исполнительной власти удалось дождаться Фомина воскресенья прежде всего потому, что предреферендумную кампанию она провела достаточно грамотно и наступательно — в противовес парламентской стороне, которая вела себя и неизобретательно, и довольно пассивно. Говоря языком маркетинга, президент прибег к агрессивной рекламе, чего нельзя сказать про его оппонентов.
Сказать, что всякая избирательная кампания густо замешана на популизме, значит впасть в чистую тавтологию — греческое слово "демагог" имеет в точности два значения: а) говорящий с народом (в вольном переводе — "демократический вождь"; б) демагог в современном значении этого слова. Вопрос, очевидно, не в том, имел ли место популизм, а в том, был ли он совершенно злокачественным или более или менее для такого рода кампаний приемлемым. Стандартная для демагога (в обоих смыслах этого слова) формула "хлеба и зрелищ" позволяет рассмотреть ход кампании по пунктам.
Хлеб
В ходе подготовки к референдуму президентской стороне удалось получить в свои руки весьма важный козырь: принятием ряда экономических решений добиться если не поддержки, то нейтралитета со стороны промышленной номенклатуры. Однако этот нейтралитет имеет свою цену.
Любопытным образом в своих опасениях по поводу экономической цены плебисцита сошлись Егор Гайдар и Александр Руцкой. Беспокойство Гайдара вызвало "явное ослабление жесткости финансового контроля и принятие колоссального количества очень дорогостоящих решений, слабо соотносимых с финансовыми возможностями". Вслед за Гайдаром в монетаризм вдруг впал Руцкой: в ходе проводимого из Белого дома селекторного инструктажа руководителей местных советов, вице-президент, исполнявший при инструктаже функции вице-Хасбулатова, в полном соответствии с истиной (а также с учением Чикагской школы) указал, что щедро раздаваемые правительством льготы и дотации чреваты гиперинфляцией.
Монетарист Руцкой, вместе с Гайдаром осуждающий, в частности, инфляционную накачку сельского хозяйства (к которой в бытность свою главным аграрием он относился неизмеримо более положительно) справедливо указал на дорогую (чреватую гиперинфляцией) цену товара, но не указал, каков же сам товар. А товаром и была покупаемая президентом поддержка промышленных центристов. Как раз в результате дорогостоящих президентских закупок — и в тот самый момент, когда Руцкой пошел в решительную атаку на правительство — "центристский блок" вдруг как в рот воды набрал, фактически оставив вице-президента без всякой поддержки. Если судить, с одной стороны, по делам и речам правительства (премьер Черномырдин на заседании кабинета осудительно отозвался о "полудурках", начинавших реформу), а с другой — по относительно дружественному нейтралитету Гражданского Союза, то Ельцин в ходе закулисных торгов, кадровых назначений (типа нового министра экономики Олега Лобова) и прежде всего инфляционных вливаний отчасти сумел вбить клин между центристами и коммунистами, как бы восстановив таким образом "августовский блок" 1991 года. А поскольку живой символ первого "августовского блока", т. е. Руцкой, ко второму блоку уже не имеет отношения, его гневный монетаризм вполне понятен.
Что станет с рублем в результате реализации условий закулисного торга — вопрос другой. Однако на непосредственных итогах голосования шашни с промышленными центристами, очевидно, не скажутся: в прямом популизме (т. е. поддержании низких розничных цен), который явно противоречил бы рыночной риторике и мог бы склонить избирателей к мысли, что их держат совсем за дураков, исполнительная власть все же не слишком усердствовала. Неприятные вопросы прозвучат только после 25 апреля.
Зрелища
Американская политическая история показывает, что в ходе предвыборных сражений наблюдается определенное смягчение нравов. Первоначально практически безраздельно господствовал прием, описанный Марком Твеном в рассказе "Как меня выбирали в губернаторы" — то есть выливание на оппонента несусветного количества грязи в расчете на то, что в условиях предвыборного цейтнота у него не хватит ни сил ни времени на опровержения, а после выборов победителей не судят. В ходе эволюции политических обычаев методика, описанная Марком Твеном, разумеется, никуда не исчезла, однако антиреклама оппонента частично уступила место собственной рекламе, для успеха которой активно привлекаются лидеры общественного мнения (артисты, спортсмены etc.).
В рамках отмеченного различия команда Хасбулатова твердо держалась принципов американской архаики. Руцкой разоблачил погрязших в коррупции министров. Со слов руководителя Парламентского центра ВС РФ Константина Лубенченко парламентский официоз сообщил, что в 1989 году пребывавший в США Сергей Шахрай взял у американцев в долг без отдачи весьма большую сумму денег и накупил на них неподъемное для самолета количество аудио- и видеотехники — после чего был с позором изгнан из общества порядочных людей. Пресс-центр ВС РФ распространял сценарий долженствующего осуществиться в ночь с 25 на 26 апреля государственного переворота. Руководитель Фронта национального спасения Илья Константинов уличил Ельцина в том, что тот — "католический масон". Однако при несомненной занимательности такого рода историй их существенным недостатком является отчетливая эзотеричность: они направлены в первую очередь на и без того дружественную аудиторию и, удовлетворяя ее любовь к разоблачениям, недостаточно эффективно решают другую задачу — расширить круг голосующих как надо.
Команда Ельцина сделала акцент на американский модерн и едва ли не впервые в отечественной истории привлекла к агитации широкие массы народных любимцев — деятелей культуры, рок-музыкантов, знаменитых футболистов, популярных экстрасенсов. Прием представляется довольно эффективным как раз в смысле расширения дружественного электората. С одной стороны, призвав к агитации маститых (и доселе в основном достаточно аполитичных) деятелей культуры, президент сумел вернуть себе голоса интеллигенции, которая в свое время активно его поддерживала, но, утомившись то ли посткоммунистической экономикой, то ли посткоммунистической политикой, встала на позиции абсентеизма. С другой стороны, существовали достаточно обширные социальные страты (например, молодежь), на которые, по причине их устойчивого абсентеизма, в ходе прежних избирательных кампаний вообще не обращали внимания. Привлечение к агитации рокеров и спартаковских болельщиков, влиятельных в традиционно аполитичных стратах общества, означает существенное укрепление президентских позиций за счет нейтрального электората. Очевидно, привлечение в президентские структуры видных социологов типа профессора Бориса Грушина принесло некоторые плоды.
В итоге президентская тактика дала в чем-то схожие и довольно ценные результаты как на элитарном ("нейтрализация середняка" в лице ГС), так и на массовом (завоевание нейтрального электората) уровне. В то же время оппонирующая сторона явно попала в "социологическую воронку" — монолитность позиций достигалась за счет сужения потенциальной избирательной базы. В этом смысле характерны два эпизода. Пребывая на инструктивном совещании в Воронеже, Хасбулатов дружелюбиво посещал Воронежский механический завод, директор которого Валерий Костин в смысле идейном пользуется репутацией Тизякова #2, а в смысле практическом является кандидатом на пост премьера от Фронта национального спасения. Вернувшись в Москву, председатель ВС в пику президенту, общающемуся, по слову Хасбулатова, с "безродной интеллигенцией", пообщался с интеллигенцией родной, т. е. с коллективами "Дня", "Советской России" и "Нашего современника" и высказался за решение "русского национального вопроса", под каковым решением его интеллигентная аудитория обыкновенно разумеет введение процентных национальных квот для занятия любым трудом, кроме неквалифицированного физического. Конечно, солидарность с пожеланием "Пускай коварный лжемессия езжает в свой чесночный рай, а обновленная Россия повесит лозунг Judenfrei" может вызвать одобрение у некоторых мастеров культуры, однако в общем и целом такие проявления солидарности плохо способствуют расширению электората — как этнически русского, так и инородческого.
Понедельник — день не очень тяжелый
В понедельник 26 апреля члены блока "ВС-ФНС", судя по их публичным высказываниям, ожидают кровавого путча, а прочая публика — объявленных конституционных мероприятий. Чтобы не разочаровывать избирателей, Ельцин, вероятно, сделает какие-то заявления, но в каком-то смысле 26 апреля наступило еще 23-го: в этот день Ельцин объявил, что голосуется не доверие вообще, а доверие к президентской конституции, основные принципы и некоторые статьи которой были опубликованы 24-го утром.
Судя и по отобранным для публикации статьям проекта Основного закона, носящим довольно умеренный в смысле автократичности характер, и по общему стилю предвыборной кампании — "кто не против нас, тот с нами", ждать каких-то особо резких президентских телодвижений в ближайшее время не приходится: по крайней мере до принятия Основного закона умиротворительная позиция и готовность на уступки центристам, очевидно, сохранятся.
Другой вопрос — как президент будет решать противоречие между изначальным тезисом "конституция нужна для экономических реформ" и практикой, в ходе которой выяснилось, что ради мирного принятия конституции президент готов идти на альянсы, сулящие и реформам, и государственным финансам очень мало хорошего. Вероятно, Ельцин исходил их того, что при создавшемся положении дел финансы все одно обречены — так пусть хоть конституция будет.
МАКСИМ Ъ-СОКОЛОВ