Президент Института экономического анализа АНДРЕЙ Ъ-ИЛЛАРИОНОВ подвергает критике оптимизм участников дискуссий на Петербургском экономическом форуме. Предсказания о том, что Россия к 2020 году войдет в число крупнейших экономик мира, утверждает экс-советник президента России, опровергаются реальной статистикой о состоянии экономики.
Пьяный воздух белых ночей и званые ужины до утра на круизных теплоходах, очевидно, сыграли с некоторыми участниками Петербургского экономического форума злую шутку. Масштабы неточностей, искажений, нелепостей, произнесенных на форуме, вызывают изумление.
Высокую планку задал бывший президент Всемирного банка Джеймс Вулфенсон, утверждавший, что "с 1995 года ВВП России увеличился в пять раз, при том что с 1991 по 1995 год он сократился на 50%". Казалось бы, для экс-руководителя уважаемой международной организации статистические данные по странам мира секретом являться не должны. Но, очевидно, стали. Если у нынешнего председателя наблюдательного совета Citigroup есть проблемы с доступом в интернет, то можно было бы справиться в статистическом департаменте самого банка, уточнить у коллег в МВФ, поинтересоваться в Федеральной службе статистики России. Никто не отказался бы и с удовольствием дал точный ответ: с 1991 по 1995 год российский ВВП сократился на 34,6%, а с 1995 по 2006 год вырос на 55,6%. Возможно, Джеймс Вулфенсон и друг, как утверждает Герман Греф, но истина дороже.
Подмена понятий в речи российского президента сделана гораздо изящнее: "В первом квартале этого года прямые иностранные инвестиции в российскую экономику выросли в два с половиной раза по сравнению с прошлым годом. А сумма накопленных иностранных инвестиций превысила $150 млрд". У слушателей могло сложиться впечатление, что последняя цифра относится к прямым иностранным инвестициям, упомянутым в первом предложении. Однако это не так. $151 млрд на 1 апреля 2007 года — это все иностранные инвестиции, в том числе не только прямые, но и портфельные (вложения в акции и паи в размере менее 10% уставного капитала, покупка облигаций, векселей, других долговых бумаг), а также прочие инвестиции (торговые кредиты, кредиты правительству).
Индикатором инвестиционной привлекательности страны выступают лишь прямые частные иностранные инвестиции. Их накопленный объем на 1 апреля 2007 года составил $73 млрд. Это значительные средства. Однако относительно размеров российской экономики они выглядят скромно — около 7% ВВП. Без прямых инвестиций в добычу топлива они оказываются еще меньше — 4,5% ВВП. Для сравнения: на Украине накопленные прямые иностранные инвестиции превышают 19% ВВП, в Латвии, Литве, Польше — 25% ВВП, в Грузии — 42%, а в Эстонии — 59% ВВП.
Заявления макроэкономического характера открыли новые горизонты для изумления. "Если 50 лет назад 60% мирового ВВП приходилось на страны 'большой семерки', то сегодня как раз наоборот — около 60% мирового ВВП производится за ее пределами",— продолжил российский президент. То, что в 2006 году на долю "семерки" приходился 41% мирового ВВП,— это правда. Но правда и то, что 50 лет назад "семерка" производила не 60%, а 51% мирового ВВП. Так что снижение удельного веса "группы семи" в мировой экономике за 50 лет хотя и произошло — с 51% до 41%, или на одну пятую, но было оно не столь резким, как это было представлено.
Конечно, по поводу сокращения веса "семерки" в мировой экономике можно злорадствовать. Но прежде стоит уточнить, как изменилось в мире место самой России. По отношению к "семерке" удельный вес России за 50 лет упал вдвое — с 12,1% до 6,3%, а по отношению к мировому ВВП — с 6,2% до 2,5%, то есть в два с половиной раза. Вот это сдвиги поистине тектонического характера. Трудно спорить с президентом о том, что "мир действительно изменяется буквально на глазах".
Но даже такие заявления бледнели на фоне прогнозов. Господин Вулфенсон "пообещал" рост "экономики России и развивающихся стран к 2050 году в 20 раз, а развитых стран — лишь в 2,5 раза". Даже если б такое и могло произойти, то лучшей иллюстрации к поговорке "И мы пахали" трудно найти. То, что экономики Китая, Индии, других развивающихся стран могут дорасти до веса экономик стран нынешней "семерки", ни для кого не секрет уже давно. А вот какие вызовы это ставит перед Россией, об этом следовало бы задуматься.
Но задумываться в Санкт-Петербурге, очевидно, было некогда. Иначе прогноз о 20-кратном росте экономического потенциала для России вряд ли появился бы на свет. Для страны с населением, уменьшающимся с такой скоростью, как в России, 20-кратный рост ВВП означает необходимость 25-кратного роста ВВП на душу населения. Как этого можно добиться даже теоретически, если в мировой истории не зафиксировано ни одного случая подобной скорости роста для стран с населением более 1 млн человек? Самые выдающиеся успехи мировых рекордсменов по экономическому росту, ставших символами "экономических чудес", выглядят иначе: за 43 года в Японии ВВП на душу населения вырос в 10 раз, в Корее — в 12, в Тайване — в 13, в КНР — в 17.
Если же опираться на официальные прогнозы Всемирного банка и МВФ, то даже при экстраполяции беспрецедентно высоких темпов роста мировой экономики последних нескольких лет увеличение ВВП развивающихся стран к 2050 году вряд ли превысит восьмикратную величину при пятикратном росте экономик развитых стран.
Пик наукообразной футурологии был взят в выступлении первого вице-премьера российского правительства Сергея Иванова — "по объему ВВП Россия к 2020 году войдет в пятерку крупнейших экономик мира", "ВВП на душу населения по паритету покупательной способности составит около $30 тыс. в ценах 2005 года". К этому утверждению присоединился и Дмитрий Медведев.
Увы, того, что пообещали кандидаты в преемники, не будет. И дело даже не в том, что при ВВП на душу населения в $30 тыс. по паритету покупательной способности (ППС) Россия оказалась бы на уровне 50% ВВП на душу населения наиболее развитой страны мира (в данном случае — скорее всего, США), чего в российской истории последних 150 лет никогда не отмечалось. И даже не в сомнительной обоснованности расчетов по экстраполяции, предполагающей неизменность высоких темпов роста для России и низких, например, для европейских стран.
Дело в том, что на более высоких уровнях развития экономический рост предъявляет совершенно иные требования к качеству институциональной среды. Темпы экономического роста зависят не только и не столько от объемов инвестиций — иностранных или отечественных, сколько от состояния общественных и государственных институтов — прав собственности, разделения властей, свободы средств массовой информации, независимости суда, гражданских свобод, политических прав, правового порядка.
Мировая история не знает случаев достижения страной, не имеющей нефтяной ренты и являющейся несвободной с точки зрения политических прав, гражданских свобод, правового порядка, защиты прав собственности, уровня ВВП на душу населения в $17 тыс. по ППС. Для стран с энергетической рентой величина непреодолимого барьера несвободы оказывается несколько выше, но все равно остается весьма далекой от $30 тыс.
Увы, нынешняя Россия является именно такой несвободной страной, а состояние ее ключевых общественных и государственных институтов исключает возможность ее перехода в группу высокоразвитых стран.
Российская экономика могла бы быстро расти за счет нефтяной промышленности, но в результате разгрома властями ЮКОСа и других афер годовые темпы нефтедобычи упали с 13% до 2%. Российская экономика могла бы быстро расти за счет газовой отрасли, но независимых газодобытчиков давит "Газпром", увеличивший объемы производства за восемь лет всего на 0,6%. Российская экономика могла бы расти за счет обрабатывающих отраслей. Но ни одна отрасль российской промышленности (за исключением газовой) до сих пор не превысила объемов производства еще времен СССР. Например, продукция российского машиностроения сейчас составляет лишь половину от советского уровня. Так что экономическим успехом к 2020 году, возможно, придется считать не вхождение страны в пятерку крупнейших экономик мира, а хотя бы восстановление объемов машиностроительного производства до показателей 1990 года.
У России все же есть шанс стать развитой, привлекательной и уважаемой страной. Для этого много надо сделать. В том числе и прямо противоположное тому, чем занимаются сегодняшние прогнозисты нашего "счастливого будущего". У России есть шанс, если в ней будет господствовать не беззаконие, а правовой порядок. Если все граждане нашей страны действительно станут равными перед законом, если суд будет одинаково относиться к преступнику независимо от того, является ли он предпринимателем, сотрудником ФСБ или сыном первого вице-премьера. Если госкомпании прекратят захватывать чужую собственность, душить независимых производителей и в конечном счете будут демонополизированы. Если миллиарды долларов из карманов российских граждан не будут уходить на бесконечные "панамы" национальных проектов, "чудо-оружия" и государственных "бананотехнологий".
У России сохраняется исторический шанс, если нынешний политический и экономический курс, исполнителями которого сегодня выступают оба вице-премьера, будет свернут. У России нет шанса, если этот курс будет продолжен.