В столице Хорватии Загребе вчера состоялся Балканский энергетический саммит, участники которого попытались найти компромисс между этическим и политическим подходом к энергетическим проектам. По наблюдениям специального корреспондента Ъ АНДРЕЯ Ъ-КОЛЕСНИКОВА, выбор подхода зависит от количества нефти и газа в обсуждаемых проектах.
Трудно сейчас с уверенностью сказать, за что так возненавидели журналистов организаторы саммита еще до его начала. Если бы не эта животная ненависть, вряд ли они все-таки поставили бы этот шатер радиусом в 20 метров впритык к гостинице, где в просторном и хорошо кондиционированном помещении проходил Балканский энергосаммит, и не назвали бы этот шатер с его раскалившимся уже к полудню содержимым пресс-центром саммита.
Если бы эти сильные чувства не одолевали бы организаторов, они, конечно, ни за что не разрешили бы курить в этом помещении и не поставили бы здесь несколько огромных круглых столов с минимальным количеством стульев — только для того, по-моему, чтобы как можно меньше журналистов смогли сидя слушать речи докладчиков (в зал пустили только небольшую группу фотокорреспондентов). В результате невозможно было не только стоять, но и ходить между этими столами, а также и сидеть за ними, потому что те, кто стояли, не могли и не хотели смириться с тем, что кто-то рядом с ними задыхается в этой душегубке в более комфортных условиях, чем они.
В этой атмосфере (а вернее, при полном ее отсутствии) я выслушал выступление президента Республики Хорватия Стипе Месича, открывавшего работу Балканского энергосаммита. Господин Месич поспешил приветствовать участников саммита и журналистов "с чувством искреннего удовлетворения", что сразу же позволило мне не без оснований подозревать его в садистских наклонностях.
"Мне особенно приятно, что в качестве специального гостя на этой встрече к нам присоединился президент России Владимир Путин",— отметил господин Месич. Если бы я все-таки сидел в зале, то с недоумением оглянулся бы по сторонам. Дело в том, что господин Путин пока еще и не думал присоединяться к участникам саммита. Форум начался без него. По замыслу российской стороны Владимир Путин должен был триумфально войти в зал в разгар мероприятия. А в тот момент, когда президент Хорватии произносил эти слова, президента России не было не только в Загребе, но и вообще в Хорватии. Впрочем, его не было и в Москве. Президент России был в воздухе.
Между тем через пару минут мне стало его искренне жаль. Ведь он не слышал ни одного слова из выступления господина Месича и потерял очень много (если не все). Ведь тот говорил буквально следующее: "Хотелось бы также обменяться мнениями о тупике, в котором сейчас находится современный мир и в котором, учитывая наши высокие должности, находимся мы".
Я, услышав эти слова, буквально прильнул к экрану телевизора, стараясь сквозь клубы табачного дыма разглядеть хоть мнимый отблеск уверенности в завтрашнем дне на лице президента Хорватии. Хоть что-то, что давало бы шанс современному миру. Но не было там этого отблеска.
— Речь идет, если говорить об энергоносителях,— говорил господин Месич,— о том, что перед нами все чаще и все острее возникает вопрос о том, что мы вправе и не вправе делать. При этом нередко кажется, что если мы будем делать то, что должны, то сделаем то, чего делать не вправе, и наоборот, если мы не сделаем того, что делать не вправе, упустим то, что должны были бы сделать.
Сердцем я понимал: то, что говорит сейчас господин Месич, очень важно для будущего всего человечества. Кроме сердца, в моем распоряжении не было никаких ресурсов, ибо разумом в этих словах нельзя было понять решительно ничего. Именно по этой причине с ними нельзя было не согласиться.
— Я отдаю себе отчет в том, что встречи, подобные нашей, не могут окончательно определить направления желаемого развития в будущем,— неожиданно здраво произнес хорватский президент.— Однако считаю, что мы, по крайней мере, не можем не внести вклад в уже начатую дискуссию на эту тему, хотя она еще окончательно не определена. В этом контексте мне видится и итоговый документ нашего саммита, Загребская декларация, которую мы примем в конце встречи...
Нет, он все-таки не выдержал характер до конца и окончательно оказался жертвой своих трансъевропейских, а скорее, трансатлантических амбиций, которые лучше бы употребил на организацию приличного пресс-центра.
Из длинной речи президента Хорватии не выяснилось и не могло выясниться, зачем ему, в конце концов, нужен был этот саммит. Зачем он с такой страстью склонял коллег к некоему компромиссу, о сути которого говорил в следующих выражениях:
— Этический подход всегда бескомпромиссен. Политический исходит из того, что позитивной оценки заслуживает все, что хорошо в определенное время и в определенных обстоятельствах. Договоренность всегда подразумевает готовность к компромиссу. Тезис о том, что компромисс что-то плохое, всегда имел много сторонников, однако реальная жизнь рисует совершенно иную картину. За бескомпромиссностью чаще всего скрывались или разные формы фанатизма, или намерения достичь собственных интересов любой ценой, причем за чужой счет. От этого страдали простые люди, а целые народы и государства переживали тяжелейшие последствия.
На самом деле господин Месич имел в виду гораздо более простые вещи, чем те, на которые так высокопарно намекал. Некоторое время назад Россия предложила Хорватии проект прокладки по ее территории участка газопровода в Северную Италию. И говоря о компромиссе, он, видимо, хотел подготовить общественное мнение своей страны к тому, что, несмотря на ее стабильное настоящее как одной из туристических сверхдержав, у нее нет никакого будущего без такого рода проектов, которые, безо всякого сомнения, вступают в стратегическое противоречие с сохранением окружающей среды. Такого рода проекты — это все-таки, как ни крути, нападение на окружающую среду.
Между тем президент Хорватии, разумеется, не в силах отказаться от такого предложения. Он, правда, уже заявил, что у его страны нет лишних денег, чтобы финансировать этот проект, зато есть желание оставлять часть транспортируемого по территории республики газа в самой Хорватии.
Несколько лет господин Месич благосклонно относился к идее соединения нефтепроводов "Дружба" и "Адрия" для прокачки нефти в хорватский порт Амишаль, откуда ее могли бы перегружать на танкеры. Часть этой нефти Хорватия тоже планировала оставлять себе и даже купила с легкой руки одной из российских компаний пакет акций месторождения "Белые ночи" в Сибири. Впрочем, вскоре выяснилось, что это месторождение — не то, за что его выдавали при покупке. "Белые ночи" быстро сошли на нет. Месторождение оказалось, мягко говоря, беднее, чем предполагали покупатели. У продавцов насчет "Белых ночей" не было иллюзий, видимо, с самого начала.
Сейчас проект слияния "Дружбы" и "Адрии" на бумаге простирается до итальянского города Триеста. Но теперь хорваты ведут себя осторожнее и объясняют свою осторожность тем, что вовлекаемые в этот проект итальянцы и словенцы сами не проявляют должной заинтересованности в нем.
На самом деле хорватам более близка идея панъевропейского трубопровода Констанца--Триест, по которому ежегодно могли бы перекачиваться 40 млн тонн нефти. При такой постановке вопроса Хорватия претендовала бы на $1,3 млрд в год за транзит этой нефти.
Все это говорило о том, что президент Хорватии готов вообще-то к любым переговорам с любыми партнерами, тем более что в своей речи он заявил:
— При этом я имею в виду не какую-то конкретную договоренность, я говорю о непрерывном процессе достижения договоренностей. Я говорю о договоренности как образе нашей жизни.
Владимир Путин, появившийся на саммите, как и планировалось, в самый его разгар, заверил господина Месича:
— Российские экологические стандарты выше, чем у наших партнеров в других странах.
Лучше других на себе в России это могли почувствовать такие корпорации, как Shell и ВР.
Во время обеда и на послеобеденном заседании участники форума обсуждали итоговую декларацию. Она была бы безупречно корректной по отношению к интересам special guest Владимира Путина, если бы, по информации Ъ, президент Болгарии Георгий Пырванов и президент Румынии Траян Бэсеску не предложили включить в нее отдельное упоминание о проекте "Набукко" и о панъевропейском нефтепроводе — "исходя из их особой значимости и приоритетности".
Впрочем, усилиями лояльных России участников саммита в итоговом документе нет ни слова об этих трубопроводах. При этом остался вне прикосновенности третий пункт декларации: "Страны-производители и страны-потребители энергии, а также страны-транзитеры не должны использовать энергию или энергоресурсы в качестве средства достижения политических целей для оказания политического или иного давления".
Против этого пункта категорически возражал замминистра развития Греции Анастасиос Нерандзис. Он расценил этот пункт как совершенно неприемлемый с точки зрения интересов его страны. Демарш следовало, видимо, расценивать так, что Греция намерена сделать все от нее зависящее для того, чтобы использовать энергию и энергоресурсы как средства политического и иного давления. Но Анастасиоса Нерандзиса все-таки, видимо, убедили в том, что не надо этого делать.