Под крышей зодчего дома

В России строительный бум, а любому зданию нужны архитекторы. Выпускники архитектурных вузов без труда находят работу в государственных проектных гигантах, частных бюро и иностранных фирмах. Но по-настоящему большие деньги светят тем, кто создает компании, привлекая заказчиков своим громким именем.

Еще несколько лет назад это звучало бы как анекдот, но сегодня московский архитектор Дмитрий Шелест вместе с коллегами из частного бюро "Ампир" проектирует новый дворец султана Брунея. Хассанал Болкиах решил возвести его на острове Борнео. Известного своим сказочным богатством азиатского правителя вдохновила одна из предыдущих работ Шелеста со товарищи — особняк на Николиной Горе.

"В том проекте участвовали итальянские декораторы, они и показали его султану, отбиравшему эскизы для дворца,— рассказывает господин Шелест.— Из девяти архитектурных команд заказчик выбрал нашу". Султан учился в Великобритании и именно поэтому, предполагает архитектор, хочет дворец в британском палладианском стиле. У нас в таком выполнен знаменитый Дом Пашкова возле станции метро "Боровицкая". Властитель Брунея хочет здание вроде этого, только в несколько раз больше — общей площадью 11 тыс. кв. м. Проект мечети по соседству с дворцом султан заказал архитектору-малайцу, ландшафтный дизайн — американцу.

Глобализация накрыла "застывшую музыку", как и настоящую музыку, в последние годы и в России. Султан Брунея черпает идеи на Рублевке, наши проектируют за рубежом, а на родном рынке их теснят иностранцы. Перед выпускником архитектурного вуза — заманчивые дороги. Если карьера состоится, ГАП (главный архитектор проекта) уровня Шелеста будет зарабатывать $3-10 тыс. в месяц, а если совершит рывок — откроет свое бюро, которое может выручать в год более $1 млн.

Тяжело в черчении, легко в бою

Второкурсница Московского архитектурного университета (МАРХИ) Дарья Шипухина могла бы сейчас учиться на третьем курсе, если бы ей не понадобился дополнительный год после школы для подготовки к экзаменом. Для абитуриентов МАРХИ это обычное дело. И в менее престижных учебных заведениях конкурс на архитектурные специальности в среднем составляет 10-15 человек на место, а в МАРХИ он не опускается ниже 20.

Абитуриенты сдают экзамены по русскому языку, который можно сдать в форме ЕГЭ, и математику. В некоторых художественных вузах с архитектурными факультетами может не быть экзамена по математике, зато в Московском государственном строительном университете (МГСУ), скажем, к ней прибавляется еще и физика. Но это полбеды. Главное — экзамен по рисунку, а в МАРХИ еще и по черчению.

Обычному школьнику, будь он от природы хоть Растрелли, без допподготовки не изобразить на "отлично" голову античной статуи. В другой день нужно нарисовать композицию из объемных геометрических тел, в третий (если речь о МАРХИ) — показать искусство владения изографом или рапидографом.

Дарья Шипухина, как и большинство ее однокурсников, занималась с репетиторами по всем предметам. Дороже всего услуги русиста — преподаватель из МАРХИ за академический час берет $50. А трехчасовое занятие рисунком Дарье обходилось всего в $30. Во столько же обойдутся и частные уроки черчения.

Первокурсники МАРХИ в течение двух лет занимаются вместе, после чего выбирают одну из девяти специализаций — от ландшафтной архитектуры до архитектуры жилых и общественных зданий. И учатся еще два года. Получившие степень бакалавра четверокурсники еще через два года обучения становятся специалистами-архитекторами. Можно продолжить образование и в магистратуре, параллельно уже работая.

Работать по специальности могут даже студенты младших курсов архитектурных вузов, настолько востребована профессия в условиях строительного бума. "Много времени у меня поиск работы не отнял,— делится опытом Дарья Шипухина.— Зарплата, правда, поначалу не более $500-600, зато выпускники зарабатывают уже от $1 тыс.".

Дарья работает в компании Luxury Design — готовит чертежи и подбирает в каталогах элементы интерьера, похожие на те, что задумали старшие коллеги. В дальнейшем девушка нацелена на блокированную архитектуру. К таковой, например, относятся таунхаусы.

МАРХИ, ведущий вуз, ежегодно готовит 250 специалистов, выпуск всех остальных профильных учебных заведений (в Москве их менее десятка) — еще немногим более тысячи. Работодатели предпочитают брать на работу именно выпускников МАРХИ. "Кроме специальных знаний, есть и общекультурные, которые формирует среда, имеющаяся лишь в МАРХИ",— считает известный архитектор Сергей Киселев, руководитель компании "Архитектурная мастерская 'Сергей Киселев и партнеры'".

Государственные машины

До принятия в 1987 году закона о кооперативах архитектурная деятельность была сосредоточена в государственных проектных организациях, куда выпускников распределяли принудительно. Они тоже были разные. Можно было загреметь в не очень престижную структуру вроде "Сельстроя", как в свое время случилось с одним из нынешних светил частной архитектуры — президентом компании ABD Architects Борисом Левянтом. Пределом мечтаний в то время был "Моспроект-2", в историческом послужном списке которого объекты от Кремлевского дворца съездов до Президент-отеля, или хотя бы "Моспроект-1", занимавшийся типовой застройкой в столице.

Львиную долю крупных объектов по-прежнему проектируют подобные мастодонты, изменившие форму собственности или по-прежнему остающиеся ГУПами, как "Моспроект-2" им. М. В. Посохина и МНИИП "Моспроект-4".

Все общественные и государственные здания проектируют только такие государственные или непосредственно связанные с чиновниками организации. Частные компании придумывают лишь определенную часть нетиповых жилых зданий и значительное число корпоративных сооружений — офисов, промпредприятий и складов. Абсолютное преимущество у частных компаний лишь в разработке интерьеров и загородной недвижимости.

"Есть известные в профессиональном сообществе фирмы, которые спроектировали сотни сооружений, и все вне Москвы,— замечает архитектор Шелест.— Согласовать проект в столице структурам, не связанным с чиновниками, крайне сложно. Заказчики не раз хотели обратиться в наше бюро для московского строительства, но ломались, оценив бюрократические трудности".

Государственные конторы впечатляют масштабами. Скажем, "Моспроект-2" — это два десятка мастерских, каждая размером с немаленькое частное бюро. Обратиться к их услугам московские власти настоятельно рекомендуют любому девелоперу. Впрочем, это не означает, что застройщика там обслужат плохо. Расценки на архитектурные проекты сопоставимы в государственных и частных организациях. И звезд в том же "Моспроекте-2" как на небе — тут архитекторы и заслуженные, и народные.

Практически совпадают и зарплаты начинающих сотрудников частных и государственных архитектурных компаний — порядка $1 тыс. в месяц. Стартовая разница в другом.

В профессиональном сообществе считается, что, работая, скажем, в компании Бориса Левянта, имя сделать проще. Хотя бы потому, что здесь всего 65 человек в штате, и если ты продержался какое-то время в звездной команде, значит, это не зря. А среди сотен сотрудников одного из "Моспроектов" легко затеряться. Есть и третий путь — найти работу за рубежом или в российском представительстве инофирмы.

Иностранное нашествие

Айрат Гильмутдинов, частный специалист по подбору кадров для архитектурных компаний, отмечает новую тенденцию: со второй половины 2005 года на российском рынке заметно активизировались западные фирмы.

Они, как правило, сразу предлагают сотрудникам более щедрое вознаграждение, чем наши. Господин Гильмутдинов замечает, что свободное владение иностранным языком, прежде всего английским (необходимое условие для принятия в иностранную компанию), увеличивает оплату труда специалиста на $500-1500 в зависимости от должности: "В представительстве западного архитектурного бюро недавнему выпускнику, владеющему английским языком, предложат зарплату $1-1,5 тыс. в месяц. Архитектору с опытом работы два-три года платить будут уже $1,5-2 тыс., ведущий архитектор с опытом работы четыре-семь лет может заработать $2-3 тыс., а главный архитектор проекта может рассчитывать на $6 тыс.". Это пониже заокеанских стандартов: по данным сайта www.salary.com, средняя зарплата архитекторов в США на начальном этапе может превышать $2,5 тыс. в месяц.

"Начальный этап в любом архитектурном бюро — создание макетов в качестве чертежника,— рассказывает Антон Хмельницкий, партнер британской компании Foster and Partners.— Потом ему могут доверить разработку отдельных элементов, скажем, остекления или фасада. Следующая ступень — работа над собственным проектом. Если он успешен, архитектор может стать партнером владельца компании, который зачастую получает не фиксированную зарплату, а процент от ее дохода".

Сам господин Хмельницкий после окончания МАРХИ благодаря блестящему английскому устроился в западную компанию еще в середине 1990-х. "До 1999 года я работал в московском представительстве британской архитектурной компании Alsop Architects,— рассказывает архитектор.— Потом уехал на стажировку в головной офис. За это время представительство в Москве было закрыто, мне предложили остаться в Великобритании. Я согласился и не прогадал — спустя несколько лет меня пригласили в компанию Foster and Partners. Вскоре после этого у Нормана Фостера появились русские проекты, координацией которых я занимаюсь. Как архитектор, я могу увидеть, приживутся ли те или иные здания в России".

Об этой координации господин Хмельницкий рассказывает без особых эмоций, а ведь его шеф лорд Норман Фостер — один из гуру современной архитектуры и самый востребованный иностранец в России. Он одновременно работает над реконструкцией питерской "Новой Голландии", проектами небоскреба "Россия" в московском Сити и комплекса "Зарядье" у стен Кремля. На очереди первый в Сибири небоскреб "Югра" в Ханты-Мансийске. Годовой оборот компании такого уровня, как у Фостера,— порядка $100 млн, а сотрудников там, как в "Моспроекте-2", около 1 тыс. человек. В России частные архитектурные бюро, которые принято считать успешными, по этим показателям проигрывают на два порядка.

"Из-за агрессивной кадровой политики работающих в России представительств западных компаний, которые активизировались в связи с грядущим вступлением России в ВТО, усиливается дефицит сотрудников,— сокрушается господин Левянт.— Они переманивают специалистов — могут позволить себе платить зарплаты, несопоставимые с возможностями российских фирм".

Но хотя работа в московских представительствах компаний вроде Behnisch Architecten или Eller + Eller Architecten привлекает многих выпускников, наши частные компании имеют свои плюсы для специалистов. Главный из них — работая под отечественной звездой, можно самому в обозримом будущем сделать имя, а если повезет — открыть собственное бюро.

Российские команды

"Меня частые визиты западных звезд в Россию угнетают,— заявляет главный редактор журнала Made In Future Николай Малинин.— Когда компания 'Тройка Диалог' обратилась ко мне за консультацией по поводу строительства частной школы в Сколкове, я советовал им устроить конкурс среди наших молодых архитекторов. Однако инвесторы отказались сотрудничать с российскими восходящими звездами, услуги же именитого западного архитектора показались им слишком дорогими, в итоге школу будет строить один из европейских середнячков".

В том же духе высказывается и Сергей Киселев: "Россия, как и любая другая страна, имеет право на создание в ее городах архитектурных шедевров силами архитектурных звезд мирового масштаба. Меня беспокоит лишь то, что вслед за звездами в Россию потянулись иностранные архитекторы третьего эшелона, которым трудно в своей стране найти работу".

И все же, несмотря на это, приход иностранцев профессиональному сообществу в целом на пользу. Благодаря появлению у нас Захи Хадид, которая по заказу "Капитал Груп" проектирует жилой комплекс "Живописная Тауэр" на Живописной улице, Рема Колхаса, который должен работать над реконструкцией питерского Эрмитажа, и, наконец, Нормана Фостера наши вынуждены подтягиваться к высокой планке.

Как следствие, в последние годы появились российские архитекторы, конкурентоспособные и на Западе. По мнению директора Государственного музея архитектуры имени Щусева Давида Саркисяна, "в новую звездную плеяду архитектурного цеха входят яркие индивидуальности: Николай Лызлов и Михаил Хазанов, Сергей Скуратов и Владимир Плоткин, Борис Левянт и бюро 'Арт-Бля', Михаил Белов и Алексей Бавыкин. На полпоколения старше Александр Скокан, Евгений Асс и Андрей Боков. Это неполный список той творчески вольной группировки, которая не прогибается перед официозным московским дурным вкусом".

К числу безусловных удач этих художников директор музея относит Copper Haus Сергея Скуратова в районе Остоженки, дом во флорентийском стиле, построенный Михаилом Беловым в Филипповском переулке, автосалон Mercedes-Benz на Ленинградском проспекте, над которым работал Борис Левянт, и подмосковную Luxury Village компании "Проект Меганом".

"Свобода творчества этим архитекторам дорого далась,— полагает господин Саркисян.— Сначала им пришлось строить загородные новорусские дома в постоянной борьбе с неофитским пристрастием заказчиков к псевдоар-нуво. Воспитательная работа была успешной, и теперь в Подмосковье побеждают самые последние течения, а в городе частники стали возводить большие комплексы приличного вида".

Лидеры профессии состоялись не только как художники, но и как бизнесмены, а в возглавляемых ими бюро — молодые талантливые специалисты. Скажем, в фирме Бориса Левянта половина штата — моложе 30 лет, еще пятой части сотрудников нет 40. Недавних выпускников господин Левянт охотно берет на работу, хоть и отмечает, что вузовское образование далеко от совершенства: "В России по-прежнему господствует советская школа архитектуры, и студентам незнакомы такие базовые понятия, как коэффициент эффективности. Выпускникам приходится восполнять пробелы в образовании в течение двух лет".

Для владельца бюро это страховка и от того, что практически на любом этапе наемному архитектору может улыбнуться шанс открыть свое дело. "В архитектуре имя — дело случая и таланта, а не целенаправленного продвижения по карьерной лестнице,— поясняет Антон Хмельницкий.— Заказчику может настолько приглянуться выполненный молодым специалистом фасад, что он в следующий раз обратится именно к этому архитектору, а не к мастерской, в которой тот работает".

Молодым, замечает 44-летний Дмитрий Шелест, адаптироваться и ловить синюю птицу проще. Коллеги, да, судя по всему, и султан Брунея, считают его успешным архитектором. Однако открыть собственное бюро или стать партнером, получающим процент от прибыли, архитектору пока не удалось. И он не исключает, что вскоре сменит род деятельности и заработает больше, чем на проектировании зданий, на продаже в Лондоне своих художественных работ.

ОЛЕГ ХОХЛОВ

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...