Триумф двоих

побывал Сергей Николаевич

Подиум казался бесконечным, как дорога, петляющая в степи. Высокие торжественные своды версальской Оранжереи тонули в полумраке, который не в состоянии были осилить даже многоваттные прожекторы. Если бы не галдящая толпа, можно было подумать, что ты попал в храм на литургию. Наверное, на это и был расчет: Версаль, полумрак, колонны, предгрозовое небо, которое, к счастью устроителей шоу, так и не разразилось громом и дождем (вся непогода досталась на следующее утро вечной диоровской сопернице Chanel). Атмосфера притаившегося ненастья контрастировала с улыбчивой беспечностью главного светского события европейского сезона — юбилея дома Christian Dior.

Юбилей получился двойным: шестьдесят лет с тех пор, как Кристиан Диор показал свою первую легендарную коллекцию New Look, и десять лет, как Джон Гальяно вступил в права законного диоровского наследника, главы дома и его артистического директора. Вполне частный праздник превратился в торжества международного масштаба. Ведь Dior для французов — это больше, чем fashion brand. Это национальное достояние и гордость, символ галльского самосознания, вершина мировой империи люкса, испокон веков принадлежащая Франции. Кто на нее только не покушался! И напористые итальянцы, и эксцентричные англичане, и упрямые японцы. Но нет, над этой территорией по-прежнему плещется трехцветный флаг и звучит гордая песнь "Марсельезы". Мы говорим "Dior" — подразумеваем Францию, мы говорим "Франция" — подразумеваем Dior.

Сейчас уже довольно трудно объяснить, как это произошло. Почему из всех великих модельеров ХХ века именно скромнейшему Кристиану Диору достался титул "короля Парижа"? Почему именно ему было суждено определить облик женщины второй половины ХХ века? И что надо было сделать, чтобы это имя, давно отделившись от судьбы своего владельца, стало одним из самых влиятельных брэндов в мире моды, статусным символом роскоши? Dior — это новый силуэт, революция "new look", километры драгоценных тканей, километры очередей из модниц со всего света, мечтающих попасть в бутик на авеню Монтень, неиссякаемая энергия творчества, порыв и натиск прирожденного романтика, сотни гениальных находок, старинные секреты ремесла hand made и, наконец, эпохальные коллекции, у каждой из которых было собственное имя — "Иллюзия", "Объятие", "Ландыш", "Тюльпан". Мир до Dior — серые будни, скудный рацион и экономия во всем. Пиджаки и пальто, как будто перекроенные из кителей и шинелей. Все как будто забыли, что война окончена, и продолжают свою ежедневную битву за выживание. Но вдруг приходит человек, сорокалетний мужчина, причем не самой героической наружности, и громогласно объявляет: "Я вас освобожу. Прочь, тоска и суп из брюквы! Наступает время праздника. Вы это заслужили. Вы победители!" Ничего этого, конечно, Диор в жизни своей не произносил, но первые же его коллекции прозвучали посильнее любого манифеста. Это был манифест о праве на счастье. О женщине, которой до смерти надоело быть боевой подругой, а захотелось почувствовать себя женщиной-подарком, женщиной-мечтой, наконец просто женщиной... Нарядив ее в юбки колоколом, затянув талию в "рюмочку", деликатным, но неумолимым жестом обнажив ей декольте, Диор действовал подобно врачу-психологу, вытесняющему из травмированного войной подсознания былые психозы и фобии. Он был отличным психологом, просчитывающим все ходы наперед. Он знал, что невозможно удержать женщину в ее стремлении быть молодой и прекрасной, так же, как нельзя представить себе любящего мужчину, который отказался бы за это заплатить.

Публика постепенно заполняла тесно составленные ряды в версальской Оранжерее. Публика ждала грандиозного Galliano-show. Ей хотелось веселья и праздника, с которыми в одинаковой степени ассоциируется и брэнд Dior, и имя английского дизайнера, десять лет безраздельно правящего на французской территории.

Легенда гласит, что когда владелец LVMH господин Бернар Арно вручил Джону Гальяно ключи от дома Dior, прозвучала историческая фраза: "Удивите меня". И Гальяно удивил. Коммерческие обороты выросли по сравнению с 1998 годом почти в три раза. Когда он заступил на место креативного директора, у Dior было девять бутиков, теперь — 200. Ему удалось добиться тотального контроля за единством стиля самых разных линий — от Baby Dior и аксессуаров до Dior Parfume. И, наконец, он сам поменял дому имя: вместо высокопарного и торжественного "Christian Dior", теперь можно просто — "Dior".

Никто не может сравниться с Гальяно в умении режиссировать свои шоу. Никто не может его превзойти в таланте перекраивать эпохи и стили, подчиняя их собственному замыслу: тут и галантный XVIII век с запекшимися пятнами крови от гильотины, и "Русские сезоны" Дягилева, и испанское фламенко с цыганским надрывом, и наполеоновский ампир с беременной императрицей Марией Луизой, и Жаклин Кеннеди-Онассис в черных очках-стрекозах, и Мадам Баттерфляй в неизбежном кимоно, и, конечно, сам Dior. Но не копиистский, не подражательный, а разыгранный виртуозом-импровизатором, овладевшим всеми тайнами мастерства своего великого предшественника — кроем по косой, искусством драпировки, английским силуэтом. Но главное, Гальяно хорошо усвоил программный завет Диора: без праздника не может быть моды, так же, как женщины не бывает без тайны. Конечно, праздник Гальяно — другой, чем это было во времена New Look. Более изощренный, масштабный, изысканно-постановочный. И женщина у него другая. У Диора — это всегда аристократка, сбежавшая с придворного маскарада и лишь по нелепой случайности оказавшаяся на улице без кавалера и сопровождения. У Гальяно — космическая пришелица, марсианка, спустившаяся на нашу грешную землю с единственной целью — свести с ума простых смертных. Женщина Диора восхищала и соблазняла, женщина Гальяно потрясает. Собственно, и сам он выглядел таким пришельцем, когда появлялся в финале каждого своего шоу, нарядившись то флибустьером, то космонавтом, то Наполеоном.

И на этот раз все было как всегда — роскошная декорация, и самые именитые модели от Линды и Наоми до нашей Саши Пивоваровой, и фантастическая коллекция, где каждое платье — шедевр, вызывающий в памяти ассоциации с великими полотнами. Тут и Леонардо, и Ван Дейк, и Рубенс, и Ватто, и Кокто... Центральная тема — испанцы: Веласкез, Гойя, Сурбаран, Пикассо. К ним больше всего апеллирует Гальяно, их чаще других цитирует. Много драгоценной вышивки, сложнейших конструкций, длинных шлейфов, неожиданных цветовых аккордов. Но почему так медленно двигаются манекенщицы, почему такой траурный тон у самого торжества, почему так непразднично, заунывно звучит музыка? Почему, наконец, сам Гальяно, кажется, впервые за все годы своих показов, не обзавелся новым костюмом, а вышел на финальные поклоны в старой куртке и лосинах тореро, как будто взятых на прокат из театральных мастерских?

Конечно, чрезмерную медлительность шоу можно было легко объяснить неподъемно высокими платформами-котурнами. Ходить в них, похоже, было пыткой. Знаменитая дива 90-х Карен Мюдлер в какой-то момент чуть не рухнула на глазах у публики. Во избежание конфуза с подиума ее уводили два охранника. Но дело было, наверное, не только в туфлях, непригодных для быстрых передвижений. 2007-й стал для мира моды годом утрат. В апреле умер совсем молодым ближайший помощник Гальяно и друг многих лет Стивен Робинс, в мае — его любимая патронесса, проницательная покровительница молодых талантов, знаменитый стилист Изабелла Блоу. В июне не стало Джанфранко Ферре, возглавлявшего восемь лет дом Dior. Понятно, почему Джону Гальяно не хотелось в этот день ликовать и радоваться. Он вспоминал великих и безвестных, всех, у кого учился, кому поклонялся, кого любил. Собственно, в их честь он и давал этот Bal des Artistes. И еще он хотел напомнить нам, что любой праздник не может длиться вечно. И никакая Оранжерея, даже версальская, не спасает от холода жизни. Конечно, show must go on. Но иных уж нет, а те далече. И, в общем, любой юбилей — это на самом деле довольно грустное мероприятие.

Не знаю, сумели ли услышать этот тайный мессидж Гальяно гости диоровских торжеств. Они поаплодировали своему неутомимому тореро, повосхищались его коллекцией и дружными рядами двинулись к накрытым в саду шатрам с угощениями и шампанским. Бал Гальяно окончен, праздник Dior продолжается.