Александр Рогожкин, один из самых известных и популярных российских режиссеров, начал на студии Алексея Учителя "Рок" съемки фильма "Игра", посвященного футболу. Главный консультант "Игры" — президент Российского футбольного союза Виталий Мутко. В пресс-досье жанр фильма определяется как комедия, сам режиссер говорит, что снимает утопию. Эта жанровая двойственность, по мнению МИХАИЛА ТРОФИМЕНКОВА, очень много говорит и о фильме, и о режиссере, и о футболе.
Может быть, именно из-за этой зависти чисто футбольных фильмов почти что и нет. "Вратарь" (1936) Семена Тимошенко — метафора оборонного сознания: вратарь — пограничник, оберегающий священные рубежи отчизны. "Первая ласточка" (1975) Наны Мчедлидзе — плач по "Грузии, которую мы потеряли". В комедии Гуриндера Чадхи "Играй, как Бекхэм" (2002) футбол — символ интеграции в британское общество молодых иммигрантов. Главный герой околофутбольного кино — hool, фанат-хулиган, накачанный, налитый пивом микроцефал.
Для господина Рогожкина прямой связи между футболом и агрессией не существует. Одна из задач фильма как раз в том, чтобы показать не насилие, а боль и радость игроков. Режиссер согласен с тем, что футбол вмещает в себя много, слишком много оттенков — политических, патриотических, финансовых, но для него важнее всего театральность игры, "чистота действия" на поле: "Само название 'Игра' подтверждает эту чистоту". Футбол не война, не бизнес, а театр.
К футболу вполне применимо и затертое "Весь мир — театр". Футбольное поле — модель мира. Александр Рогожкин долгое время слыл "певцом клаустрофобии", как трагической ("Караул"), так и комической ("Особенности национальной охоты"). Но выйдя на "свежий воздух", расширив количество персонажей, не изменил себе, просто масштабы замкнутого пространства, его любимого места действия, расширились. "Игра" — его второй, после "Перегона", хроники военного аэродрома на Чукотке времен ленд-лиза, многофигурный фильм. Футболисты на экране окружены множеством людей, помогающих им или пытающихся извлечь из игры свою выгоду.
"Мне нравится определение литературоведа Томаса Вульфа, которое он дал творчеству Уильяма Фолкнера: 'Мир размером с почтовую марку', — говорит Александр Рогожкин. — Мир вообще очень маленький. Что такое земной шар? Песчинка во Вселенной. Неважно, идет ли речь о коммунальной квартире, где могут разыгрываться те же драмы, что на стадионе, футбольном поле, в стране или мире. Это все замкнуто-открытые пространства".
Сама тема фильма, казалось бы, гарантирует зрительский ажиотаж. Футбол, пусть это и будет тавтологией, такая самоигральная вещь, что, на сторонний взгляд, снимать его не составляет никакого труда. Но эта легкость мнимая: никто не знает, как снимать футбол. Перед режиссером стоят несколько фундаментальных проблем.
Прежде всего, актерская проблема. Участие в фильме Даниила Страхова или Алексея Булдакова, при всей привлекательности их имен для зрителей, ее не решает. Как не решило бы и внедрение в фильм известных реальных персонажей. "Я осознал, что ни один актер не сможет изобразить футболиста и ни один футболист не сможет играть как актер. Одни будут имитировать игру, другие — жалеть свои ноги, свое тело". Режиссер, очевидно, разрешил для себя эту дилемму, но подробностей не выдает, ограничиваясь уклончивым: "Игра будет даваться в фильме опосредованно".
Вторая проблема: большинство землян воспринимают футбол не как живую игру, а как телекартинку, "никак не соответствующую реальному футболу". "Она отстранена. Телевидение выбирает нужные ракурсы. Из-за этого телезритель видит поле совсем не так, как зрители на стадионе или игроки. Человек перед телевизором негодует, почему кто-то из игроков не сделал чего-то, что на экране выглядит таким простым. Дело в том, что на телеэкране все игроки, кажется, находятся рядом друг с другом. А на самом деле между ними может быть пять метров, которые нереально преодолеть за короткое время. Можно представить себе ракурс, приближенный к реальности, когда камера будет летать над чашей стадиона, но долго смотреть такой репортаж вряд ли возможно".
Пространство в фильмах Александра Рогожкина всегда относительно. Он, похоже, противоречит своим же словам о непреодолимых пяти метрах, когда говорит: "Если разделить площадь поля на 22 игрока, то окажется, что они очень скучены". Но режиссер всегда давал своим героям шанс, пусть воображаемый, утопический, вырваться за пределы замкнутого мира. Поэтому слово "утопия" в его устах звучит вполне органично. Хотя он имеет в виду утопию не глобальную, а локальную. Всего лишь победу на экране российской сборной в решающем матче, преображение коллективной Золушки. Другая утопия господина Рогожкина еще скромнее: надежда на то, что когда-нибудь, лет через десять, в Москве пройдет футбольный чемпионат мира, хотя бы юношеский.