Книги, о которых вам придется говорить этой осенью

уже прочли Анна Наринская и Григорий Дашевский

Осень — начало самых разнообразных сезонов, в том числе книжного. Выйдет уйма книг. Например, никогда не печатавшиеся раньше на русском тексты Филиппа Рота, Орхана Памука, Тома Вулфа, Мартина Эмиса, Питера Акройда, Филлис Дороти Джеймс — все это достойные произведения достойных авторов и мы им, безусловно, очень рады. Кроме того, в свет выпустят ряд текстов — авторы некоторых из них далеко не так достойны — радоваться которым совсем не обязательно. Про них просто нужно знать. Потому что этой осенью нам неминуемо придется оказаться где-нибудь, где их обсуждают — наряду с нашумевшим новым фильмом, музыкальным диском или новым модным рестораном.

Предлагаемый ниже список кому-то может показаться неполным, хотя бы потому, что в нем нет седьмого "Гарри Поттера". Но мы решили, что знать про эту книжку больше того, что мы и так знаем, просто невозможно.

Владимир "Адольфыч" Нестеренко. "Огненное погребение. Сценарий и рассказы"

Ad Marginem l'editeur Nadeau

После сценария "Чужая", где шаблонная нуарная история о женском коварстве была переложена на одноклеточное уголовное сознание и на виртуозную — и оттого еще более отвратительную — феню, писатель Владимир "Адольфыч" Нестеренко стал кумиром той неунывающей читательской группы, которая тупую жестокость считает признаком "крутизны", в том числе в искусстве. Вот этой группе издательство "Ад Маргинем" и приготовило прекрасный подарок — новую книгу "Адольфыча" "Огненное погребение. Сценарий и рассказы".

Жорж Батай. "Процесс Жиля де Ре"

Kolonna Publications

После бешеной моды в бурные 90-е годы на французских философов--разрушителей устоев, в стабильные нулевые русская образованная публика решила, что это болтуны и жулики, сбившие ее, публику, с толку. Поэтому разумно поступило издательство Kolonna Publications, выбрав у самого отчаянного французского философа Жоржа Батая самую солидную его книгу — "Процесс Жиля де Ре". Барон Жиль де Ре убивал голубоглазых белокурых детей сотнями и хихикал над их трупами, за что и был повешен в 1440 году. Батай, разумеется, видит в нем величественную фигуру, последнего представителя "праздничного насилия" накануне скучного века разума, но его книга тем не менее остается полноценным историческим трудом и, что интереснее всего, содержит предсмертные признания самого барона.

Фредерик Бегбедер. "Идеаль"

"Иностранка"

Книги Бегбедера у нас вообще читают, ну а эту читать будут и подавно, потому что она про Россию. Непременный бегбедеровский герой — "сорокалетний мальчик", прожигатель жизни, искренне любящий богатых за то, что у них есть деньги — приезжает в нашу холодную страну для того, чтобы найти новое "лицо" для рекламы косметики. В итоге вы получаете весь набор банальностей, который ожидали, плюс террористический акт и рассуждения на религиозные и политические темы. Последние совсем уж разочаровывают. А ведь, казалось бы, Бегбедер, будучи совсем не дураком, мог бы сообразить, что философия — не его сильная сторона. Но нет, он считает необходимым высказать ряд соображений — например, что, выбирая между свободой и богатством, русские выбрали последнее. На этом месте хочется отдавить автору ногу, обутую в Neil Barrett для Puma — в начале книги Бегбедер пишет, что после сорока мужчина должен носить только спортивную обувь. А то могут подумать, что ему уже сорок.

Альберт Гор. "Неудобная правда"

"Амфора"

Взгляды Гора на то, что сегодня происходит с окружающей средой, и, в частности, на проблему глобального потепления на Западе, сегодня необходимо разделять всякому, кто хочет считать себя приличным человеком. Показав себя вполне невыразительно в роли вице-президента и кандидата в президенты, Гор оказался исключительно ярок и незаменим в качестве "фигуры". В американской прессе его без всякой иронии называют "Ноем нашего времени" и "Евангелистом энвайроментализма". Энвайроментализм — это не просто кидать пластиковую тару в особые контейнеры и не только ездить на автомобилях с гибридными двигателями. Это стиль мысли, исповедуемый и продвигаемый сегодня на Западе группами, влиятельными сейчас и еще более влиятельными в перспективе. А за пророка у них — хотите иронизируйте, хотите нет — принято считать Гора.

Про "Неудобную правду" надо знать еще вот что. Так называется получивший "Оскара" документальный фильм, где Гор выступил как ведущий. За пересказ ее содержания в виде лекции Гор берет гонорар в 100 000 долларов. Таких лекций он прочел уже больше 1000.

Дмитрий Воденников. "Здравствуйте, я пришел с вами попрощаться"

Livebook

Один из самых ярких современных русских поэтов, Дмитрий Воденников, вопреки явному упадку массового интереса к поэзии, рискнул вести жизнь звезды, поскольку "звездность" — это не число поклонников, а способ существования. Он превратил подспудный нарциссизм поздней романтической поэзии, от Цветаевой до Бродского, в явную, концентрированную тему, а в свой роман с самим собой включил публику на правах равной, третьей участницы. В рамках этого трагического любовного треугольника он и выступает с чтениями, позирует на фотосессиях, ведет интернет-дневник — а теперь выпускает дневник книгой "Здравствуйте, я пришел с вами попрощаться".

Лев Данилкин. "Человек с яйцом. Жизнь и мнения А. А. Проханова"

Ad Marginem

См. ниже

Кадзуо Исигуро. "Художник зыбкого мира"

"Эксмо"

Исигуро — один из немногих современных писателей, про которых с уверенностью можно сказать, что они делают что-то принципиально новое. Объединять, так, как это делает он, ярко кинематографическое изображение мира с обращенностью строго внутрь человека — его души, его памяти, его сознания и подсознания — не пытался еще никто. А у Исигуро эти попытки обычно выливаются в завораживающую филигранно сделанную прозу, которую если в чем и можно упрекнуть, так только в чрезмерной тщательности.

После критического и читательского успеха в России лучших романов Исигуро — "Остаток дня" и "Не отпускай меня" — нас стали последовательно знакомить с его творчеством. Выпустили самый первый его роман "Там, где в дымке холмы" (1982), теперь выпускают второй — "Художник зыбкого мира" (1986). Кажется, именно в этой книге Исигуро по-настоящему начинает играть в свою любимую игру — в "ненадежного рассказчика". Этот самый рассказчик — художник Мацуи Оно — пытается разглядеть свое прошлое из нового мира, которым стала послевоенная Япония. И видит — то, что считает нужным увидеть.

Дмитрий Александрович Пригов. "Катя китайская (чужое повествование)"

НЛО

У безвременно ушедшего этим летом Дмитрия Александровича Пригова в издательстве "Новое литературное обозрение" выйдет первая посмертная книга — роман "Катя китайская (чужое повествование)", завершающий трилогию (первые два романа — "Живите в Москве" и "Моя Япония"). Все знают, что в творчестве Пригова главное были не тексты, а сам автор, "человек-проект", и поэтому здесь нельзя сказать обычное "автор умер, но книги его живут". Мы попросту еще не знаем, как его книги будут жить без своего автора. Раньше они существовали в пространстве его рефлексии, а теперь попадут в пространство нашей общей неосмысленности.

Александр Проханов. "Пятая империя"

"Амфора"

Развязно-остроумный в радиокомментариях и передовицах, графомански-беспомощный в романах, писатель Александр Проханов во всех жанрах излагает одну и ту же глумливую чепуху — смесь из гагарина, жукова, икон, калашникова, мировой закулисы, советской империи и русской святости. Эта чепуха поучительна тем, что задолго предвосхитила такую же эклектику в официальной идеологии и символике,— но тем не менее остается чепухой. В своем очередном романе "Пятая империя" Проханов комбинирует те же элементы, но на этот раз еще и "развивая" (как сказано в аннотации) прозрения Даниила Андреева — утонченного поэта, уникального в русской традиции визионера, автора грандиозной "Розы мира". Такое "развитие" точнее будет назвать "осквернением", но осквернение под видом прославления — это и есть творческий метод Проханова.

Лев Данилкин. "Человек с яйцом. Жизнь и мнения А. А. Проханова"

Ad Marginem

Нравится вам (и нам) это или не нравится, но просто игнорировать начинание литературного критика Льва Данилкина не получится. И дело даже не в том, что его книга — про Проханова, который не вылезает из телевизора и радио и вообще фигура скандальная. Дело в том, что эта биография — первая в своем роде отечественная попытка жизнеописания живого человека с мнениями (в отличие от человека с мнениями, но мертвого или человека живого, но спортсмена). Известно, что сам автор аттестует свое произведение как "биографию в английском стиле". Что довольно странно, так как именно английские биографы считаются мастерами сухого и, главное, отстраненного восстановления фактов, из которых складывается судьба изучаемого персонажа. А наш соотечественник встраивает своего героя в собственную концепцию радикализма, пассионарности и прочего. Так что из этой книги мы узнаем о жизни и мнениях не только господина Проханова, но и господина Данилкина.

Диана Сеттерфилд. "Тринадцатая сказка"

"Азбука"

Главное, что считается нужным знать про "Тринадцатую сказку", это то, что литературный дебют скромной учительницы из Йоркшира очень долго держался на первом месте в списке бестселлеров "The New York Times". И что за этот дебют британское издательство заплатило автору восемьсот тысяч фунтов, а американское — миллион долларов. Подробнее на стр. 28.

Татьяна Толстая. "Река"

"Эксмо"

Татьяна Толстая — единственная наша женская писательница--звезда. И пусть Улицкую больше читают и премируют, а Рубиной (с которой этих двух вроде бы не принято сравнивать, а все таки...) больше умиляются, но против общего мнения, вернее ощущения, не попрешь. И дело не в том, что ее когда-то там очень поздно вечером показывают по телевизору. Дело в том, как она — и на этой передаче, и вообще — держится. Держится она шикарно. Одновременно аристократично и пролетарски, солидно и непредсказуемо. Интересно не то, что она дальше скажет, а как она себя дальше поведет. Значение имеет не слова, а жест. В каком-то смысле сборник коротких рассказов (а в первой части "Реки" собраны тексты очень маленькие) это и есть вереница жестов, в силу природы словесности ставших высказываниями. Про бесповоротную победу выскочки-креветки над аристократом-рябчиком, про объединение кухни с гостиной и тиранию домработницы, про мороженое "тогда и сейчас". Та, что предлагает нам эти суждения, обернута в уверенность, как в узорчатую шаль. И захочешь ей возражать, да не станешь — все равно перебьет.

Стивен Фрай. "Моав — умывальная чаша моя"

"Фантом"

Автобиографическая повесть человека, в России более всего известного как Дживс. Но зато уж в этом качестве известного просто до невозможности. В Англии же Стивен Фрай давно существует на правах общественного института или культурного феномена, на удивление хорошо поддающегося экспорту, вроде бритпопа. При этом Фрай наделен замечательным даром и в такой ипостаси чувствовать себя вполне уютно — писать какую хочет прозу, сниматься в каких хочет фильмах. Воспоминания о школьных годах он пишет (игриво озаглавив текст строчкой из пятьдесят девятого псалма) с достоинством абсолютно частного человека. Который вообще-то недоумевает — почему же про него все всем интересно. Но при этом остается достаточно свободным, чтобы, сдав для смеху некоторые адреса и явки, самого интересного не рассказать.

Пауль Целан. "Проза и избранные стихотворения"

Ad Marginem

Новое европейское самосознание, то есть самосознание "Европы после Холокоста", невозможно понять, не обращаясь к поэзии и прозе Пауля Целана — писавшего по-немецки румынского еврея, потерявшего родителей в немецких лагерях, после войны жившего в Париже и в 1970 году покончившего с собой. Его герметичные тексты стали предметом толкований и комментариев, своего рода священным писанием для целого поколения европейских авторов, среди которых — Левинас, Деррида, Кристева. В новом томе Целана "Проза и избранные стихотворения" впервые по-русски в достаточно полном объеме выходит его проза. Русскому читателю она заведомо близка, поскольку продолжает и развивает Мандельштама, которого Целан переводил и считал своим "братом".

Эва Энцлер. "Монологи вагины"

Livebook

Этот текст был написан в 1996 году и тогда же зачитан госпожой Энцлер горстке интересующихся в подвале Cornelia Street Cafe в нью-йоркском районе Сохо. С тех пор "Монологи" перевели на сорок пять языков и поставили в ста девятнадцати странах. В Штатах в их можно было заслушать в исполнении Джейн Фонды, Сьюзен Сарандон и Опры Уинфри. А в 2001 году, чтобы засвидетельствовать исполнение Вупи Голдберг, набился полный стадион Madison Square Garden. В одном из московских театров эта пьеса тоже шла, а вот теперь ее печатают на бумаге.

Свое произведение Эва Энцлер создала, предварительно опросив двести женщин о том, как они относятся к сексу, браку и насилию, которому подвергаются в качестве представительниц слабого пола. По этим материалам она написала ряд монологов, посвященных темам эксплуатации, менструации и мастурбации.

В Америке "Монологи" называли "взрывом ненависти к мужчинам и гетеросексуальности". Этот "взрыв", как кажется,— идеальный пример коммерциализации самых вроде бы протестных начинаний вроде крайнего феминизма и принципиального лесбийства. В том смысле, что именно такие вещи легче всего помещаются в медийные загоны, где и процветают к всеобщему удовольствию. Телевизионная версия "Монологов вагины" была недавно показана на американском канале HBO.