В пятницу власти Самарской области предложили «Роснефти» выкупить 50% в ОАО «Волжское нефтеналивное пароходство» («Волготанкер»). Еще несколько лет назад компания была крупнейшим речным перевозчиком нефтеналивных грузов, но теперь находится в процедуре банкротства. Внешний управляющий «Волготанкера» Александр Волжанин, менеджмент компании и независимые юристы не видят возможности быстро сменить собственника пароходства в рамках банкротства (см. справку). К тому же «Роснефти» эта компания неинтересна. Об этом, а также о планах в отношении некоторых других активов „Ъ“ рассказал президент «Роснефти» СЕРГЕЙ БОГДАНЧИКОВ.
— Я и сейчас говорю, что это ценный актив. Но если у нас есть финансовые ковенанты, если у нас есть обещания рейтинговым агентствам, которые, несмотря на значительные заимствования, повысили нам рейтинги? Мы должны выполнять свои обещания и не превышать ковенанту. Что касается «Томскнефти», то в результате ее продажи мы сразу смогли получить серьезную сумму. Актив оценен нормально, там нет резервов для немедленного роста капитализации, решение было принято инвестиционным комитетом строго в соответствии со стандартами компании. Конечно, можно было пойти по пути продажи множества мелких активов, но, во-первых, мы не могли уложиться по времени, во-вторых, нам бы пришлось продать их дешевле, чем они стоят на самом деле. Поэтому было принято нормальное с точки зрения бизнеса решение.
— Кто все-таки стал покупателем? ВЭБ отрицает, что купил долю в «Томскнефти».
— Пока ничего не могу добавить к тому, что уже было сказано.
— То есть вы по-прежнему называете покупателем ВЭБ?
— Да.
— По соглашению с ВЭБом именно он должен был стать конечным покупателем?
— В соответствии с правилами деловой этики мы не обсуждаем эти вопросы. Было бы верхом невежливости спросить: «А что вы собираетесь делать с этим автомобилем, будете сами ездить или подарите его теще»? Так не делается.
— Эта сделка не была частью более широких договоренностей об обмене активами?
— Мы получили за долю в «Томскнефти» деньги.
— Недавно министр природных ресурсов Юрий Трутнев говорил, что вы с «Газпромом» сняли противоречия по разделу шельфа. Были такие договоренности?
— Не слышал таких заявлений. Мы с «Газпромом» ничего не делим, шельф тем более. Это нераспределенный фонд, пока он принадлежит РФ. И мы будем руководствоваться теми правилами, которые государство установит для распределения шельфа. Варианты, насколько я знаю из прессы, рассматриваются разные, включая продажу на тендерах с определенными ограничениями, в зависимости от размеров месторождений. Сейчас это не наше, и «Роснефть» с «Газпромом» не могут это поделить. Естественно, для оценки потенциала шельфа «Роснефть», «Газпром», ЛУКОЙЛ, объективно продвинутые в этих вопросах в силу обстоятельств компании, привлекались Минприроды, Минпромэнерго, агентствами для разных мероприятий, но про какие-то финальные решения я не слышал.
— Может быть, вы разграничили зоны своих интересов?
— Интерес мы обозначали десятки раз. На сахалинском шельфе — это Киринский блок, в магаданском шельфе — заинтересованы, месторождения северо-запада, то есть Баренцева и Печерского морей,— заинтересованы, на туапсинском и азовском шельфе уже работаем. Ничего не изменилось.
— Насколько эффективным стало ваше соглашение о сотрудничестве с «Газпромом», подписанное прошлой осенью?
— Очень хорошее и полезное соглашение.
— Чем?
— Налажен диалог рабочих групп, которые утверждены документами «Газпрома» и «Роснефти», по очень чувствительному для нас вопросу утилизации попутного газа. Без «Газпрома» мы этот вопрос решить не можем, потому что СИБУР (дочерняя компания «Газпрома».— „Ъ“) владеет заводами (по переработке попутного газа.— „Ъ“). В рамках этого документа мы уже создали структуру проекта по Южно-Балыкскому ГПЗ, по Губкинскому ГПЗ плотно работаем с «Газпромом». До подписания соглашения эти вопросы решались как-то не так энергично, как идут сейчас. Второе — у нас идут переговоры по доступу в систему «Газпрома» (газотранспортную.— „Ъ“), и мы постепенно будем находить решения, которые приведут к тому, что в систему будет поступать большее количество природного газа. Соглашение — это всегда база переговоров, чтобы сотрудники, занятые в рабочих группах, понимали, что есть политическое стремление на совместное решение ряда вопросов и они должны найти решения, устраивающие обе компании.
— ЛУКОЙЛ и «Газпром нефть» могут создать компанию для совместного участия в аукционах на месторождениях. А вы?
— Такие вопросы наверняка появляются, и мои заместители их обсуждают, потому что нефтяная составляющая «Газпрома» достаточно велика, и я знаю, что периодически у кого-то образуется свободный объем экспортного графика, иногда нам требуется дополнительная нефть для загрузки заводов. Это рабочие процессы, на которых мы не акцентируем внимание. Но таких соглашений, чтобы участвовать в совместном приобретении каких-то нефтяных активов, нет. Мы все-таки предпочитаем ходить (на аукционы.— „Ъ“) одни, и, как правило, ходим успешно.
— В том случае, если Yukos Finance, купленный недавно «Монте-Валле», решит все юридические споры вокруг компании, она может вас заинтересовать?
— Эти активы для нас неинтересны.
— А «Русснефть»?
— Могу сказать, что абсолютное большинство добывающих активов, прежде чем их купила «Русснефть», в свое время предлагали «Роснефти». Все они прошли оценки нашего инвестиционного комитета. На тот момент было принято решение о нецелесообразности их приобретения. Мы от них отказались, мы забыли про них.
— Вам предложили купить долю в «Волготанкере»...
— Не было предложений.
— А если поступят?
— Это непрофильный бизнес. Вы знаете, мы от непрофильного бизнеса очень активно избавляемся. Создан «РН-Сервис», куда выводятся находящиеся в составе добывающих предприятий бригады текущего ремонта, текущего подземного ремонта, капремонта скважин, транспорт выводится и все сопутствующие вещи. То, что не нужно, будем продавать. И не покупать ничего лишнего. А «Волготанкер» — не нужный нам вид бизнеса, и мы не планировали и не планируем им заниматься. Нам это неинтересно.
Интервью взял Денис Ребров