Как национализируют Россию

В 2004 году ИД "Коммерсантъ" реализовал проект "Кому принадлежит Россия", в котором подробно исследовал, как в результате приватизации в России сформировалась крупная частная собственность. Сегодня пришло время поговорить об обратном процессе — формировании в отечественной экономике нового мощного государственного сектора. О том, как это происходит и в чем объективный смысл этого процесса для страны и ее граждан, мы расскажем в нашем новом проекте "Как национализируют Россию"*.

О чем речь

У экономистов и политиков можно найти много толкований понятия "национализация". И это вполне естественно, поскольку она является наиболее радикальным способом усиления роли государства в экономике. Чтобы не ввязываться в длинные дискуссии, мы выберем самое простое и, на наш взгляд, операциональное определение. Национализация — это переход контроля над любым активом от частной структуры к государству. При этом контроль государства может быть как прямым, так и косвенным, но должен базироваться на легитимных правах собственности. То есть, например, изъятие милиционером ножа у преступника — это не национализация, равно как и экспроприация экспроприаторов революционными массами в 1917 году.

Национализация уже около четырех лет является наиболее заметным процессом в отечественной экономике, и потому сегодня правомерно поставить вопрос о ее промежуточных итогах. Привела ли она к тому, что ситуация в экономике радикальным образом изменилась и мы на всех парах движемся к плановому хозяйству? На наш взгляд, ответ на этот вопрос пока, к счастью, отрицательный. Государственный сектор стремительно растет, но основная часть предприятий и компаний продолжает жить в основном по рыночным правилам. И это относится даже к тем из них, которые перешли в собственность государства. Точка невозврата еще далеко не пройдена.

Понимая, что такой взгляд может показаться слишком розовым, мы приведем лишь один аргумент в его пользу. Нам удалось насчитать всего лишь пять субъектов частного крупного бизнеса, покинувших историческую арену в результате процессов национализации. Это компании ЮКОС, "Сибнефть", "Иркут", ОМЗ и банк ПСБ (СПб). По этой же причине перестали существовать две госкомпании — АХК "Сухой" и РСК МиГ, которые вместе с "Иркутом" составили ядро Объединенной авиастроительной корпорации (ОАК). Новых же субъектов крупного бизнеса, контролируемых государством, появилось и того меньше — четыре. Это упомянутая ОАК, вертолетостроительный холдинг, управляемый недавно созданной УК "Вертолеты России", и Объединенная судостроительная корпорация (ОСК). И, конечно, это новая "Роснефть", поскольку нельзя отрицать, что до и после поглощения ЮКОСа это две принципиально разные компании. О разбухании "Газпрома" подробнее поговорим в следующей статье, а пока отметим лишь, что другой компанией он не стал. Такие сдвиги, хотя и очень заметные, не являются еще кардинальной сменой рыночного ландшафта.

Где начало и конец

Официальный старт национализации был дан в декабре 2004 года — в момент продажи компании "Юганскнефтегаз" "Роснефти". Но можно начать отсчет событий двумя годами раньше. В 2002 году перед "Газпромом" была поставлена задача — возвращение уведенных активов. Усилиями менеджмента, а также известного предпринимателя-металлурга Алишера Усманова, возглавляющего "Газпроминвестхолдинг", в лоно монополии были возвращены СИБУР, "Стройтрансгаз" и основные газодобывающие предприятия "Итеры". Но поскольку в это же время "Газпром" другие свои активы, наоборот, передавал в частные руки (тому же Алишеру Усманову продал пакеты акций Оскольской электрометаллургического комбината и Лебединского ГОКа, а банк НРБ — Александру Лебедеву), эти события были восприняты как оптимизация корпоративной структуры, поддержанная государством. Тем более что и на государственном уровне процессы приватизации тогда все еще превалировали (в 2000 году продана нефтяная компания ОНАКО, в конце 2002 года — "Славнефть"). А создание с высочайшего одобрения компании ТНК-BP в первой половине 2003 года и вовсе снимало всякие страхи по поводу национализации. Нужно было быть очень прозорливым человеком, чтобы за произошедшим тогда же арестом совладельца ЮКОСа Платона Лебедева увидеть смену политики государства по отношению к крупному частному бизнесу.

Сегодня число национализированных крупных частных компаний и банков приближается к двум десяткам. И перспективы не менее масштабны, чем свершения. По результатам идущих сейчас судебных процессов у нынешних частных собственников могут быть изъяты компании "Русснефть" (из наиболее приметных активов — нефтедобывающие "Варьеганнефть", "Варьеганнефтегаз"), "Башнефть" и "Башнефтехим". Завершается процедура создания "Атомэнергопрома", объединяющего под государственным контролем все гражданские активы этой отрасли. Все новые проекты создания отраслевых холдингов выдвигает ФГУП "Рособоронэкспорт". Последние из них — "Русская спецсталь" (уже известно, что в нее должны войти волгоградский завод "Красный Октябрь" и Ступинское металлургическое производственное объединение) и "Русские композиты" (об этом проекте широкой публике, кроме названия, пока ничего не известно). Напомним, что ставить и решать задачи в этой сфере "Рособоронэкспорт" умеет — его структуры создали холдинг "Вертолеты России" и управляют АвтоВАЗом.

Есть амбиции и у других государственных монополий. РЖД намерены купить блокпакет своего основного поставщика оборудования "Трансмашхолдинга", а "Газпром" — значительную долю тепловой электроэнергетики и крупнейшего производителя энергетических углей СУЭК, а также на эксклюзивных условиях получить контроль над всеми газовыми активами на востоке страны. Если все эти планы будут реализованы, вопрос о том, рыночная ли у нас экономика, нужно будет рассмотреть заново.

Разные мотивы для песни о главном

Нам представляется очевидным, что никакого плана, программы или концепции национализации у власти не было, нет и не ожидается (что, конечно, не исключает вероятности наличия некоторого количества бумаг с похожими названиями, написанных по заданию сверху или без оного). Есть конкретные действия представляющих ее субъектов, обусловленные разными мотивами. Мы сумели выделить шесть таких мотивов.

Во-первых, отраслевой, то есть сознательно принятое решение о том, что в некоторых секторах должно быть обеспечено доминирование государства. В данный момент это нефтяная промышленность (как наиболее рентабельная) и атомная (как наиболее чувствительная). О газовой речи нет, поскольку ее государство контролировало всегда. Логика в таком подходе, безусловно, есть, но никто не сказал, что ее нельзя применить и к другим отраслям, и завести она может как угодно далеко.

Во-вторых, элементарная корысть госмонополий. Этот мотив очевидно доминирует у "Газпрома" при вхождении в проект "Сахалин-2" и Ковыктинское месторождение, у "Рособоронэкспорта" при покупке титанового холдинга "ВСМПО-Ависма". В этом же ряду планы РЖД получить блокпакет в "Трансмашхолдинге". Объяснение этих планов необходимостью контролировать ключевого поставщика не является убедительным. Для рыночных структур покупать оборудование лучше на конкурсной основе, а вовсе не у зависимой компании.

В-третьих, национальная безопасность. Или же спекуляция на этой идее. Некто объявляет некоторую отрасль или подотрасль критически важной для страны, и в связи с этим обнаруживается необходимость полного госконтроля в ней. Это, в частности, конек главы "Рособоронэкспорта" Сергея Чемезова.

В-четвертых, мотивом является честная попытка государства выступить в роли антикризисного менеджера в отраслях, действительно в таком менеджменте нуждающихся. Так было с АвтоВАЗом. Менеджеры "Рособоронэкспорта" взяли в управление отсталое, убыточное предприятие с крайне запутанной структурой собственности и кооперационных связей. И если будет достигнут хоть сколько-нибудь заметный успех, им уж точно можно будет устанавливать бронзовые бюсты на родине. То же и с ОАК. Объединив успешные предприятия военного самолетостроения и неуспешные — гражданского, государство пытается за счет бюджетных денег, административного ресурса и наиболее успешных менеджеров из частного бизнеса вытянуть всю отрасль. Здесь шансы, на наш взгляд, безусловно, выше. Близкие мотивы двигали авторами создания Объединенной судостроительной корпорации, но в нее вошли пока только верфи, находящиеся в госсобственности.

В-пятых, совпадение желаний объекта и субъекта национализации. То есть у владельца некоторого актива есть желание выйти из бизнеса и возможность убедить государство в целесообразности его покупки. По широко распространенному среди экспертов мнению, именно так совершались сделки по выкупу "Сибнефти" и банка ПСБ (СПб). Покупатели — "Газпром" и ВТБ соответственно. (Напомним, что бывший владелец банка ПСБ (СПб) Владимир Коган сменил карьеру бизнесмена на пост заместителя руководителя Росстроя).

Последний, шестой мотив мы бы назвали "нет мотива". В эту группу мы объединяем действия явно ситуативные и действия, не имеющие рационального объяснения. Например, никто не хотел ни продавать, ни покупать Гута-банк. Но он оказался в трудном положении, могло пострадать большое количество вкладчиков, поэтому государству в лице ВТБ пришлось вмешаться. Гута-банк был куплен за символическую цену 1 млн рублей, санирован и преобразован в "ВТБ Розничные услуги" (брэнд ВТБ 24). Вместе с Гута-банком в собственность ВТБ попали также абсолютно ненужные ему акции предприятий Пермского моторного комплекса (по некоторым данным, уже перепроданные АФК "Система"). Аналогично совсем не нужен Газпромбанку "Уралмаш", попавший к нему в составе компании ОМЗ, национализированной ради атомных активов. Особенность этой сделки состояла в том, что основным продавцом выступал создатель ОМЗ Каха Бендукидзе, ставший к тому времени министром в правительстве недружественной Грузии, поэтому выкупать нужно было все и сразу.

А не имеет, на наш взгляд, рационального объяснения самая "благозвучная" акция — получение государством контрольного пакета акций "Газпрома". На тот момент, когда эта задача была поставлена, у государства уже находилось 38% акций, еще примерно 10% владели "дочки" монополиста, а около 5% было у "Рургаза" — основного потребителя, по определению лояльного к России. Выкуп акций был не более чем формализацией всегда имевшегося контроля. Объяснить происшедшее иначе чем "захотелось" не представляется возможным. Реализовать это желание было просто, PR-эффект от события вполне положительный, так почему бы и не сделать.

И тем не менее некая общая мелодия в этих мотивах (извините за топорный юмор) присутствует. Точнее, даже две. Первая: напев о том, что повышение роли государства в экономике — это хорошо. И вторая: о том, что консолидация спасет мир. Если в какой-то отрасли есть проблемы, то, видимо, это оттого, что слишком много разных игроков там толчется. В качестве решения всегда предлагается концентрация ресурсов на главных направлениях, объединение маленьких с большими, устранение дублирования и отказ от ненужного соперничества.

То, что подобная логика является антирыночной, вполне очевидно. Но даже советская экономика — в наиболее успешных своих отраслях — также не строилась на полной консолидации.

Действующие лица и исполнители

В национализации Россия, как это часто бывает, идет особым, непростым путем. Классический вариант — прямой выкуп активов в собственность государства — был использован, строго говоря, в одном единственном случае — при создании ОАК. Во всех других частные активы переходят под полный или частичный контроль госкомпаний, по своему статусу являющихся коммерческими структурами. Если ранжировать их по степени активности на ниве национализации, фигурой номер один окажется, безусловно, "Газпром". Под его контроль перешли "Сибнефть", СИБУР, газодобывающие активы "Итеры", проект "Сахалин-2", Ковыктинское месторождение, ряд электроэнергетических активов, а в ближайшей перспективе к ним добавится СУЭК. Помимо этого "Газпром" и его "дочки" могут выступать в роли посредника, как, например, в упомянутой покупке ОМЗ Газпромбанком. Вторым номером идет "Роснефть", после покупки активов ЮКОСа перешедшая в списке отечественных нефтяных компаний с шестого места на первое. Третьим номером — по стоимости активов, но не по амбициям — идет "Рособоронэкспорт". АвтоВАЗ, "ВСМПО-Ависма", "Вертолетный холдинг", "Русская спецсталь" и "Русские композиты" — из посредника в экспорте ВВТ компания постепенно превращается в своеобразное, работающее на коммерческих началах министерство промышленности. Четвертый номер — ВТБ, выступающий консолидатором в банковской сфере.

Столь скромную непосредственную роль государства можно объяснить двумя причинами. Первая — формальная. Деньги на выкуп активов у частного сектора не закладываются в федеральный бюджет, и сделать это непросто даже при нынешней степени послушности законодательной власти. Но более важной представляется вторая причина. На наш взгляд, политическое руководство не слишком доверяет чиновникам и с большой осторожностью подходит к расширению функций государственных ведомств. Никто не хочет допустить возрождения министерской системы как таковой. И если внимательно вглядеться в выстроенную модель национализации, можно обнаружить, что полного вытеснения частного бизнеса она не предполагает. Начать с "Газпрома", где закрепление формального контроля государства сопровождалось либерализацией рынка акций. То есть, по сути, это был не антирыночный, а рыночный шаг, поскольку частный инвестор получил 49% нормальных, не обремененных "кривыми" схемами обращения акций. "Роснефть" параллельно с поглощением ЮКОСа проводит "народное" IPO, выбрасывая на рынок 15% акций. В компании "ВСМПО-Ависма" гендиректору оставляют небольшой пакет акций и никак не ущемляют интересы миноритариев. И даже в атомном холдинге планируется участие частного бизнеса на уровне "дочек" и "внучек". Таким образом, государство планирует сотрудничество с частным бизнесом, готово делиться с ним прибылью и привлекать его ресурсы, в том числе управленческие. И эта "раздвоенность сознания" политического руководства — нелюбовь к чиновникам на фоне предпочтения государственной формы собственности перед частной — все же вселяет оптимизм.

На наш взгляд, пока еще нет достаточных оснований для полноценного обсуждения российской национализации в историческом межстрановом контексте. И времени, и событий явно маловато. Тем не менее позволим себе несколько кратких замечаний. По сравнению с Китаем, где государство пока еще управляет важнейшими активами напрямую, то, что имеем мы, выглядит более рыночно. Отрасли, считавшиеся стратегическими, иногда национализировали даже в Западной Европе. Вспомним о Франции, но не нынешней, а 50-70-х годов прошлого века. В современном мире тенденция к доминированию государства в рентоносных отраслях характерна для стран Латинской Америки, проводящих дирижистскую политику (Мексика, Венесуэла), и для стран Ближнего и Среднего Востока (Саудовская Аравия, Иран). И эти ассоциации отнюдь не лестны для России и не делают ее привлекательной для неспекулятивных инвестиций и партнерства.

ЯКОВ ПАППЭ, ЕКАТЕРИНА ДРАНКИНА

*Статья, посвященная национализации в нефтегазовом секторе России, выйдет 17 сентября.