Рукописи не горят. При всей своей бесспорности эта истина применима лишь к явлениям художественной литературы. Когда же речь идет о мемуарах "бывших" — отставных политиков, дипломатов, разведчиков, они нередко призваны проиллюстрировать другую истину: не рукописи не горят, а их авторы не тонут. Уйдя с больших постов, они по-прежнему способны влиять на большую политику.
К таким мемуарам явно относятся и "Решения. Моя жизнь в политике" непотопляемого Герхарда Шредера, сменившего кресло германского канцлера на кресло главы совета акционеров Северо-Европейского газопровода. То, что книгу столь активно не приняли в Германии, обрушив на нее шквал уничижительной критики, но при этом столь же активно, причем на самом высоком уровне, приветствовали в Москве, представив ее настольной книгой для молодых российских политиков, говорит о многом. И дело не только в том, что подобные разночтения в оценках послужат запоздалым утешением автору, который теперь сможет сказать и про себя тоже, что нет пророка в своем отечестве. Учитывая нынешнюю должность экс-канцлера ФРГ, российская реакция на его мемуары должна быть для него важнее, чем то, что пишут в германских газетах и говорят в бундестаге. Ведь решения о проекте, с которым он связал свою судьбу, принимаются в Москве, а не в Берлине.
В общем, для господина Шредера эта книга — один из способов не утонуть в его новой жизни. А что могут значить откровения одного из недавних грандов европейской политики для Москвы в ее нынешних непростых отношениях с Западом, выясняется из главы, посвященной России. О своем российском коллеге Владимире Путине Герхард Шредер пишет, не пытаясь сдержать переполняющих его чувств, с несвойственным для традиционно сдержанных мировых лидеров детским восторгом. Сам того не замечая, местами он начинает выступать как добровольный ментор "кое-кого" в Германии, кто еще не осознал дальновидность российской политики в Европе. "Порой мне хочется отослать речь Путина перед германским бундестагом тому или иному немецкому комментатору с настоятельной просьбой еще раз прочесть этот текст",— пишет экс-канцлер Шредер. Но ведь точно так же должен сказать сегодня любой российский комментатор, отстаивающий политику Кремля на передовой пропагандистского фронта. В общем, почему эти мемуары должны стать настольной книгой в России, тоже понятно.
Однако может ли мефистофелевская сделка с Москвой, на которую намекают оппоненты Шредера, стать прецедентом для других бывших западных политиков? И каковы в таком случае будут издержки сторон? Собственные издержки автор определяет так: "Общественная дискуссия превзошла все, что может присниться в кошмарных снах". Звучит назидательно. В свою очередь, используя фигуру, подобную Шредеру, в качестве тяжеловеса-пропагандиста, Москва неизбежно утрачивает в нем своего потенциального лоббиста, каковым, надо полагать, он изначально мыслился. Потому что на кого же на Западе он сможет повлиять, возглавив СЕГ и написав вот такие мемуары?