90 лет назад, 24 сентября 1917 года, были утверждены правила выборов в Учредительное собрание. Результаты выборов оказались невыгодны большевикам, и они разогнали этот орган. Опыт управления демократией исследовал обозреватель "Власти" Евгений Жирнов.
"Ведя всем порокам отверзтую жизнь"
Отсутствие привычки, как и ее наличие,— вторая натура. Причем не только конкретного индивидуума, но и достаточно значительного их сообщества. Второй натурой государства российского всегда было отсутствие привычки к демократии. В России всегда знали, что любые выборы сродни азартным играм — вначале весело и затягивает, а в результате властвующие лица остаются в катастрофическом проигрыше. И потому начиная со второй половины XVIII века на протяжении многих десятилетий в Российской империи едва ли не единственным разрешенным законом процессом волеизъявления оставались выборы предводителей уездного и губернского дворянства, чье влияние на местные дела до отмены крепостного права было весьма значительным.
Так, в начале XIX века большой известностью в стране пользовался предводитель дворянства Рязанской губернии генерал-майор Лев Измайлов, о котором в рескрипте императора Александра I в 1802 году говорилось, что он, "ведя распутную и всем порокам отверзтую жизнь, приносит любострастию своему самые постыдные и для крестьян утеснительнейшие жертвы". Однако, видимо, именно эти особенности характера и его крайняя решительность делали отставного генерала крайне популярным в среде благородных землевладельцев. Из поколения в поколение передавался рассказ о том, что случилось, когда рязанский губернатор Дмитрий Шишков сказал Измайлову, что помимо прочих обязанностей имеет поручение присматривать за предводителем дворянства. Генерал оскорбился и немедленно отправился в Санкт-Петербург, где с помощью сановных друзей добился снятия губернатора с поста. И с тех пор все следующие губернаторы действовали с большой оглядкой на опасного дворянского вожака.
Регулярным переизбраниям Измайлова в предводители отнюдь не мешало то, что он обращался с дворянами почти как с собственными дворовыми или скотом. Страх, который он внушал, не позволял никому открыто выступить против генерала. Утешением дворянству служила главным образом безудержная щедрость Измайлова, который устраивал для избирателяей многодневные и обильнейшие застолья, плавно переходящие в оргии. А во время Отечественной войны 1812 года он возглавил рязанское ополчение и полностью оплачивал содержание служивших в нем дворян-земляков. Но после победы и возвращения из заграничного похода генерал Измайлов решил, что дворянина, равного ему по заслугам, в губернии нет и быть не может, а значит, место предводителя должно остаться за ним едва ли не пожизненно. Однако он не учел, что за время его отсутствия все недовольные успели сплотиться. А главное, генерал не устроил привычных празднеств перед выборами, результатом чего стало его сокрушительное поражение.
Собственно, то же или почти то же происходило и в других губерниях и уездах. Тот, кто закатывал самый лучший обед и обещал избирателям как можно больше новых послаблений и льгот, избирался местным предводителем самого образованного и передового сословия России. Так что нередко какого-либо дремучего, погрязшего в самодурстве и просто мешающего нормальному управлению государством избранника мог легко сменить еще более дремучий, но больше потративший на обеденно-предвыборную кампанию. Ошибки избирателей приходилось исправлять центральной власти и губернаторам, благо за большинством дворян всегда числились деяния, по которым закономерно назначалось следствие. Вот только от начала такого мероприятия до его финала, как правило, проходили годы.
И эти особенности русской жизни не могли игнорировать даже выступавшие за немедленные преобразования отечественные либералы. Самый известный из них — Михаил Сперанский, которому Александр I поручил реформу государственного устройства России,— счел, что стране нужен выборный орган особого типа. С одной стороны, не ограничивающий ничем полномочий монарха. С другой, разделяющий с ним бремя его ошибочных решений. Законосовещательный орган, который давал бы императору советы по предлагаемым законам, Сперанский предложил назвать Думой. Он также разрабатывал для нее многоступенчатую систему выборов, начинавшихся с выборов волостных дум, куда могли попасть лишь собственники и сельские старшины — по одному от 500 земельных участков. Согласно наметкам Сперанского, волостные депутаты избирали бы членов окружных дум, а те, в свою очередь,— губернских. И лишь последние отправляли своих представителей в имперскую Думу.
Однако любому человеку, мало-мальски знакомому с российскими реалиями, было понятно, что все выборы превратятся в традиционную долгую череду попоек, в результате которых Дума будет составлена из абсолютно никчемных и ничего не смыслящих в законодательстве людей, стремящихся, как говорилось тогда, "на золотом колесе угнаться за вельможами", то есть любыми способами приблизиться к правящей элите. Ко всему прочему Дума не входила в число первоочередных проектов Сперанского. А император не мог решиться и на воплощение многих вполне разработанных этапов государственной реформы. Идея народного представительства была дискредитирована окончательно, когда раздраженный проволочками Сперанский сказал об императоре: "Он слишком слаб, чтобы управлять самостоятельно, и слишком силен, чтобы управлять им". Последовавшая опала не позволила проверить верность думских расчетов реформатора практикой. Но созданная им схема оказалась востребованной после освобождения крестьян в 1861 году.
"Не может быть признана народным представительством"
После того как помещики потеряли право и обязанность управлять жизнью крестьян, неожиданно выяснилось, что, по сути, никакой другой власти, кроме убогих правлений и полицейских чинов, в волостях нет. Не лучше обстояло дело и на уездном уровне. И, чтобы как-то заполнить вакуум власти и не отставать от просвещенной Европы (выборы проходили во многих крупных европейских странах), в 1864 году создали местное самоуправление — земства. В представительную часть земств — губернские и уездные собрания — выбирали "гласных" по трем отдельным куриям: дворянской, городских владельцев недвижимости и крестьян-землевладельцев. Причем правила выборов должны были обеспечить главенство дворян и собственников в земских собраниях и проведение ими верноподданнической политики на местах.
На первых порах так оно и было. Однако для органов земской исполнительной власти — управ и организуемых ими учреждений — требовалось множество специалистов — землемеров, учителей и т. д. И "в народ" пошли революционно настроенные разночинцы, под чьим влиянием земства все больше превращались в антиправительственные организации. А каждые следующие выборы, организуемые управами, меняли состав земств в совершенно нежелательную для правящей элиты сторону. Мало того, на службу в управы и земские учреждения стали принимать отбывших наказание революционеров. Так что, когда в конце 1880-х годов за земствами установили строгий полицейский контроль, а в 1890 году ужесточили закон о земских выборах, было уже поздно — земские деятели активно участвовали в революции 1905 года, составили костяк создававшихся политических партий и легко стали депутатами первой Государственной думы. Благо избирательный закон дал им для этого все возможности.
Его содержание дискутировалось в различных министерствах, комиссиях, Совете министров и на совещаниях на протяжении всего 1905 года. Главной целью было успокоение масс, и потому выборные положения постоянно менялись так, чтобы выпустить пар, но не допустить всеобщего голосования, которого требовали либералы, и не пропустить в Думу антиправительственные элементы. Первоначально число подданных империи, допущенных к участию в выборах, не превышало 200 тысяч человек. Избирательного права лишались госслужащие, евреи, все, кто не владел какой-либо собственностью, и люди моложе 25 лет. И если жители великорусских губерний выбирали одного депутата от 250 тысяч жителей, то на национальных окраинах империи — одного от 350 тысяч.
Но в ходе дискуссий количество ограничений снижалось, и число избирателей росло. В их ряды включили не только госслужащих, но и всех, кто платит значительные налоги: 540 руб. в год в уездных городах, 700 руб.— в губернских и 1320 руб.— в столицах. Избирательные права вернули евреям (правда, неравную пропорцию для национальных окраин, несмотря на резкие возражения представителей Царства Польского, оставили в силе). Число избирателей выросло на порядок — до 2,7 млн человек. Эти уступки должны были замаскировать суть — исход выборов в русских губерниях определялся на губернских собраниях, где избиралось подавляющее большинство членов Думы. А там все было под контролем, и все выборщики делились по куриям, соотношение между которыми, казалось бы, должно было обеспечить верноподданнический состав депутатов от центральных губерний: 42,2% составляли крестьяне, 32,6% — землевладельцы, 22,5% — горожане и 2,7% — рабочие. Выборы на окраинах не имели уже практически никакого смысла и проводились только для проформы.
"Расширение круга избирателей,— писала газета юристов "Право",— явилось, конечно, вынужденной и неискренней уступкой правительства, сделанной под давлением политических условий переживаемого Россией революционного момента. Надо было предоставить избирательные права и городской интеллигенции, и рабочим. Но вместе с тем, предоставляя им избирательные права, надо было позаботиться о том, чтобы степень их действительной власти на результаты выборов была сведена к возможному minimum`у. Не подлежит сомнению, что, несмотря на многочисленность избирателей, Государственная дума, созванная на основе избирательного закона 11-го декабря, не будет и не может быть общественным мнением признана народным представительством в истинном смысле этого слова — выразительницей желаний и воли народного большинства".
Сразу же после начала регистрации избирателей все стороны начали находить лазейки в законе и использовать их в полную силу.
"Желая увеличить кадры "своих" избирателей,— писала пресса,— при предстоящих выборах в Государственную думу министерства двора и внутренних дел предоставили низшим служащим — сторожам, курьерам, швейцарам и т. д., пользующимся казенными квартирами,— право участия в выборах. Число таких специальных избирателей достигает в одном только Петербурге нескольких тысяч".
Не отставали и оппозиционные силы:
"Домовладелец не имеет избирательного права, а квартиронаниматель, занимающий у него комнату,— избиратель. Подобною аномалиею широко у нас воспользовались евреи. Евреи из одной квартиры сделали по 2, по 3 и по 4 ценза. Квартиру занимает отец, а у него якобы отдельные квартиры занимают его служащие и сыновья".
И все же главный результат этих выборов был в том, что Дума нисколько не напоминала законодательный орган. С первых же дней после открытия она превратилась в трибуну для обсуждения проблем страны, где только ленивый не ругал существующие порядки. Так что считанные недели спустя ее пришлось распускать, а отказывающихся расходиться депутатов — судить и отправлять в тюрьму. Так что все предвыборные ухищрения оказались полностью бессмысленными.
Не помог прием, примененный во время выборов во вторую Думу в 1907 году. Закон оставили прежним, но времени на агитацию у партий и кандидатов фактически не было. Несмотря на это, победу вновь одержали антиправительственные силы. И этот состав Думы после 102 дней работы пришлось распустить. Лишь с помощью ужесточения выборного законодательства и уменьшения числа выборщиков удалось добиться того, что землевладельцы стали преобладать в собраниях выборщиков и удалось получить Думу если не полностью верноподданническую, то хотя бы работоспособную. Впрочем, именно члены третьей и следующей четвертой Думы внесли наибольший вклад в свержение монархии.
"Мы не сразу поняли, что это истерика"
Не менее занятная история окружала выборы Учредительного собрания в 1917 году. Сначала созыв органа, который должен был определить будущее России, затягивали члены Временного правительства, не желавшие ни с кем делиться властью. Затем его созыв оттягивали противоборствующие группировки — монархисты пытались договориться с кем-нибудь из уважаемых в обществе членов императорской семьи, чтобы кто-нибудь из них занял престол, а республиканцы стремились торпедировать все эти попытки до начала Учредительного собрания. Разные партии в разные дни 1917 года выступали с заявлениями, что именно они выражают интересы народа и победят на выборах. Договориться о параметрах избирательного закона удалось только к августу 1917 года.
Выборы должны были проходить по партийным спискам, один депутат избирался от 200 тысяч граждан России. Лишь в округах, где жителей было менее 500 тысяч, вводилась мажоритарная система. Отдельные избирательные округа образовывались для армии и флота, а также выделялась квота для жителей оккупированных германскими войсками территорий. В сентябре были установлены точные правила проведения агитации и подсчета голосов, и началась подготовка партийных списков. И тут оказалось, что это и есть главная проблема выборов. Партии раскалывались на глазах, в списки пытались пролезть идейно чуждые граждане, и даже Ленин возмущался, что в списке большевиков слишком много колеблющейся интеллигенции и слишком мало надежных, проверенных пролетариев.
Основная интрига выборов заключалась в том, что все партии пытались использовать не избранный еще орган в своих целях. Одна из основных сил — кадеты — надеялись восстановить монархию, а большевики — легитимизировать власть советов, от имени которых собирались взять все рычаги управления в стране. Именно поэтому подготовку к выборам и их проведение не остановили даже после Октябрьского переворота. Правда, постоянно возникали самые разнообразные проблемы. То солдатские советы начинали требовать для себя возможности выбрать одного депутата не от 100 тысяч солдат, а от 75 тысяч. То возникали сложности с контролем над голосованием в местах, где власть советов еще не победила.
Тогда же впервые большевики опробовали и технологию массовых подтасовок, когда пролетарии голосовали несколько раз, называя это "массовым стихийным большевизмом". А представители всех партий у избирательных урн пытались помочь неграмотным избирателям сделать выбор в пользу своих списков. Однако результат выборов оказался совершенно неожиданным. Накануне аналитики того времени предвещали, что голоса поделят кадеты и большевики, только что объявившие о мире и передаче земли крестьянам, а заводов рабочим. Но, согласно неофициальным подсчетам, победу одержали называвшие себя защитниками крестьян эсеры — 39,5%, у большевиков было 22,5%, а у кадетов и меньшевиков — 4,5% и 3,2% соответственно. Так что нужно было либо договариваться с эсерами и делиться властью, либо аннулировать результаты выборов. Ленин с товарищами нашли свой выход. Они попросту разогнали собравшихся народных избранников. Решение далось Ленину нелегко. В пересказе воспоминаний Бухарина об этом событии все выглядело так: "Под утро Ильич попросил повторить что-то из рассказанного о разгоне Учредилки и вдруг рассмеялся. Смеялся он долго, повторял про себя слова рассказчика и все смеялся, смеялся. Весело, заразительно, до слез. Хохотал. Мы не сразу поняли, что это истерика. В эту ночь мы боялись, что потеряем его".
В последующие годы большевикам пришлось изрядно помучиться во время избирательных кампаний. Пока социализм не победил окончательно, его враги пользовались всеми благами народовластия, но, правда, только на уровне не выше уездного. На сельских выборах состоятельные крестьяне по традиции устраивали для выборщиков попойки, давали несбыточные обещания и избирались в советы. Так что большевикам приходилось применять усиленную агитацию вплоть до молодежных факельных шествий, отправлять на места своих лучших ораторов. А там, где уговоры не помогали, дело доходило не только до "изъятия" враждебного элемента органами ОГПУ, но и применялся "красный террор", когда коммунисты, комсомольцы и сочувствующие в совершенно бандитском стиле стреляли из-за угла в несогласных с политикой большевиков. А пресечь неправильное голосование в сельсоветы удалось, сделав его открытым. И кто бы осмелился голосовать против коммунистов, когда на собрании присутствует уездный районный чекист?
Намного более эффективным средством борьбы оказалось лишение избирательных прав по имущественному признаку. Только теперь не имели возможности голосовать как раз таки имущие и представители свергнутых революцией правящих классов. А постоянным резервом для правильного голосования с 1920-х годов стала армия. В закрытых от посторонних идей казармах было куда легче провести избирательную кампанию, а комиссары считали своим святым правом проверять бюллетень у каждого бойца.
Но к самому советскому из способов народного волеизъявления страна пришла уже в 1930-е годы, когда нерушимый блок коммунистов и беспартийных выдвигал одного кандидата на одну депутатскую вакансию. Причем делалось это по просьбам трудящихся, и трудящиеся открытым голосованием поддерживали кандидата на предвыборном собрании. Теперь уже вопрос стоял не о голосовании, а о явке. И от исполнения гражданского долга не могли уклониться ни больные, ни инвалиды, ни глубокие старики. Если их невозможно было доставить к урне, урну доставляли к ним.
Но даже и при такой системе особо ненавистным кандидатам не удавалось победить. Об этом, конечно, не писали в газетах, но во внутрипартийных документах именовали то недоработкой, то проявлением советской демократии.
Собственно, никаких выборов уже, по сути, не существовало. А первая же попытка реанимировать их привела, как водится, к плачевному результату. В правила выборов в Верховный совет СССР 1989 года включили выдвижение депутатов от общественных организаций, причем наибольшее число выдвигала КПСС. И это, казалось, должно было обеспечить ее представителям обычную руководящую роль. Но съезд народных депутатов перещеголял даже первую царскую Думу по накалу критики власти и в немалой степени способствовал краху КПСС и СССР.
Каждый раз, когда выборное дело пускалось на самотек, результаты оказывались удручающими. То больше всего голосов набирала ЛДПР. То Дума получалась совершенно неуправляемой. Ничего удивительного в этом нет. Вся сравнительно недолгая история русских выборов учит, что действующая власть побеждает на них, если превращает их в фикцию. Отсутствие привычки к демократии — вторая натура государства российского.
ПРИ СОДЕЙСТВИИ ИЗДАТЕЛЬСТВА ВАГРИУС "ВЛАСТЬ" ПРЕДСТАВЛЯЕТ СЕРИЮ ИСТОРИЧЕСКИХ МАТЕРИАЛОВ В РУБРИКЕ АРХИВ